У меня ничего нет. Я тебе все сказала. Пусть горькая, но правда! — опустила голову женщина.
Вот и живи с этой правдой. Я в нее не хочу ни с тобой, ни сама!
Катька! Ты ж моя дочь!
И что с того? Когда ты искала, высматривала меня во дворе, почему не зашла к соседям? Они тебе многое рассказали бы. Ты и сегодня живешь в несчастных, хуже нас бомжей. Все плачешься на бабью слабость. А когда в тебе человек проснется? Пусть подлый, но живучий? Ведь мать ты! Да толку от того? Родив, на ноги поставить не сумела, не растила! Да разве это мать? Я сколько раз могла сдохнуть. Ты и в том отца бы одного винила. Но не себя! Тебе удобно оставаться такой Вот и живи! Я ни при чем в твоих бедах. И не пойду к тебе!
Катя! Мы что-нибудь придумаем!
Что? — усмехнулась девчонка недоверчиво.
Надо попробовать отсудить у отца квартиру! Хотя бы одну комнату для нас с тобой!
Не выйдет! Ты пыталась урыть его! И он, конечно, давно выписал тебя! Обратно никто не пропишет! Да и не с этого надо начинать. С работы. Ведь ты даже не пыталась восстановиться!
Сколько раз! Но отказали!
Тогда надо искать другое!
Пыталась! Желающих полно, работы мало. Да и что оправдываюсь перед тобой, будто в чем-то виновата? Я хоть как-то живу! Другие либо спились, либо посдыхали давно.
Дурное дело не хитрое. Нашла чем гоношиться! Жива! И что с того? Меня нашла! Верней сказать — нашли меня тебе! Сама так даже не узнала б, — обидчиво поджала Катька губы.
Выходит, не хочешь ко мне?
Нет! Не пойду! — ответила резко.
А мне к тебе тоже не надо приходить? — дрогнул голос женщины.
Не стоит!
Почему?
Не надо дергать кишки друг другу. Не только у тебя, у меня тоже память имеется. Иногда болит… Не добавляй. Оставим все как было. Мы не сможем жить вместе. И чем скорей расскочимся, тем лучше, — отвернулась девчонка к окну.
Тихо, почти неслышно открылась дверь. Женщина вышла из дома, не прощаясь. Не оглянулась вслед ей Катька, не окликнула, не попыталась удержать.
Катька стояла, вцепившись в подоконник, напрягшись пружиной. Ей было очень больно, но плакать нельзя. Она приказала себе сдержаться, и ей удалось.
Катька! Зачем тетку выгнала. Она так плакала по дороге. Даже земли не видела! Лучше б ты ее у нас оставила. Картоху варила б, в доме мела! — жалел Любу Димка.
С этим и без нее справимся! — оборвала Жестко и, увидев что принесли мальчишки, звонко рассмеялась.
Ночной горшок для Шурки они подобрали на помойке. Отмыли его и несли бережно как хрустальную вазу, боясь уронить.
Чего рыгочешь? — удивился Женька.
Через весь город тащили! Хоть бы в сумку положили! Вот дурье! Шурка уже спокойно за дом бегает! Раньше надо было!
Там простывает. Теперь не надо ей мерзнуть. В доме свои дела справит!
А вонь? Чем дышать станете?
Не сдохнем. Зато Шурка болеть не будет! — гордился Женька трофеем.
Мы и тебе обнову принесли! Глянь, какие галоши! Совсем новые! Когда грязь будет, ноги не замажешь. В них и во дворе подмести и пол помыть можно. И еще! Гля, какой гребешок. Почти что целый! Одного зуба не хватает, другие — на месте. А красивый какой! Носи его! И еще Зинке кофту нашли. В ней даже карманы есть. Грязная малость, но это ничего. Помыть можно.
Бутылок сегодня мало набросали. Всего на три буханки хлеба, — виновато шмыгнул носом Димка.
А на мороженое сколько отдали? — прищурилась девчонка, зная слабину пацанят.
Всего по стаканчику! — опередил брата Женька и опустил голову, чтобы не встретиться взглядом с Катькой. Она, так считали оба, насквозь их видела.
Ну и брехун! Не по одному, по три влупили.
Не-е! По два! — вытер нос Димка.
Завтра надо побольше хлеба взять. Потому только по стаканчику мороженого сожрете! Поняли? Итак все рукава в соплях. Мороженое — не жратва! Я завтра на центральный базар возникну. Конфет вам принесу на воскресенье. Может халвы стызжу. Как повезет. Но и вы ушами не хлопайте. За целый день всего три буханки хлеба! Этого на всех не хватит, — бережно бранила ребят Катька, злясь на саму себя, что у нее целый день потерян, прошел впустую.
Зинка с Шуркой принесли полную сумку булок, пирожков и пончиков. Три кармана мелочи и почти двести рублей бумажными деньгами. Они были очень довольны сегодняшним днем.
Шурка, увидев ночной горшок, долго не могла понять, что это такое. И пока все считали деньги, малышка примеряла горшок на голову.
В него какать будешь! — оглянулся Женька.
Шурка тут же решила испытать и провалилась. Ее стали вытаскивать, а малышке понравилось быть в центре внимания. Она ухватилась за края, пыхтела, тужилась до стона, не хотела вылезать из горшка.
Когда ее вытряхнули, она спела частушку, услышанную от уборщицы магазина, упавшей на ящики: «Милый Вася, я снеслася У кадушки безо дна. Милый Вася, дай мне ручку, Я не вылезу одна…»
Ребятня забыла о недавней гостье. Делясь впечатлениями о минувшем дне, каждый говорил о своем, наболевшем.
А нас с Шуркой опять тот дяхон надыбал. Целый кулек конфет отвалил. Во, прикольный! И все следом за нами ходил. Шурку на руки брал. Все жалел, — рассказывала Зинка.
Да! И называл меня куколкой! Чудом! Красавицей!Пирожное купил и заставил сожрать. И все спрашивал про папку с мамкой! — напомнила малышка.
Что ты ответила этому козлу? — спросила Катька, насторожившись.
Всю правду, что Зинка — мама, а ты — папа! Он сразу спросил, где живем? Я сказала, что далеко. И у нас есть свой дом большущий пребольшущий. И если он к нам придет, то его Голдберг укусит за самую жопу, но в дом не пустит, потому что не любит чужих. И что его прогонют Женька с Димкой. Они самые сильные. Умеют дрова рубить, воду носить и на хлеб зарабатывают. А еще они со мной играют в прятушки.
А что он тебе еще говорил?
Что собак не боится, а люди его любят и понимают. Он обещался прийти к тебе. Сказал, поговорить хочет, но про чего — молчал…
Поговорить? Понятно! Тебя просить будет. Только не обломится козлу. Никому тебя не отдадим! Ты всегда с нами будешь жить! Правда? — погладила девчонку. Та поспешно закивала головой.
Следи, чтоб не украли у нас Шурку! — повернулась Катька к Зинке и добавила, помрачнев: Неспроста тот падла присматривается! Не приведись, уволокет малышку! Я сама с тебя голову сниму. Своей шкурой за нее отвечаешь! Не позволяй чужим брать на руки, кормить и разговаривать с нею! Может, прохвост какой? Или извращенец? А может из тех, кто продает детей за границу иль в больницы на запчасти. Теперь много всяких развелось…
Зинка от услышанного задрожала осиновым листом и на ночь положила Шурку к стенке. Сама с краю легла, но не спалось. Сказанное Катькой посеяло ужас. Зинка даже среди ночи просыпалась и ощупывала, на месте ли Шурка? Не украли ль ее из-под бока?
Мальчишки тоже поделились, что теперь у них на кладбище завелся свой помощник. Бутылки для них собирает заранее, к их приходу.
Вот это да! Мертвяка заклеили! — рассмеялась
Катька.
И вовсе не дохляк! Он всамделишний! Настоящий сторож! — обиделся Димка.
Всамделишный не отдаст бутылки. Себе принычит. Все жрать хотят. И знают, что бутылки можно сдать за «бабки». А на них дышать можно! И только мертвякам башли без нужды! — спорила Катька.
Он на получку дышит. Она хоть и маленькая, одному хватает. Он вовсе старый. У него жизнь вся побитая как песья харя! Он даже в тюрьме был. На самой Колыме! Во! Говорил, что полжизни там схоронил. Ни за хрен собачий. А когда все просидел, ему брякнули, что он неправильно там был. И отпустили. Но у него никого не осталось из родни. Только своя душа и та на подтяжках держится. Ему уже ничего не надо. Вот если б не Колыма, то у него теперь были бы внуки такие как мы с Димкой! — рассказывал Женька.
А еще он нас звал к себе! Если твоя мать нас прогонит и жить станет вовсе негде, он нас к себе возьмет насовсем. И будет смотреть как внучат. Даже в школу нас отправит. Как своих, — выпалил Димка.
Никто вас не прогонит. Будем жить вместе. И не надо вам к старику. Он тоже не без хитрости. Заставит вас и бутылки сдавать, и за могилами смотреть, и побираться на похоронах. Обещать сладкое все умеют. Но от чего жизнь гадкая? Я своей матери не поверила. Не пошла жить к ней, а вы с чужим лопухи развесили. С чего бы это? По городу бездомных прорва. Он с чего вам прислуживает? Просто так? Дарма? Держи карман шире. В кодле Чирия один пацан вот также доверился. Его через неделю еле откачали. Всю жопу порвал ему пидер, а сам ласты сделал. До сих пор не нашли. Пацан калекой так и остался. У него говно не держится. Враз в штаны! От того, что прямая кишка больная. Вот и этот клеится к вам неспроста. На Колыме полжизни был! Там хорошему не научат! Что ж себе бабку не заимел, если путевый? Да потому что в тюрьме от баб отвык. Там мужики мужиков тянули. А лидеры особо любят маленьких мальчишек! Вот он и ластится к вам! Дурных нашел! Приманивает. Как попадете к нему в дом, всю жопу вместе с кишками наизнанку вывернет!
Он вовсе старый! Такому ничего не надо! — засомневался Димка.
А зачем вы нужны? Чего старуху с детьми не взял? Потому что пидер! — настаивала Катька.
Слышь, Женька! Я больше не возникну к нему! — стучали от страха зубы Димки, он с головой залез под одеяло. Ему казалось, что кладбищенский сторож подошел к дому и теперь заглядывает в окно. Димка
дрожал, жался к Женьке. Того тоже бил озноб, но он не признавался.
И только Катька не рассказала, почему прогнала мать и не пошла за нею, не согласилась жить вместе. Правда, ее о том не решились больше спрашивать. И девчонка сама перелистнула в памяти весь разговор с матерью.
«Верняк! Так и надо было! — сказала сама себе, но от чего-то предательски лились изглазслезы. — Другим фартит. Обламываются им кайфовые предки. Башляют своим детям. Держут путево. А мне не повезло: понос, не баба в матери далась…». «Зато не била б, не ругалась, жалела б», — говорил другой внутренний голос. Его Катька душила, как могла.