(по коллекции, в которой он находится). Оксиринхский фрагмент был обнаружен в начале XX в. и опубликован в 1908 г. Он представляет собой листок, исписанный с двух сторон мелкими буквами: очевидно, он был своего рода амулетом. В начале фрагмента Иисус, по-видимому, предостерегал учеников от коварства, которое может привести их к гибели. Основная часть сохранившегося отрывка — столкновение Иисуса со жрецом Леви в Иерусалимском храме (в греческом тексте — архиереем, что не обязательно означает «первосвященник», но кто-то из главных священнослужителей), о котором мы рассказывали выше. По жанру и основной направленности отрывок близок к традиции, лежащей в основе трех первых новозаветных Евангелий. Однако сюжет этого отрывка самостоятелен — в каноне нет эпизодов, связанных с очищением при входе в Храм.
Оксиринхский фрагмент ученые пытались идентифицировать с разными евангелиями: евреев, египтян, назареев, Евангелием от Петра, но вопрос остается открытым. Главная идея, выраженная в описании столкновения Иисуса с фарисеем-жрецом, — отрицание формальной обрядности (сочетание жреца и фарисея в одном лице, с исторической точки зрения, необычное, но понятное в контексте конфликтов Иисуса и его сторонников как с фарисеями, так и со жречеством). При этом противопоставление фарисея, омывшегося в стоячей воде, Иисусу и его ученикам, омывшимся в «живой воде» веры, сделано гораздо более остро, чем в споре по поводу немытых рук в Евангелии от Марка (7: 1–8). Интересен образный строй отрывка — Иисус говорит о собаках и свиньях — вряд ли свиньи могли быть в Иерусалиме (иудеи не ели свинины): скорее всего, это предельно резкое определение ритуальной и физической нечистоты, которое могло относиться к духовно «нечистым» людям: они не только не очищались, купаясь в стоячей воде, но оскверняли ее. Египетским же христианам этот образ был достаточно понятен, так как жившие там греки (как и в других местах своего обитания) разводили свиней. В каноне Иисус в ответ на обвинения упрекает фарисеев в лицемерии, ибо они чтут предание, а не Священное Писание. Папирусный же отрывок обрывается на грозных словах, предрекающих погибель тем, кто не примет очищения духовного — во всяком случае, таков должен быть смысл последней фразы (перевод см. в Приложении). Время возникновения этого евангелия, созданного в русле новозаветной традиции, вероятно, II век. Его содержание указывает на то, что традиция (устная?) не была достаточно устойчивой и позволяла создавать различные варианты не только учения Иисуса, но и эпизодов его деяний.
Еще один отрывок из так называемого евангелия Эджертона (по месту хранения) также обнаружен на листочках папируса. Несколько фрагментов было найдено в 1934 г. и в следующем году опубликовано[63]. Их издатель Белл полагал, что сам текст на листочках записан во второй половине II в., а евангелие, к которому они относятся, было написано в первой четверти II в., во всяком случае, до 150 г.[64] Он считал также, что отрывки написаны с использованием традиции Евангелия от Иоанна, а также той, которая может быть прослежена в Евангелии от Луки, с привлечением каких-то других источников, в том числе устных рассказов. При этом Белл решительно возражал против мнения теологов, которые считали, что папирусные фрагменты составлены просто на основе компиляции из четырех новозаветных Евангелий[65]. Многие современные исследователи считают отрывки на папирусе Эджертона независимыми от текста новозаветных писаний; язык и словоупотребление во фрагментах не похожи на авторов первых трех Евангелий, а традиция, общая с Евангелием от Иоанна, менее разработана, чем в каноне, что дает возможность предположить более раннюю дату — по сравнению с Евангелием от Иоанна — создания писания, отрывки которого сохранились на папирусе. Первоначальный текст, возможно, был записан в палестино-сирийском регионе во второй половине I в., примерно тогда же, когда и другие повествовательные евангелия[66], однако характерно, что он почитался и переписывался в Египте наряду с другими неканоническими евангелиями и после распространения писаний Нового Завета, т. е. входил в число почитаемых там священных текстов.
Папирус Эджертона отражает время, когда среди христиан уже сложились отдельные блоки традиции (на основе устной передачи) — речения Иисуса, притчи, рассказы о Его земной жизни и воскресении, но эти блоки при создании писаных текстов варьировались в соответствии с пониманием и выбором каждого автора.
Отрывок (перевод его см. в Приложении) начинается с фрагментов, из которых явствует, что Иисуса обвиняли в нарушении установлений иудейского Закона. Затем идет рассказ о том, что Иисуса как вероотступника решили забросать камнями, но Он ускользает из рук «правителей» (речь, разумеется, идет не о римлянах, но о «руководителях» народа, т. е. старейшинах, жрецах). Именно в этих эпизодах можно увидеть аналогию с Евангелием от Иоанна (например, 7: 30: «…Никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его»). Различно с Новым Заветом трактуется вопрос о подати императору (кесарю). Прежде всего вопрос касается не конкретно подати, которую наложили на иудеев римляне (как в первых трех канонических евангелиях), а отношения к государственной власти вообще — следует ли давать то, что установлено властью царей? Иисус не дает конкретного ответа, а упрекает в лицемерии и коварстве спрашивающих. В папирусном варианте этого эпизода ощущается то противопоставление мира земного Царству Божьему, наступления которого так ждали христиане. Вопрос «платить или не платить подать?» был для создателей этого евангелия несуществен, поскольку они ждали скорейшего конца света со всеми его атрибутами, включая власть, деньги и т. п. Не исключено, что на формулировку ответа Иисуса повлияло восприятие египетских гностиков-христиан, считавших самым главным духовное единение с Богом, а не земные поступки.
Последний отрывок Евангелия Эджертона весьма фрагментарен. Можно только догадываться, что в нем речь идет о каком-то чуде, сотворенном Иисусом на берегу Иордана, которое раскрывает смысл вопроса, заданного Иисусом ученикам (сам вопрос не сохранился, только слова, что ученики были в недоумении от этого вопроса). Чудо это, по-видимому, должно было символизировать истинную веру, зерна которой дадут обильные плоды. Было сделано много попыток реконструировать этот текст, но ни одна не получила сколько-нибудь широкого признания.
Еще один фрагмент евангелия, до сих пор вызывающего споры исследователей и богословов, был обнаружен в Египте в могиле средневекового монаха в 1886 г. Там же находились Апокалипсис Петра и Книга Еноха. Сама рукопись на пергамене относится примерно к VIII–IX вв., но язык и стиль фрагмента евангелия указывают на принадлежность его к раннехристианской литературе. Возможно, тексты были положены в могилу монаха как своеобразные амулеты, а может быть, египетский монах не разделял позиций ортодоксальной Церкви в отношении апокрифов и завещал положить вместе с собой в могилу драгоценные для него тексты, связанные с именем столь почитаемого апостола, каким был Петр, один из ближайших учеников Иисуса.
Найденный отрывок, посвященный суду, распятию и воскресению Иисуса (см. Приложение), начинается с середины фразы и обрывается фактически на полуслове. Однако переписчик не знал более того, что сохранилось на пергаменном фрагменте: перед обрывком первой фразы и после неоконченной последней нарисован орнамент из сплетенных лент и крестов. По-видимому, даже небольшой отрывок был дорог верующему монаху и его предшественникам, и они не просто сохранили и переписали часть евангельского текста, но и украсили его орнаментом со священными символами.
Отождествление найденного фрагмента с Евангелием от Петра сделано на основании того, что повествование шло от первого лица, и автор называет себя Симон Петр. Это евангелие упоминает христианский писатель Ориген, живший на рубеже II–III вв., в «Комментариях на Евангелие от Матфея», а также Евсевий Кесарийский в «Церковной истории». Ориген, обсуждая проблему братьев Иисуса, которые упомянуты в Евангелиях от Марка и от Матфея (Мк. 6: 3; Мф. 13: 55), писал, что представление о братьях как о сыновьях Иосифа от первого брака восходит к Евангелию от Петра и «Книге Иакова о рождении Марии»[67]. Ориген поддерживает это объяснение, признавая тем самым свидетельство, содержавшееся в Евангелии от Петра. Более подробно об этом евангелии рассказано в «Церковной истории» Евсевия (VI, 12, 2–6). Он пишет, что Серапион, епископ в Киликии, руководивший также христианской общиной в Сирии (около 200 г.), обнаружил, что верующие этой общины пользуются Евангелием от Петра. Сначала епископ разрешил им читать это евангелие, но затем внимательно ознакомился с текстом и направил христианам своей округи специальное послание, запрещающее чтение евангелия. Причина запрета, по словам Серапиона, заключалась в том, что этим евангелием пользовались докеты, «преемники тех, от кого они ведут начало». Слово «докеты» происходит от греческого слова докео — казаться; так называли неортодоксальную группу христиан, которая отрицала человеческую природу Иисуса Христа, считая, что пребывание Его на земле было лишь кажущимся, нереальным. Учение докетов, близкое гностическим группам, существовало в Сирии во II веке. Осуждая докетов, повлиявших на Евангелие от Петра, Серапион тем не менее отмечает, что многое в этом писании «согласно с истинным учением Спасителя, некоторые же заповеди прибавлены». В другом месте «Церковной истории» Евсевий уже от себя называет это евангелие подложным.
В настоящее время в научной литературе преобладает мнение, что текст Евангелия от Петра, попавший в руки Серапиона, не был первоначальным, но обработанным позже сектой докетов. На это указывают слова еще одного христианского писателя, жившего на рубеже IV–V вв., Феодорита, который в «Собрании еретических выдумок» говорил, что иудеи (назареи) чтут Иисуса как справедливого человека и пользуются так называемым Евангелием Петра (Haeretic. Fabularum Compendium II). Этим евангелием, по-видимому, пользовались не только сирийские, но и египетские христиане. В 1972 г. были опубликованы небольшие евангельские фрагменты (Oxyrinchus Papyrus 2949), где описано обращение Иосифа из Аримафеи к Пилату перед казнью Иисуса с просьбой выдать ему тело Иисуса, что совпадает с соответствующим местом Евангелия от Петра (2: 3). Этот папирусный фрагмент относится к концу II — началу III веков. Египетская находка, как и фрагмент на пергамене, свидетельствует о почитании в Египте в течение длительного времени (вплоть до средних веков!) этого евангелия.