Кинн бросил на меня быстрый взгляд, в котором будто бы мелькнула неловкость.
– В свое время Зеннон забрал то, что ему не принадлежало. И родители должны были вернуть это в Альвион.
– О чем ты говоришь?
Кинн молчал так долго, что я подумала, он не ответит, но наконец произнес:
– Об эрендинах.
Несколько мгновений я смотрела на него, приоткрыв рот, в полной уверенности, что ослышалась. Потом в моей голове что-то щелкнуло:
– Не может быть… Это твои родители… украли эрендин?
Кинн кивнул.
– Но… как же…
В памяти неожиданно всплыли загадочные слова Утешителя Йенара, сказанные им в Башне Изгнания о родителях Кинна. Значит, Утешитель на это намекал? Он всё знал?
– Подожди… А что значит «Зеннон забрал то, что ему не принадлежало»? Ведь эрендины привезли в Хранилище зеннонской Гильдии камневидцев с островов, при чем тут Альвион?
Кинн, отвернувшись от моего растерянного взгляда, нахмурился, а потом вздохнул.
– Потому что вся эта история с островами – не более чем выдумка. Изначально камни хранились в Альвионе. Городские камневидцы работали над тем, чтобы пробудить их, но прежде, чем успели, камни были похищены и привезены в Зеннон. А потом, – он на мгновение замялся, – твой отец пробудил их, и в Зенноне скрыли правду, придумав историю про Хранилище.
– Нет! – Я тряхнула головой. – Нет… Как такое возможно?.. Это наверняка какое-то недоразумение…
Кинн тихо, но твердо проговорил:
– Я верю своим родителям. Верю, что им ни к чему было лгать мне. Особенно в такой момент.
Я смутилась.
– Я не говорю, что они солгали! Просто… – Мое сердце словно сковало льдом, и голос у меня задрожал: – Если это правда, тогда получается…
Тогда получается, что мой отец, известный зеннонский камневидец Эрен Линд, участвовал в этом невероятном обмане.
Мысль была какая-то неправильная, нелепая: разве мог отец, зная, что это краденые камни, всё равно пробудить их, а потом утаивать правду? Да еще и согласиться на то, чтобы камни назвали в его честь?
Голова у меня пошла кру́гом. А Кинн снова заговорил:
– Так получилось, что моя мама знала похитителя, именно поэтому ее и отправили следом, в Зеннон. Но она потратила долгие годы, чтобы выяснить, где прячут камни, – ведь правду о них тщательно скрывали. В это время она встретила моего отца, который к тому моменту овдовел и остался со мной на руках. Они поженились. Я… – он замялся, – я не помню свою родную маму. Когда отец женился второй раз, мне было всего полтора года. И для меня мамой стала его вторая жена. – Кинн немного помолчал. – Я так понимаю, мама хотела завершить миссию сама, но отец в последний момент решил ей помочь.
Несколько минут мы молчали. В голове у меня теснилось столько мыслей, что крики Теней почти стихли. Наконец я осторожно спросила:
– Как же им это удалось – покинуть Зеннон с камнем?
Кинн пожал плечами.
– Не знаю. Когда я проснулся на следующий день, родителей уже не было – они вышли с караваном из Зеннона ранним утром. Весь день я был как на иголках. А после обеда к нам нагрянули Каратели. – Его лицо помрачнело. – Они перевернули всё вверх дном. Допросили всех слуг, моего гувернера, потом меня. Спрашивали о родителях, об их работе в Музее, о том, где они остановятся в Альвионе. Но меня довольно быстро оставили в покое – решили, что ребенок не может знать ничего существенного.
Он хмуро улыбнулся, но улыбка его быстро погасла.
– А на следующий день стало известно, что тот караван поглотили Тени.
Меня обдало стылым ужасом. Тени взвыли пронзительно, остро.
Кинн слегка сгорбился.
– Мне было семь, но я до сих пор помню лицо, с каким он рассказал мне об этом.
Я едва слышно спросила:
– Кто?
Кинн ответил опустошенным голосом:
– Утешитель Йенар. Он принес свои соболезнования и объявил, что берет опекунство надо мной. Наш дом перешел в собственность города, а я переехал в дом Утешителя. Мне позволили взять с собой только карту – после того как убедились, что там нет никаких зашифрованных посланий. – Он закрыл глаза, голос его зазвучал тяжело, глухо: – Как я ненавидел тот дом. Его запахи, его звуки. Но больше всего я ненавидел своего опекуна. Единственное, что позволяло мне всё выдержать, – это моя тайна. Моя настоящая тайна.
Кинн посмотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде сверкнуло торжество.
– Каратели тщательно обыскали тот караван, но камня – эрендина – так и не нашли. Поэтому я не только верил, что мои родители живы, – я знал, где эрендин может быть на самом деле.
Я опешила.
– Ты знал? Откуда?
– Прощаясь со мной, отец сунул мне в руку записку. Когда родители ушли, я ее прочитал. В ней были координаты с припиской, что там будут эрендин и камни для светового щита. А в конце – «Запомни и сожги».
– Но… разве твои родители не собирались отнести камень в Альвион?
Кинн кивнул.
– Да, но, скорее всего, они знали, что за ними будет погоня, поэтому вряд ли намеревались плестись вместе с торговцами по Узорной дороге, где их легко можно было догнать. Я подслушал разговор Утешителя с Карателями: на месте гибели каравана нашли только сундуки с их вещами. Установить, были там родители, когда Тени прорвали щит, или нет, оказалось невозможно. Официально было объявлено, что мои родители погибли, но Утешитель подозревал, что им удалось скрыться вместе с эрендином.
Всё это звучало невероятно.
– А что с запиской? Зачем твой отец дал ее тебе? Ты же был всего лишь ребенком.
– Он сказал, что я всегда могу обратиться за помощью к дяде Нерту, его другу из Музея. Думаю, отец хотел, чтобы я рассказал о записке именно ему. Не знаю, какой у родителей был план; возможно, отец хотел так подстраховаться. Но в любом случае поговорить мне с дядей Нертом не удалось. Меня никуда не выпускали из дома и не давали общаться ни с кем посторонним, а потом я услышал, что дядю Нерта задержали и обвинили в намеренной порче музейных экспонатов. Он был… одним из первых, кого изгнали.
Кинн неподвижно уставился в противоположную стену. Тени вскричали с раздирающей душу злобой, и я сжала край накидки руками.
– А ты… ты не думал рассказать о записке кому-нибудь другому?
Он медленно покачал головой.
– Я лишился родителей, лишился дома… Я не знал, кому можно доверять, у кого просить совета. Все наши слуги, мой гувернер – Утешитель их всех уволил. Родственников в Зенноне у нас не было – моя родная мать была из Аира, а родня отца и его второй жены, те, кто остался, жили в Альвионе. А потом, когда скандал с эрендином набрал обороты и Зеннон прекратил общение с Альвионом, я вдруг в какой-то момент осознал: родители забрали эрендин, но на зеннонский световой щит это никак не повлияло – Зеннон спал всё так же спокойно. И я спросил себя: почему же Зеннон не отдал братскому городу один камень, если это ему ничего не стоило?
Я нахмурилась. А ведь правда, кража эрендина никак не сказалась на безопасности Зеннона…
Кинн сжал ладонь в кулак.
– Жадность. Думаю, всё дело в ней. Мало того, что Зеннон скрыл камни, – наверняка он просил за эрендин больше, чем Альвион мог себе позволить. Когда я это понял, дал себе слово, что ни за что не отдам камень тем, кто ставит деньги выше человеческих жизней. И тогда же решил, что сам заберу камень из тайника и отнесу в Альвион.
Ошеломленная словами Кинна, я молча посмотрела на него. Так вот ради какого дела он покинул Зеннон! Вот ради чего ему пришлось пройти через изгнание… Неожиданно для себя я спросила:
– Почему ты не взял меня с собой?
Кинн удивленно вскинул брови.
– Я не был уверен, что камни действительно в тайнике. А если бы их там не оказалось… – Он отвел взгляд. – И хорошо, что тебя со мной не было. Те координаты в записке указывали на Волчий лог – заброшенное местечко в Черном лесу. Раньше туда ездили охотники – там есть домик егеря и несколько гостевых. Но, как оказалось, пару лет назад Волчий лог облюбовали Волки, что весьма символично. Мне бы пришлось плохо, если бы не татуировка.
– Откуда она вообще у тебя? Ведь ты же не отступник.
Кинн чуть повернулся и коснулся левой рукой татуировки на шее, а в его глазах появился мрачный блеск.
– Это прощальный подарок моего опекуна. Он сам мне ее поставил.
В моё сознание вдруг пробились крики Теней, и я вздрогнула.
– Но как… Это же незаконно! Почему надзиратели его не остановили?
Кинн зло сощурился.
– Надзиратели в его руках. Он опасался только реакции Старших Служителей, даже заставил меня поднять ворот куртки, чтобы они не увидели.
– Но почему ты им ничего не сказал? Я уверена, Мать-Служительница послушала бы тебя!
На лице его заходили желваки.
– Я боялся, что он отыграется на тебе… Утешитель – опасный человек, Вира. Он позволил, чтобы тебя изгнали, – хотя наверняка мог это предотвратить, – потому что это было в его интересах. Он сделал мне татуировку, поскольку подозревал, что я знаю о Псах, и тем самым лишил меня возможности вернуться. Я не хотел, чтобы он лишил этой возможности и тебя.
Крики Теней зазвучали громче, и меня передернуло.
– Как же так?..
Кинн хрипло выдохнул.
– У зла много оттенков. Иногда его цвет – небесно-голубой.
После краткого молчания он неожиданно усмехнулся:
– Если б только он знал, какую услугу окажет этой татуировкой! Его бы разорвало от злости. А так я сказал Волкам, якобы Каратели подозревают, что Волки скрываются в Волчьем логе, поэтому туда и направился после изгнания. К своим. И Волки мне поверили. А мне не без трудностей, но удалось найти тайник.
Кинн вдруг сполз со своего помоста и, присев у моих ног, протянул черный мешочек, который всё это время держал в руке. На несколько секунд я ошеломленно замерла, чувствуя, как горят от его внезапной близости ноги. Как во сне, я взяла мешочек, случайно коснувшись пальцев Кинна, и меня словно пронзила молния.
– Посмотри.
Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди от его хрипловатого голоса, и я запоздало уставилась на мешочек в своей руке. Будто в легком похмелье, я развязала тугие завязки и вытряхнула содержимое на ладонь.