Она покачала головой.
– Нет, всё было спокойно. Может, ты слышала каких-нибудь птиц? Хотя нет, щит гасит все звуки… – Она умолкла. – Скорее всего, тебе просто что-то приснилось. Мне тоже было не по себе в первый день после изгнания, хотя я была… – Тарина оборвала себя на полуслове и, чуть замешкавшись, показала на серый и мятый, словно жеваный, сверток ткани. – Я принесла тебе платье и носки. У нас тут с одеждой негусто, так что… Еще я нагрела воды, как раз успеешь немного привести себя в порядок перед обедом.
– Спасибо тебе, Тарина.
Когда девушка ушла, я надела вчерашние носки и с трудом всунула натертые ноги в ботинки. Будь я дома, Рози еще с вечера устроила бы для меня горячую ванну. И мне бы не пришлось на дрожащих ногах спускаться в грязной одежде вниз, ковылять в ванную, мыться еле теплой водой и надевать чужое, чересчур свободное платье.
Я была в таком дурном настроении, что, не подумав, посмотрела в старое зеркало, висящее над раковиной. Отражение словно влепило мне пощечину.
Бледное от недосыпа лицо, темные круги под глазами, обгоревшие на солнце скулы, россыпь веснушек и – волосы. Неровно обкромсанные, торчащие во все стороны – сколько лет понадобится, чтобы они отросли как следует? Что бы Нелла сказала про это? Скорее всего, она бы только выгнула свои ухоженные брови и посмотрела так, что любому бы стало ясно: я – убожество.
Лучше вообще не подходить к зеркалу.
Обедала я в полном унынии. Смущенный взгляд Тарины, пристальное внимание Вэльда, злорадная ухмылка Ланды и даже холодное равнодушие, с которым Нери оглядела меня с ног до головы, – всё говорило о том, что остальные явно оценили серое кошмарное платье в сочетании с ужасной стрижкой. Только Олеа, кажется, не заметил в моем внешнем виде никаких перемен и всё так же тепло мне улыбнулся.
– Тарина говорит, тебе плохо спалось?
Чувствуя всеобщее внимание, я ограничилась простым кивком. Повторять свой вопрос про крики при всех мне никак не хотелось.
Олеа сочувственно вздохнул.
– Нам всем было тяжело поначалу. Со временем станет чуть легче.
Обед оказался более сытным, чем ужин, – рыбный суп с крапивой, маленькие запеченные луковицы, какая-то ка ша, салат из свежей зелени и лепешки. И всё же я не наелась. Пока я осторожно пила горячий чай с ярким ягодным вкусом, Олеа вдруг нарушил обеденную тишину:
– Вира, ты же пропустила завтрак, съешь еще пару лепешек.
Ланда что-то недовольно пробурчала, но я, покраснев, поблагодарила Олеа и взяла добавку. Увидел бы меня Гаэн – улыбнулся бы от умиления: по его мнению, мой аппетит всегда оставлял желать лучшего.
Да, Псам повезло, что у них такой вождь, который умеет заботиться о других.
После обеда Олеа проговорил обязанности каждого. С утра они с Вэльдом уже ходили искать камни, и сейчас сам он отправлялся на охоту, а Вэльд – на дежурство. Нери с Ландой, чья очередь сегодня была готовить завтрак и обед, могли немного отдохнуть, прежде чем заняться уборкой. Тарина должна была помыть посуду и приготовить ужин, а я – помогать ей по мере сил.
Под конец дня я едва не валилась с ног от усталости, но хуже всего было ощущение собственной беспомощности. От меня оказалось больше вреда, чем пользы. Тарине постоянно приходилось отвлекаться, чтобы показать мне, как надо и как не на до делать.
Руки мои пропитались травянистым запахом папоротника, верхушки которого мы рвали на рагу – то самое, с грибным вкусом. На левой руке появился порез от чашки, которую я случайно разбила, вытирая, а на правой красовался безобразный ожог – моя попытка помочь с тушением мяса, которое Олеа принес с охоты. Хотя до возведения щита оставалась всего пара минут, увидев ожог, Олеа выскочил из дома и вернулся с листочками подорожника. Боль немного отпустила, и я едва не расплакалась от благодарности.
После долгого ужина все, и я в том числе, отправились в кабинет. Мне стало легче от книжного запаха, который там царил. Книг было много – не только на стеллажах, но и на большом тяжеловесном столе, и даже на сдвинутых стульях. Олеа указал на них:
– Тоже от торговцев осталось. Видимо, посчитали, что не стоит тащить с собой.
Мы расселись на стульях, расставленных вокруг стола полукругом, Олеа взял какую-то книгу и сел в самый центр. Я непроизвольно вздрогнула, увидев, что у него в руках.
Книга Закона.
Олеа смущенно кашлянул и обратился ко мне:
– Сначала мы зачитываем Закон, потом обсуждаем и, если возникают вопросы, смотрим Толкования.
Прекрасно. Уроки Закона в конце бесконечного утомительного дня. О чем еще можно мечтать? Кажется, никого особо не вдохновляла такая перспектива, разве что Тарину, глаза которой буквально загорелись от предвкушения.
Я выдохнула и изобразила вежливое внимание.
Читал Олеа старательно, плавно. Но уже через десять минут слова в моем сознании начали путаться и сливаться. Испугавшись, что засыпаю, я незаметно коснулась ожога на руке. Мгновенная вспышка боли отрезвила меня.
Олеа читал, и читал, и читал. Убаюканная его размеренным голосом, я задремала.
Из дрёмы меня вырвал громкий крик.
Я подскочила на стуле, всполошив Тарину, сидевшую рядом. Олеа замолчал. Все смотрели на меня с недоумением, даже Нери подняла брови.
– Что, задрыхла? – с усмешкой спросила Ланда.
Раздался еще один вопль, пронзительный, злобный. Но никто даже не пошевелился.
Я онемела, чувствуя, как ужас сковывает меня.
Они не слышат. Они ничего не слышат.
Олеа заботливо спросил:
– Ты в порядке?
Я заставила себя кивнуть. Если никто этого не слышит, разве мне поверят?
Под нарастающие крики Олеа ровным голосом продолжил чтение.
До боли сжав левое запястье, я пыталась отгородиться от мерзких воплей, вытолкнуть их из своего сознания. И тут мне в голову пришла безумная мысль, отчего всё внутри похолодело. Это не могло быть правдой, но, похоже, было.
Я единственная слышала, как кричат Тени.
Глава 9
Едва дотерпев до конца чтения, я одной из первых вышла из кабинета, наскоро пожелав всем спокойной ночи. У себя в комнате я забралась на кровать и сжала голову руками, стараясь сосредоточиться на своих мыслях, а не слушать ужасные вопли.
Эти крики начались после заката, как и вчера. А когда мы с Кинном вышли из перехода – то, что я приняла за голос птицы, тоже было криком уходящих с рассветом Теней?.. Ни кто и никогда нам не рассказывал, что Тени могут кричать. Но я их слышала!
Но почему я их вдруг стала слышать?
Бездумно вцепившись в левое запястье, я нервно потерла кожу. Если бы только у меня был мамин браслет… И тут я замерла, ошеломленная новой мыслью.
А что, если это он защищал меня от криков? Браслет был со мной, сколько я себя помнила. Я знала, что он необычный, но дядя про количество хризалиев ничего не говорил, а для меня браслет в первую очередь был связью с мамой – каждой неровной бусины в свое время касались ее руки. «От каких дурных сновидений ваша матушка пыталась вас оградить?» – так спросил меня Утешитель Йенар. Может быть, потому-то мама и использовала так много хризалиев – чтобы я спокойно спала и не слышала криков Теней?
Но дома я же редко ложилась спать до заката… А в Башне Изгнания и вовсе ночевала без браслета – беспокойно, да, но в тишине. Да и откуда мама могла знать про крики, если никто их, судя по всему, не слышал?
В бессилии я застонала. У меня нет дара камневидения, зато я в отличие от всех остальных слышу крики Теней. Отлично. Просто прекрасно.
К моему длинному списку лжи и секретов добавился еще один пункт.
Следующие пять дней прошли для меня в сонном полузабытье и ощущении постоянной боли – всё тело ломило от физической нагрузки: ноги гудели, руки дрожали от перенапряжения, поясница ныла. Казалось, я вот-вот расползусь по швам, как старая тряпичная кукла. Мне требовалось всё самообладание, чтобы не упасть перед Олеа на колени, умоляя освободить от работы. А после той сцены, которую устроила Ланда, я и вовсе не могла этого сделать.
На третий день моего пребывания у Псов, после завтрака, к которому с огромным трудом меня разбудила Тарина, я помогала убирать со стола, когда в столовую влетела Ланда, злая, покрасневшая, с каким-то тряпьем в руках.
– Я что, личная служанка, что ли? – взвизгнула она, брызгая слюной, и бросила тряпки мне под ноги. Все потрясенно уставились на брошенное белье. Меня словно ударили, и я со звоном отправила на пол целый водопад из ложек, вилок и ножей.
Это была одежда, выданная мне перед изгнанием, которую накануне я оставила в ванной.
Взбешенная моим молчанием, Ланда заголосила:
– Я тебя спрашиваю, выдра сушеная, я, что ли, за тобой стирать должна, а? Ты какого в мою корзину для белья свое барахло кинула, а?
Мне стало жарко, и я покраснела до кончиков ушей. Уж лучше бы меня поглотили Тени – в жизни не испытывала такого стыда.
– Ланда, прекрати. – Олеа проговорил это спокойным тоном, но Ланда сразу же замолчала, прикусив губу. Олеа встал рядом со мной. – Вира просто перепутала. Конечно, она сама всё постирает.
В ответ я лишь кивнула, не поднимая головы и не решаясь ничего сказать. Я просто сложила грязное белье в ближайшую корзину, не думая о том, кто будет его стирать. Откуда мне было знать? Даже Рози не занималась стиркой сама, а отдавала вещи нашей прачке. Только вряд ли такое объяснение понравится Ланде.
Черноволосая, тяжело дыша, буркнула что-то неразборчивое и вышла из столовой, хлопнув напоследок дверью. Олеа утешительно погладил меня по плечу.
– Я принесу тебе горячей воды для стирки.
– Олеа, давай я! – вызвалась Тарина. – Я покажу Вире, где что.
Уже в ванной она искоса взглянула на меня:
– Как ты заметила, у Ланды не самый легкий характер. Она родилась на ферме и ненавидит, когда кто-то пытается показать, что она не из знатных.
– Я не пыталась ничего показать, – против воли вырвалось у меня. – К тому же нет ничего зазорного в том, чтобы родиться на ферме.