– Ты – её отец! Хочешь быть паршивым отцом?
– Мне плевать, какой я отец. Я её больше не буду забирать.
– Я подам в суд!
– Будет решение суда – приходи. А до этого даже не звони мне. Платежи с пометкой «алименты» я делаю. В банковской выписке они есть. Так что суд не прикопается.
– Почему так мало? Ты должен зарабатывать больше!
– Это теперь моё дело, сколько я зарабатываю! Мы больше не семья!
Он бросил трубку. Это последнее решение насчёт дочки далось тяжело. Но ещё тяжелее было оставаться с ней каждые выходные и видеть, во что она превращается. И ощущать собственное бессилие. Битву за дочь Шмель проиграл. Как, впрочем, и за семью. Он решил зафиксировать убытки и двигаться дальше. Оставил квартиру бывшей жене при разводе, продал машину и первое время жил на эти деньги. Громадный шаг назад, но было приятно не плясать под дудку бывшей.
Саша вышел на лестничную клетку и позвонил в дверь Молчуна. Через минуту открыла его мама с Леной на руках.
– Здравствуйте, тётя Надь. Я сегодня в магазин заскочу. Что купить нужно?
– Саша, спасибо. Ничего не надо.
– Вы же знаете, что отказываться бесполезно. Мы с Колей всё равно не отстанем. Диктуйте.
– Лучше скажи, когда мой сын вернётся?
– Не знаю. Так и не удалось его найти. Диктуйте. Всё равно не уйду.
Шмель записал всё в телефон и вышел на улицу. Они с Колей делали, что могут, для дочери Молчуна, которую все вместе решили назвать в честь мамы.
Саша шёл на работу, помедленнее передвигая ноги. Теперь работа была, как это говорят, в шаговой доступности. Медленно и спокойно он дошёл до офиса, также медленно включил компьютер. Пока грузится – ушёл пить кофе. Раньше, на старой работе, он бы сразу полез разбирать новые заявки, выискивая из них самые срочные. Но то время прошло.
«Отбыть своё время от звонка до звонка, выдать заказов, сколько не в напряг, получить деньги в конце месяца. Вот его задача».
Молчун
Люди. Он шёл и думал о людях. Вот эти двое, что с ним. Шмель, похоже, всё ещё в форме. Только щурится, как крот. «И Бык не ноет. Достойный сынок олигарха. Исключение, каких мало. Но они есть. Везде, всегда и в любое время. Вернуть бы мою группу сюда. Дать второй шанс».
Лица проплывали в памяти. Тихий с протезом вместо ноги. Леший, чистящий СВД после очередного рейда. Меркулов улыбается, подняв руку в приветственном жесте. Радист с испуганным лицом. Вот и Алиев. Отец. Почти все сгинули. Он сопротивлялся, стараясь не подпустить последний образ, но знал, что это неизбежно. Лена. Стоит в дверях, готовясь выходить. Сейчас они закроются и всё. Больше он её не увидит.
«Нужно было остаться с ней тогда. И плевать на все эти устаревшие понятия, кто сколько должен зарабатывать. Мир изменился. Но я слишком тугой во всём, что сложнее убийства».
2017 год
Наркотики прекратили действовать восемь часов назад. Володя сразу провалился в сон часов на шесть. Проснувшись, проверил повязки и понял, что кровотечения нет. Идти после двухсуточной гонки было тяжело. Еле тёплая тушёнка, съеденная недавно, комком болталась в животе. Молчун не знал, что стало с остальной группой, и сейчас, без рации и какой – либо связи, выходил по компасу в сторону своих. Один шаг за раз, не быстро и не медленно. Он кучу раз бывал в походах и рейдах. Так привык протаптывать тропы в лесу и месить грязь ногами. Сегодня было особенно трудно. Суставы и мышцы как – будто заржавели. Помимо боли в ранах при движении, боль возникала ещё неожиданно, в разных местах по всему телу. Молчун знал – остановиться и снова начать двигаться будет сложнее. И больнее. Поэтому шёл вперёд, регулярно сверялся с компасом и терпел.
«Если уж терпишь – терпеть надо так, что перестал – только когда в обморок упал!» – вспомнил Володя слова отца.
«Терпение помогает нам дождаться нужного момента, чтобы переломить поединок и забрать бой себе! Умный боец умеет терпеть.» – так в своё время говорил тренер.
«Те, кто может терпеть неудобства и продолжать работать годами ради своей цели, всегда оказываются выше на социальной лестнице, чем те, кто этого не может» – один из его преподов в институте. Судя по тому, сколько терпел Молчун, он должен быть повыше.
«Война – это по большей части ожидание и терпение, нежели стрельба. Терпи и продолжай двигаться, когда твой враг отдыхает. Это – ключ к победе» – Десятников часто повторял эти слова.
Всё это крутилось у него в голове, и Молчун по – очереди повторял эти фразы про себя, как мантры. Пару часов спустя стало теплее. Тушёнка переварилась и перестала бултыхаться внутри. Позже он захотел есть. Всё сильнее и сильнее. Но Молчун знал – нужно потерпеть, и чувство голода станет приглушённым. Так и вышло. Потом стало холодно. Вокруг стремительно темнело. Наконец, он дошёл до реки, которую Тихий указал, как ориентир. Оставалось немного. Он брёл в темноте, по-походному держа пулемёт на плече. Вспоминал, как не раз бродил в составе группы такими же ночами. До чего странно было осознавать, что он теперь один. Как будет здорово, если группа уже вернулась.
Володя понимал, что хорошо выполнил задачу, хоть враг и пошёл за остальными, оставив его в той роще, шансы догнать его группу были минимальными.
Совсем стемнело. Вовремя вспомнив про дозоры, Молчун решил ждать до утра. Он влез в спальник и заснул коротким, неудобным сном. Но готовить нормальный ночлег было страшно – свои не видят в ПСН, друг это или враг. Оставалось потерпеть ещё чуть – чуть.
Подняв пулемёт над головой, с рассветом он выходил к собственным позициям.
– Стой на месте! – крикнули из окопа. К нему выбежал молодой солдат.
– Кто такой? Куда?
– Из группы Тихого. Вернулся в расположение.
– Жетон покажи.
Молчун показал. После этого солдат, исполняя роль конвойного, сопроводил его до окопа.
– Я его знаю. Это Молчун. Реально из группы Тихого. Расслабьтесь, парни. – только увидев его, сказал парень с нашивками сержанта.
Молчун сдал короба и чистил пулемёт. От дежурного он узнал, что группа до сих пор не вернулась. Нужно было потерпеть ещё чуток – дочистить пулемёт, пока не сдал в оружейку. Потом – санчасть и отдых. К нему подошли двое при оружии.
– Сдавай ствол. Тебя срочно к замполиту.
Местного замполита прозвали Толстяком. Очень высокий и крупный мужчина с умным взглядом, он сразу задал вопрос:
– Солдат, ты не думал, что будет, если твоя группа вернётся и всё станет известно?
– Что известно?
– Та лапша, что ты дежурному на уши повесил, со мной не прокатит. Ты сбежал, когда запахло жареным.
– Я прикрывал их. Потом выходил один по приказу командира группы.
По взгляду Молчун понял, что Толстяк не поверил. Видно, он не был глупым мужиком. Просто его так часто обманывали, что вера в людей совсем истратилась.
– Конвой! – в кабинет вошли те двое, кто привёл его сюда. – Этого в санчасть на перевязку. Потом – на губу. Десять дней пусть посидит. Если никто из его группы не объявится – будем решать, что делать.
После холодного леса в клетке было не так плохо. Молчуну, как раненому, обеспечили более – менее комфортные условия. В половине нарядов у него были знакомые, которые периодически снабжали книгами и чем-нибудь получше полевой кухни.
Стоя возле зеркала в туалете меж двух конвойных, Молчун сорвал пластырь на лице и взглянул на себя. Шрам проходил от носа к уху, кое – где изгибаясь. Хоть и говорили, что шрамы украшают мужчину – это был явно не тот случай.
На улице их ждал сюрприз – по плацу шли трое в окружении группы солдат – Меркулов, Тихий, которого поддерживали сразу двое, и Леший – того практически несли.
Молчун закричал:
– Тихий, они думают, что я чухнул от вас! Скажи, чтобы меня с губы выпустили!
Конвойные не спешили уводить Володю – им самим было интересно.
Тихий заметил Молчуна и кивнул. Его повели в санчасть.
– Живой! – как будто не веря, произнёс Меркулов.
– Как вы? Что с остальными?
– Нет больше группы. Пропали в том лесу. Ещё на один отряд нарвались. Только мы трое и ушли. Тихий в ногу ранен. Там плохо. С Лешим ещё хуже. Двое суток пёр его на себе! Они из санчасти не скоро выпишутся. Тебе, вижу, тоже досталось! – он многозначительно показал на перевязанную руку и лицо.
– С этим всё. Двухсотый. – сказал один из санитаров, пытаясь прощупать артерию Лешего.
– Как двухсотый? – Меркулов подскочил, тоже пытаясь прощупать пульс. – Драть вас всех налево! Только что живой был! Несите электрические штуки свои! Разряд там и всё такое! Ну, живо!
Меркулов убежал с санитарами, а Молчун вспомнил, при каких обстоятельствах им довелось познакомиться с Лешим. И недавний выстрел, спасший ему жизнь, тоже. «Интересно, почему он не нашёл себя на гражданке? Мог ведь устроиться в тот же ОМОН. В Уссурийске это престижно, наверное. Или он служил всё это время, и разорвал контракт, только чтобы попасть сюда?» Молчун чувствовал, что шанса спросить уже не представится.
Его освободили из-под стражи. Прибежал Меркулов и подтвердил опасения:
– Не смогли оживить Лешего. Слишком много крови потерял.
– Как Тихий?
– Режут чё-то там в ноге у него. Плохо.
– Нужно Лешего похоронить как следует. Отсюда цинки отправляют?
– Нет.
– Как его звали, кстати?
– Решетов. Толя Решетов. Пойду, спрошу у санитаров, где хоронить можно. Место сыщем – похороним.
Бык
Прошло пять дней с тех пор, как они приняли душ. Коля уже прилично подванивал. Как и остальные. Но на купание в реке никто не решался. Простудиться в диких условиях – это очень серьёзная проблема, как сказал Молчун. Однообразная еда надоела, но Коля не жаловался. Невероятная удача позволила ему остаться в живых. Бык всё время размышлял – мог ли он как – то отвратить от себя эту ситуацию? Что нужно было сделать для этого? Быть важным государственным функционером, или высокопоставленным силовиком? Он и представить себе не мог, что в очереди на ликвидацию. С чего? Отец был частью современной элиты и, так уж сложилось, он – тоже.