— А должны?
— Как сказать…
— Ты же сам недавно говорил, что все это чушь собачья.
— Говорить-то говорил, но…
— Что «но»?
— Знаешь, когда я оглядываюсь по сторонам, мне на ум сразу приходят кадры из фильмов, в которых городские жители попадают в общину к добродушным культистам, а те оказываются не такими уж милыми. Ты «Солнцестояние» смотрел?
— Это там, где чуваки отправляются в Швецию на праздник летнего солнцестояния и попадают в ловушку зловещего языческого культа?
— Ну да.
— Неимоверное занудство. Калька с «Плетеного человека».
— Это там, где Николас Кейдж, одетый в медвежью шкуру, метелил рандомных баб?
— Балда, я говорю про оригинальный фильм. А кино с Кейджем — ремейк. Жалкая подделка!
— Не смотрел.
— Обязательно глянь. Фильм — пушка!
— Непременно. Прямо сейчас поставлю на закачку…
Они немного помолчали.
— Жалко Пятака, — вырвалось у Луцыка.
— Да, хороший был парень. Смелый.
— А где его пестик?
— Там остался.
— Что ж вы так опрометчиво поступили?
— Вообще-то мы торопились. Ты умирал, надо было срочно везти тебя в Дарьяну.
Луцык замер, вопросительно уставился в потолок и перевел взгляд на Кабана:
— Вы же на повозке приехали?
— На повозке.
— На нашей повозке? Запряженной осликом Скороходом?
— Именно так.
— А почему ящеры его не загрызли?
— Хитрец успел смыться, а когда опасность миновала, он сам вернулся.
— Сообразительная скотина! Итак, подобьем бабки. Мы находимся в логове каких-то сектантов, у нас нет оружия… Ведь нету, я правильно понял?
— Совершенно верно.
— Но с другой стороны, они вроде дружелюбные ребята. Накормили, напоили…
— Баранов тоже хорошо кормят.
— Хочешь сказать, что они могут нас сожрать?
Кабан вздохнул.
— Они не едят мяса. Зато его может есть какое-нибудь их божество…
— Например, медведь Алеша, — вставил Луцык.
— … которому они намериваются принести нас в жертву, — произнеся это, Кабан вздрогнул.
— А ты эту видел… ну как ее… Веду-Милану?
— Настоятельницу? Видал. Натурально, ведьма. Бабка ростом метр с кепку, волосы белее снега, вся в морщинах, а голос как у Бабы-Яги из советских сказок. Я от одного ее вида, чуть в портки не наделал. В детстве я этой Бабы-Яги, как огня, боялся!
— Избушка, избушка встань ко мне передом, а к лесу задом, — скрипучим голосом спародировал Луцык.
— И немного наклонись! — вспомнил Кабан строчку из панк-оперы «Кащей Бессмертный» авторства Юрия «Хоя» Клинских.
Они синхронно захохотали.
Вволю поржав, выздоравливающий сделался серьезным:
— В общем, будем действовать по обстоятельствам. А пока не паникуем, держим уши и глаза открытыми.
— Слушаюсь, товарищ ээээ… — Кабан лукаво смерил взглядом друга. — К тебе как обращаться?
Луцык поправил тунику:
— Зови меня просто… Цезарь!
04. Фунт, «КиШ», Крот
Грохотнул выстрел. Остап схватился за грудь, громко охнул и, пошатнувшись, повалился на землю.
— Я же сказал, что в этот раз осечки не будет, — оскалил зубы Фунт.
Размеренным шагом он направился к поверженному Остапу.
— Смертельная битва, говоришь? — хмыкнул урка и заорал во всю глотку: — И кто теперь победитель⁈
Жители Алькатраса молчали.
— Я спрашиваю, кто победитель⁈ — голос мятежника был полон злости. — Кто, спрашиваю, победитель, а⁈
— Ты… ты… — раздались из укрытий голоса.
— Назовите мое имя!
— Фунт… Фунт…
— Громче, обезьяны!
— Фунт… Фунт… Фунт…
— Еще громче!
— Фунт! Фунт! Фунт! Фунт!
— То-то же.
Урка утер со лба пот и остановился у тела Остапа. Пнул его по ребрам носком сапога. Потом набрал полный рот слюны и презрительно плюнул.
— Не с тем ты связался, Остап, ой, не с тем, — покачал он головой.
И тут произошло неожиданное. Не подававший признаков жизни противник вдруг резко приподнялся, выкинул вперед руку с зажатой в ней катаной и пропорол лезвием шею Фунта. Кровь брызнула фонтаном. Раненый выронил пистолет и зажал ладонями поврежденное горло.
Остап поднялся с земли и постучал себя по груди. Раздался глухой звук, означавший, что у него под одеждой надет бронежилет.
— Ты совсем забыл про броник, дурачина.
— Сук… с… с… су… сука, — захрипел Фунт.
— Держи, вот тебе сувенир на долгую память, — режиссер кинул истекающему кровью урке сплющенную пулю.
— По… по… пошел к ч… ч… черт… к черту…
— Нет уж, это ты иди к нему, и передай, что тебя послал туда Остап.
В следующий миг лезвие катаны вошло прямо в сердце Фунта. Безвольной куклой он осел на землю и испустил дух.
К Остапу подошла Николь. Подобрала пистолет, прицелилась и выстрелила в голову трупу.
— Иногда они слишком быстро возвращаются к жизни, — пояснила она и уверенным шагом двинулась куда-то прочь.
— Ты куда? — спросил Остап.
— Нужно проделать еще несколько дырочек.
— А ты прям красавчик! — похвалила Николь.
— Это я в папу пошел. Он был вылитый Ален Делон, — не без гордости ответил Остап.
— Да я не об этом. Ты отлично сражался. Впрочем, задница у тебя тоже ничего.
Их обступили алькатрасовцы. Люди смотрели на победителя с нескрываемым восхищением. Но не так, как тогда, во «Втором дыхании». В тот раз все лезли к нему обниматься да ручкаться, а сейчас явно побаивались приближаться, держали дистанцию.
— Вот видишь, случилось то, о чем я тебе говорила. Теперь ты не просто чемпион, одержавший победу на ринге, ты — воин-победитель, — нежно шепнула ему на ухо Николь.
Остапа прямо-таки распирало от гордости. Заметив это, девушка с железными кулаками отвела его в сторонку и сказала:
— Ишь, надулся, как индюк!
— Ничего я не надувался.
— Мне можешь сказки не рассказывать. Лучше прикажи им, — Николь указала взглядом на собравшихся, — чтобы навели тут порядок. И скажи им, чтобы оружие собрали.
— Мне? Приказывать?
— Ну не мне же! После смерти Шрама и Гривы ты стал вторым человеком в Алькатрасе. Так что твое слово сейчас — закон.
— А первый кто? Крот?
— Нет, знаешь, я! Конечно, Крот!
— С чего ты так решила?
— Потому что я живу здесь уже лет десять и знаю, как все работает, болван.
— Не называй меня так.
— Как?
— Болваном.
— Как хочу, так и называю.
— Попрошу соблюдать субординацию. Я же второй человек в Алькатрасе, ты что, забыла?
Она хихикнула:
— Люблю мужчин с хорошим чувством юмора.
Остап посмотрел наверх. Там тонкое серое облачко пересекало диск солнца, что напомнило ему кадр из шокирующей короткометражки Бунюэля «Андалузский пес».
— Никак не могу к этому привыкнуть, — сказал он.
— К чему? — спросила Николь.
— В последние дни время словно бы взбесилось. Скачет галопом, только поспевай. А я уже не мальчик.
— Год такой.
— Високосный?
— Нет, просто хреновый.
Облако тем временем словно растворилось или сгорело.
— И что мне теперь делать?
Николь склонила голову набок:
— Если хочешь свалить отсюда, сейчас самое время.
— Куда свалить?
— К своим в Маяковку. У тебя же там друзья остались. Ведь так?
— Ну да… А откуда ты знаешь?
— Да слышала тут кое-что кое-где.
— А есть другие варианты?
— Конечно. Остаться здесь. Только для этого тебе надо завалить Крота.
— Ого! Никак в Алькатрасе стало на одного мятежника больше.
— Я — реалистка, и хочу тебе помочь. А реалии таковы: либо ты делаешь ноги, либо убиваешь Крота. После смерти Гривы и Шрама ты стал его конкурентом, и пахану будет проще, если тебя не станет на этом свете.
— А если бы его псы остались в живых?
— Тогда, наверное, Крот сделал бы тебя своей правой рукой. Хотя я не знаю, у этого старикашки уже давно тараканы из ушей лезут. Так что выбирай: или ты, или он.
— А меня за это не линчуют?
— Могут. Но если ты ничего не предпримешь в ближайшее время, то тебе точно хана.
Остап внимательно посмотрел на Николь.
— А почему ты мне помогаешь?
— Ты мне нравишься, — просто ответила она.
Решимость, исходившая от девушки, была почти осязаемой. А ее сияющие глаза, полные отваги, завораживали.
Остап поймал себя на мысли, что снова вляпался в какую-то скверную историю. Как тогда с Фунтом. А следующая мысль просто взорвала мозг. Ему все это было по душе! Адреналин, чувство опасности и, главное, ощущение победы!
Симпатия к Николь была взаимной. Дерзкая костлявая девица с железными кулаками и змеиным жалом вместо языка пробудила в режиссерском сердце удивительную нежность и пылкую страсть. И в то же время он немного побаивался ее.
— А ты, — он замялся, — хочешь, чтобы я ушел?
— А ты как думаешь?
— Ну я… — он не успел договорить — губы девушки слились с губами Остапа, теплые руки обняли его шею.
Остап зашел в дом пахана, держа в руках мешок с пушками.
— Явился — не запылился, — сказал слепой и шмыгнул носом. — С чем пожаловал?
— Оружие принес, — буркнул визитер и поставил пакет на пол.
— Это я понял. Чую запах пороха и еще чего-то… крови…
— Так ведь стреляли.
— Ясно, что не семечки лузгали. Много трупов?
— Много.
Крот провел пальцами по дужкам черных очков:
— Грива и Шрам, они что… тоже?
— Погибли.
— А мятежники?
— Жарятся в аду.
Ранее невозмутимый и острый на словцо, пахан явно нервничал, ерзая на стуле.
«Что, гаденыш, очко взыграло?» — радостно подумал Остап.
Нет, он не собирался убивать Крота сразу. Николь сказала, что лучше будет, если смерть произойдет по естественным причинам. Пахан обладал большим авторитетом среди алькатрасовцев, так что народного гнева нужно было избежать. План же ее был прост: Остапу нужно украсть у Крота пузырек с пилюлями. Без них он не протянет и дня. На вопрос о том, что они станут делать после кончины Крота, заговорщица кратко сообщила: «Положись на меня, я что-нибудь придумаю». Конечно, план выглядел так себе, но события недавних дней четко показали, что планировать что-то на Карфагене бесполезно.