Но ведь Олеа – их вождь, и он решил меня принять.
Стараясь, чтобы голос прозвучал доброжелательно, я сказала:
– Возможно, я недостойна такой чести, но Олеа всё же предоставил мне второй шанс.
Юноша прыснул, Тарина захлопала глазами, молодая женщина, прислонившаяся к стене, слегка усмехнулась, а черноволосая замерла, раскрыв рот, – так что мне стало неловко и я отвела взгляд.
– Нет, вы это слышали? – загремела девушка, придя в себя. – Ты кого из себя воображаешь, а, цыплячья грудка?
Цыплячья грудка? Если бы не Неллина муштра, я бы уставилась на черноволосую в самой неподобающей манере.
Краем глаза я заметила за окном свечение щита и едва не вздохнула от облегчения. Олеа скоро придет и вызволит меня.
Юноша похлопал черноволосую по плечу:
– Да ладно тебе. У девчушки и так нелегкий денек выдался.
Та бросила на него подозрительный взгляд.
– Чего это ты за нее заступаешься, а, Вэльд?
Он насмешливо поднял брови, но, ничего ей не ответив, повернулся ко мне:
– Это Ланда тебя так приветствует, не смущайся. А вообще тебя как звать-то?
Глядя, как лицо черноволосой пошло красными пятнами, я совсем расхотела называть свое имя. Но вместо меня вдруг заговорила Тарина:
– Тебя зовут Вира, правда же?
Все ошеломленно замерли, и я, чувствуя досаду, что Тарина не дала рассказать мне самой, поторопилась объяснить:
– Мы с Вирой Линд родились в один день, и родители решили назвать меня в ее честь.
Ланда хмуро на меня уставилась:
– И что, ты такая же сильная камневидица, как она?
– Нет, – выпалила я, – наоборот, слабая. Совсем.
Сказав это, я против воли покраснела.
– А… – с усмешкой протянула Ланда. Похоже, такой ответ ей понравился.
Дверь из коридора открылась, и в гостиную зашел Олеа. Плечи его поникли, выдавая усталость.
– Ну что, все уже познакомились? Отлично! Давайте тогда ужинать. Тарина, покажешь Вире, где у нас уборная – умыться с дороги?
Тарина тут же засуетилась и провела меня по коридору налево до самого конца.
– Будем ждать тебя в столовой.
Уборная была небольшой, но опрятной и, к моему огромному облегчению, с совершенно обычным замком. Правда, горячей воды не было. Пришлось умываться холодной, хоть это и отозвалось покалыванием на моих разгоряченных щеках.
Я нашла столовую без труда – по голосам, которые были отчетливо слышны даже в коридоре. Ланда всё еще бушевала:
– …Дар у ней слабый, а от любой другой работы переломится, вот увидите. Лишний рот и лишняя забота.
Кто-то ей ответил, похоже Олеа, но говорил он тихо. Чтобы никто не подумал, что я подслушиваю, я неловко застучала каблуками по деревянному полу и кашлянула перед тем, как открыть дверь.
При виде меня все замолчали. Столовая была примерно такого же размера, как гостиная, но имела более обжитой вид. Над длинным обеденным столом кто-то зажег в светильнике люминарии, которые, не в пример холодноватому свечению щита за окнами, бросали на всё уютное теплое сияние. По углам стояли буфеты, в которых выставили лучшую посуду. Стены с поблекшими обоями оживляло несколько натюрмортов и сельских пейзажей.
Справа, во главе стола, слегка ссутулившись, сидел Олеа. Было видно, что чувствовал он себя неловко, словно в любую минуту был готов уступить место законному хозяину. По правую руку от него расположилась Тарина, которая пыталась сидеть как приличествует молодой леди, но выходило у нее как-то неестественно. Слева от Олеа, спиной ко мне, откинулся на стуле Вэльд. Рядом с ним, уперевшись локтем в стол, вполоборота замерла Ланда. Молодая женщина, чье имя я так и не узнала, отсела от всех подальше, по диагонали от Ланды с Вэльдом, и внимательно смотрела на меня из-под полуопущенных ресниц.
Улыбнувшись, Олеа жестом пригласил меня сесть рядом с Тариной. Это место было прямо напротив Ланды, не пере стававшей сверлить меня взглядом, и Вэльда с его назойливым любопытством, но отказаться я не посмела.
После краткой молитвы Предкам все начали накладывать себе еду. На ужин приготовили запеченную речную рыбу, тонкие лепешки и какое-то неизвестное мне рагу, по вкусу похожее на грибное. Хотя соли в блюдах не хватало, а рыба была костистой, я проглотила всё с аппетитом и с удовольствием съела бы еще, но положить добавки не хватило духу – Ланда следила за каждым моим движением, а я помнила ее слова о лишнем рте. На десерт были травяной чай и вымоченные в воде сушеные ягоды кленовника, кисло-сладкие и тягучие.
– Вира, ты спишь?
Кто-то тронул меня за плечо, и я вздрогнула. На меня обеспокоенно смотрела Тарина. Видимо, буквально на пару мгновений я заснула – никто еще не успел встать из-за стола.
Олеа озабоченно посмотрел на меня.
– Тарина, пожалуйста, помоги Вире устроиться. Отведи в свободную спальню.
Ланда, словно дожидаясь подходящего момента, возмутилась:
– А как же чтение? Она что, пропустит? В первый же день?
Олеа чуть нахмурился:
– Именно потому, что сегодня первый день. Вире нужен отдых. Таково мое слово.
Ланда поджала губы и недовольно хмыкнула. Мне уже было всё равно, лишь бы добраться до свободной кровати.
Тарина помогла мне встать – у нее оказались удивительно сильные руки – и отвела меня на второй этаж, в самую дальнюю по коридору комнату справа. Сквозь плотно закрытые шторы едва пробивалось сияние светового щита. Люминарии в настенных светильниках освещали разномастную мебель, которой тут всё оказалось заставлено, так что к кровати пришлось протискиваться.
– Мы сюда перенесли всё ненужное. Потом разберем, чтобы тебе было удобнее, – сказала Тарина. – А постельное белье – какое есть.
– Спасибо большое.
Мне стоило большого труда не упасть на кровать прямо при Тарине. Та сочувственно улыбнулась:
– Отдыхай. Мы будем внизу, в кабинете. А так, если что, моя комната прямо напротив.
Едва она вышла, я повесила куртку на ближайший стул и стянула с себя ботинки и носки, морщась от боли и стараясь не присматриваться к натертым за день кровавым мозолям. Затем я сняла с кровати пыльное покрывало и, несколько раз чихнув, легла прямо на одеяло, а покрывало кинула на ноги. Я еще успела представить лицо Кинна, освещенное восходящим солнцем, а потом провалилась в сон.
Меня разбудили крики.
В диком ужасе я подскочила на кровати, не понимая, где я и что происходит. Щурясь от света люминариев, пару секунд я смотрела на нагромождение мебели перед собой, пока не вспомнила. Убежище Псов.
Пронзая сердце, крики раздались снова, и я сжалась от страха.
Злобные, исполненные ненависти. Нечеловеческие крики.
Не выдержав, как была, босая и без куртки, я выбежала из комнаты. В пустом коридоре ровно светили на стенах люминарии в светильниках, двери в другие комнаты были закрыты.
Где все? Неужели эти жуткие вопли их не разбудили?
В панике я бросилась к двери напротив и громко постучала:
– Тарина! Тарина!
– Она еще внизу.
Я обернулась на незнакомый голос. У лестницы, всё в том же черном платье, стояла молодая женщина и внимательно на меня смотрела.
– Еще внизу?
Женщина чуть усмехнулась – уголком губ.
– Мы только закончили чтение. Зачем тебе Тарина?
В ее взгляде сквозило нечто неприятное – какое-то холодное любопытство, совсем не похожее на откровенный интерес Вэльда и неприязненное внимание Ланды. Словно она изучала крошечное насекомое. Я хотела рассказать про крики, но тут поняла, что больше их не слышу, и засомневалась. Может, приснилось?
– Мне приснился кошмар, и я запаниковала.
Женщина сочувственно подняла брови, но взгляд ее остался бесстрастным.
– Я так и не представилась. Нери.
Сбитая с толку резкой сменой темы, я запнулась:
– А, приятно познакомиться.
Нери чуть склонила голову, словно говоря: «Я бы не была так уверена». У двери в соседнюю комнату она помедлила.
– Вряд ли Тарина поднимется в ближайшее время.
Недвусмысленно взглянув на мои босые ноги, Нери зашла к себе и закрыла дверь. Обескураженная, я вернулась в свою комнату и легла, прикрыв начавшие зябнуть ноги покрывалом.
Эта женщина, Нери, внушила мне больший трепет, чем все остальные вместе взятые, включая взрывную Ланду. Я отвернулась к стене, чтобы светильники не слепили.
И, словно дожидаясь, пока мое сердце не начнет биться ровнее, длинными иглами его снова пронзили кошмарные крики.
Я по привычке вцепилась в левое запястье, хотя это было бесполезно. Меня будто накрыло ледяной волной ужаса – ни вздохнуть, ни пошевелиться.
Многоголосые, они визжали, лаяли, вопили со всех сторон, исходя ненавистью.
Немного придя в себя, я закрылась покрывалом с головой и зажала уши. Попыталась сосредоточиться на своем дыхании, но тут же закашлялась от пыли. Мне оставалось лишь ждать, когда этот кошмар прекратится.
Но он всё не прекращался – эти невыносимые крики ввинчивались в уши и разрывали сердце, изгоняли мысли, оставляя лишь стылую пустоту.
И я провалилась в эту пустоту и падала долго-долго, а за мной неслись крики, пока на самом дне меня не встретила глухая тьма.
– Эй, Вира, просыпайся. Обед проспишь.
Со стоном я очнулась. Голова была неповоротливой, тяжелой, словно набитой толченым стеклом. Поморгав, я поняла, что комнату заливает солнечный свет, а рядом с кроватью стоит Тарина. Увидев, что я проснулась, она облегченно улыбнулась.
– Наконец-то. С утра добудиться не могу.
Я попыталась ответить, но из горла вырвался только хрип. Тарина неуверенно коснулась моего лба прохладной рукой.
– Ты не заболела?
Я медленно помотала головой. Если сейчас время обеда, то сколько же я проспала? Я не знаю, когда заснула. По ощущениям, пытка жуткими криками продолжалась целую вечность.
Крики!
Я села на кровати. Голова противно закружилась и заныла.
– Ночью… вы ничего не слышали?
Тарина в замешательстве заморгала.
– Например?
– Крики. Ужасные крики. Такие… нечеловеческие.