– Мама, прими эту книгу, – выпалил Мицуо и опустил глаза.
Со сцены ему казалось, что он сможет дерзко заявить маме о том, что он теперь писатель, но слова разбежались под ее суровым взглядом.
– История Мицуо вошла в шорт-лист, – за спиной Мицуо раздался голос Тайко, он потрепал его по голове. – А еще о ней написали в сборнике издательства. Критики высоко оценили его прозу.
Мицуо осторожно поднял глаза, дядя протянул тонкое издание. Мама журнал не взяла, но открыла книгу, пробежалась по строчкам и взглянула на рисунки. После она тяжело вздохнула и все же забрала протянутый сборник. Мицуо замер в ожидании, а дядя положил ему руку на плечо, за что он был ему благодарен. Нереальность происходящего выбивала почву из-под ног. Мама внимательно прочитала статью, будто это договор, и взглянула на Мицуо и Тайко. Ее глаза немного потеплели, а возле губ собрались морщинки:
– Зачем это представление, Тайко? – мама обратилась к дяде.
Неужели они снова ссорятся? Тогда все напрасно. Мицуо не мог этого допустить. Поэтому он выпалил:
– Это моя идея, мама. Дядя тут ни при чем!
Мама взглянула на книгу, а потом на журнал, что держала в руках:
– Сегодня не только ученики академии удивили меня, но и родные. Тайко, – она повернулась к дяде, – не сбежал и довел дело до конца, да и твои рисунки стали лучше. А ты, Мицуо…
Он поежился под пристальным маминым взглядом, но смело встретил его. Она вернула ему книгу.
– Наконец-то признался, что пишешь, и даже вышел за рамки школьных сочинений. Неужели ты и правда думал, что я не знаю о твоих способностях и тяге к литературе?
Мама покачала головой и улыбнулась, а Мицуо расслабился. Неужели он зря прятался и выдумывал обходные пути, чтобы привести маму сюда? Или она не стала устраивать скандалы на глазах у журналистов? Двое смотрели в их сторону, но пока не подходили.
– Сумика, знаешь… – Дядя замолчал, а затем низко поклонился. – Прости дурака, я не ведал, что творил, а тебе приходилось со всем разбираться. Если бы не смелость Мицуо, я бы никогда не пришел сюда, не нарисовал иллюстрации. Ты вырастила достойного сына!
Мицуо никогда не слышал от дяди таких слов, полных горечи и сожаления. Мама молча выслушала Тайко и даже не подошла к нему. Неужели мама все еще злилась? Даже члены литературного клуба простили его, хотя он их обманывал, они спасли Кэйтаси, хотя он их об этом не просил. Взрослые слишком гордые, чтобы простить ошибки, чем только ранят себя и окружающих.
– Мама! – Мицуо обратился к ней, он сжал книгу, словно она давала ему решимость. – Почему ты молчишь? Скажи хоть что-то! Я знаю, что дядя совершил много ошибок, но это не повод от него отворачиваться. Он доказал, что изменился. Поэтому я прошу вас поговорить! Хватить бежать от прошлого! Нужно жить настоящим!
Последние слова Мицуо прокричал, и сердце бешено забилось в груди. Теперь ему точно несдобровать, мама устроит разнос, а из литературного клуба придется уйти.
– Мицуо, не стоило. – Голос дяди звучал тихо и отстраненно, словно через тонкую перегородку сёдзи.
Мама прижала руку к лицу, и по щекам побежали дорожки из слез. Она тихо прошептала:
– Что мне с вами делать? – Она шагнула к ним навстречу.
Дядя Тайко подошел в ответ и протянул руку:
– Я вернулся домой, Сумика.
Мама покачала головой:
– Ты слишком долго блуждал в темноте! – Она обняла Тайко и Мицуо.
Их обступили журналисты. Пожилой мужчина узнал дядю и стал просить об интервью. Однако мама попросила их уйти, она позже с ними свяжется. Мицуо вдыхал аромат сигарет и краски, что перемешался с тонким запахом лаванды. Наверное, так и пахнет счастье.
Заместитель директора Унаяма Сакура вручила Айко кубок Летнего соревнования. Участников литературного клуба обступили журналисты, а также ученики. Они поздравляли их, кто-то спросил, набирают ли они участников. Вниз спустился куратор Оцука и попросил журналистов уйти, они его не послушали. Тогда Унаяма напомнила, что запрещено брать интервью у несовершеннолетних без согласия их родителей или опекунов. Журналистам пришлось отступить.
– Заменишь меня, Вице-президент? – Айко отдала кубок Кэйтаси. – Мне нужно встретить Сатоку, пока она не потерялась в школе.
Он молча кивнул и принял трофей, не задавая лишних вопросов. Она покинула сцену и обошла толпу журналистов. Айко хотела показать подруге академию, вместе заглянуть в лавочки других клубов и купить памятные сувениры. Ведь это ее последний триместр в академии Ёсано. Внезапно в толпе зрителей она заметила Мику, которая смотрела прямо на нее, а затем улыбнулась и одними губами произнесла: «Поздравляю». Айко остановилась и протерла глаза, но Мику не исчезла как наваждение.
Между ними прошла толпа юношей, когда они скрылись в коридоре, то Мику уже не было. Но вместо нее возле нижних трибун стояла мама в бордовом костюме. Она теребила ремешок черной сумочки и смотрела на сцену. Айко закусила нижнюю губу, а сердце предательски забилось. Неужели мама пришла на выступление ради нее? К ней подошел отец и положил руку на плечо. Айко отвернулась.
Вряд ли мама сама захотела, наверное, ее уговорил отец. Мимо прошла толпа журналистов, они заслонили маму. Айко решительно направилась к выходу из спортзала. Ей не хотелось видеться с ней, выслушивать упреки в том, что она недостаточно хороша для академии Ёсано. Теперь, когда они заняли первое место, то литературный клуб не закроют, а она найдет подработку в раменной, а потом поступит в школу Сатоки.
Около выхода из малого спортзала она услышала мамин оклик:
– Айко, подожди!
Она вздрогнула и обернулась. Мама шла в ее сторону, отчего бросало в жар. С тех пор как они поссорились, Айко не приходила домой, пользуясь Летним соревнованием как предлогом. Однако сердце сжалось от боли при виде изможденной мамы, кажется, она еще больше осунулась, а макияж больше не скрывал круги под глазами. Айко не смогла уйти, хотя сознание кричало о том, что мама ее предала, но все же она пришла сегодня в Ёсано.
– Привет, пап… и мам… – Нужно что-то еще сказать, но слова терялись в горле, и выходили сомнения и страхи.
Айко хотелось обнять маму, как в детстве, но обида еще бушевала в душе. Мама сложила руки на груди и сверлила ее зелеными глазами, а губы вытянулись в тонкую линию.
– И ради этого ты отказалась от участия в турнире? – От холодного тона хотелось скрыться.
И об этом она хотела поговорить? Айко насупилась и посмотрела на отца, он молча стоял рядом и не вмешивался, как всегда. Мама вскинула руку с часами и нахмурилась. Такой привычный жест означал, что маму ждали клиенты, а Айко лишь тратила ее время.
Айко подошла ближе к маме и схватила ее за руку:
– Зачем ты пришла? – Слезы щипали глаза. – Чтобы снова упрекать меня? Когда же ты поймешь, что я не готова к турниру? Мои стрелы не достигают цели. Мама, у меня боязнь мишени. Ты знала об этом?
Айко замолчала, щеки горели от обиды, а сердце громко стучало в груди. Мама молча выслушала ее, плечи опустились, а губы задрожали. Отец устало вздохнул и обратился к Айко:
– Айко, ты слишком строга к матери. Саки очень скучала по тебе. Не знаю, что между вами произошло, но, прошу вас, помиритесь. Мне больно видеть, как вы ссоритесь.
Мама так и не ответила на вопрос про боязнь мишени, как и не рассказала отцу, что заставляла Айко выступать в индивидуальных соревнованиях или уйти из литературного клуба. А знал ли отец, на что пошла мама, чтобы устроить Айко в Ёсано? Знал ли, что она, скорее всего, скрывает ее болезнь?
– Айко, прости меня… – прошептала мама, ее плечи дрожали. – У тебя и правда боязнь мишени, но Игути-сан сказал, что восстановительная терапия поможет. Я не хотела, чтобы ты переживала из-за болезни, а спокойно вернулась в кюдо.
Мама закрыла рот рукой, но по щекам уже побежали слезы. Айко затаила дыхание, а рукой сжала край кимоно. Мама и правда скрывала от нее болезнь, но лишь потому, чтобы ее защитить. «Боязнь мишени» – когда рука не может вовремя выпустить стрелу или страх мешает выйти на татами – загубил карьеры многим кюдока. Иногда болезнь получалось вылечить, иногда нет. Никто не знает, отчего это зависит. Папа обнял маму за плечи, она продолжала говорить сквозь рыдания:
– Мне так нравилось слышать твою песню тетивы. Я любила смотреть, как ты поднимаешь юми и выпускаешь стрелы. Потому что я тоже люблю кюдо. Всегда любила.
Айко не знала об этом и не задумывалась, почему мама всегда смотрела все выступления. Отец молча кивнул и отошел немного в сторону. В спортзале стоял гул от учеников, они до сих пор не разошлись, а обсуждали Летнее соревнование и осаждали членов литературного клуба.
Мама глубоко вздохнула и взяла Айко за руку:
– Раньше я занималась кюдо, учителя предрекали мне великое будущее. Я верила, что открою собственное кюдодзё и буду следовать пути лука. Однако в старшей школе фирма отца разорилась и мы продали дом. Я больше не могла ходить в клуб кюдо. Форма, юми, клубные взносы и дорога на соревнования – родители не могли себе этого позволить. И мне пришлось отказаться от мечты. В университете я вступила в клуб кюдо, но потеряла форму и не попала в команду, так и оставшись на скамейке запасных. Когда ты заинтересовалась кюдо, то я была счастлива. Поэтому решила сделать все, чтобы ты не бросила кюдо и стала чемпионом, как не стала я однажды.
Мама закрыла лицо руками, а плечи содрогались от беззвучного плача. Айко не догадывалась о мамином увлечении, в семейных альбомах не было фотографий с тех времен. Может, она их уничтожила, чтобы ни о чем не сожалеть. Айко хотелось поддержать маму, но обида еще звучала отголосками в голове.
Она сжала руку мамы:
– Почему ты отдалилась от меня, если знала о болезни?
Мама подняла заплаканное лицо и закусила губу:
– Я боялась, что ты узнаешь про боязнь мишени и не сможешь вернуться в кюдо, как это уже было с моими товарищами по клубу. Я не смогла им помочь и боялась тебе навредить, поэтому я доверилась Игути-сан, но ошиблась. Прости, что не была рядом.