Идея абстрактного человека вне общества, семейных, этнических связей и традиций нашла здесь свое крайнее выражение. Гностики, как это видно из Евангелий Филиппа и Истины[94], не признавая иудейского Бога как Единое божество, хорошо знали иудео-христианские традиции и ортодоксальные учения, но трактовали их по-своему.
Идея равенства во Христе мужского и женского начала нашла у гностиков свое законченное выражение. Они создали Евангелие от Марии (имеется в виду Мария Магдалина), хотя оно было найдено не в Наг-Хаммади, но примыкает к обнаруженным там сочинениям. Оно также представляет собой перевод на коптский язык с греческого оригинала. Название текста — Евангелие Марии дано в его конце. В этом евангелии (к сожалению, сохранившемуся во фрагментах)[95] сначала Иисус говорит с учениками, а потом Мария рассказывает им о своем видении Иисуса и Его поучениях. Иисус рассуждает о грехе, который творят сами люди. Перед своим исчезновением Он произносит слова, по смыслу близкие Евангелию от Фомы, предостерегающие от руководителей христиан: «Берегитесь, как бы кто-нибудь не ввел вас в заблуждение, говоря: „Вот сюда! Или вот туда! Ибо Сын человека внутри вас“» (8: 15–19). Многие из слов самой Марии напоминают каноническую традицию, другие с ней расходятся. Содержатся там и диалоги Марии Магдалины с апостолами, из которых понимает их только Левий. В Евангелии Марии проходит тема восхождения Души к верхним сферам, борьба ее со злыми силами. Это произведение как бы подтверждает авторитетность и роль Марии Магдалины и в то же время принижает возражающих и непонимающих апостолов, таких как Петр и Андрей, столь почитаемых в других христианских общинах. Создание этого евангелия отражает дискуссии о роли женщин в раннем христианстве; у гностиков духовное прозрение было доступно и женщинам и мужчинам, что и должно было снять их разделение.
Мы рассмотрели только небольшую часть гностических сочинений, созданных начиная со II в., хотя ряд подобных представлений содержались и в более ранних христианских писаниях (например, Иисус-Логос в начале Евангелия от Иоанна или Его слова в том же Евангелии: «Моя пища есть творить волю пославшего Меня…» — Ин. 4: 34) и нехристианских текстах (дуализм кумранитов). Гностические мыслители попытались оформить их в целую систему. Однако замкнутость, таинственность, сложные магические обряды, которые должны были вызвать внутреннее озарение, привлекали к себе только отдельных людей и изолированные группы, поставившие себя вне существующего общества. Идея изначальной избранности была чужда основной массе христиан, как и замена понятия веры, главного в основных направлениях христианства, интуитивным гносисом, а также отсутствие ясно выраженных нравственных норм и идеи наступления Царства Божия после Страшного суда.
Гностицизм оказал большое влияние и на собственно христианские течения, прежде всего восточные (например, монофизитство[96], считавшее, что человеческая природа Иисуса была поглощена божественной), и на манихейство, из которого выросли многие средневековые ереси, но самостоятельной религией он стать не смог.
Борьба с гностицизмом представителей церковного христианства была достаточно долгой и упорной. Но это было не единственное противостояние среди людей, считавших себя христианами. Становление епископальной церкви с ее иерархией вызвало протест не только у гностиков. Во второй половине II в. появляется новое течение, стремившееся возродить нормы жизни первоначального христианства. Это течение было связано с именем некоего Монтана. Некогда он был жрецом малоазийской богини Кибелы-Матери, популярной в Римской империи, затем принял христианство и начал выступать против церковной организации. Он стремился возродить принципы, существовавшие у первых последователей Христа. Главную роль среди его последователей играли пророки и пророчицы. Пророчествовал сам Монтан, пророчествовали его сподвижницы Максимилла и Присцилла. Эти женские имена — латинского происхождения, вероятно, обе женщины были связаны с городами и даже имели римское гражданство. Возможность обрести дар пророчества признавалась за любым верующим; через пророков шло распространение идей Монтана. Монтанисты возобновили собрания верующих с общими трапезами — практика, от которой другие христианские общины уже отказались, заменив их собраниями для молений и выслушивания проповедей епископов. Главное место среди монтанистов — если судить по произведениям их противников — занимали патриархи города Пепузы; остальные верующие назывались товарищами, а епископы играли в их системе незначительную, по-видимому, хозяйственную роль. Отношение монтанистов к епископату не устраивало руководителей христианских церквей. Но была еще одна важная особенность: монтантисты, как некогда автор Откровения Иоанна, проповедовали скорое Второе пришествие и наступление конца света. И пришествие должно было произойти именно в небольшом городе Пепузы, который монтанисты называли «небесным Иерусалимом». Сторонники Монтана толпами шли в Пепузу, чтобы стать свидетелями этого события. В ожидании Страшного суда Монтан призвал их соблюдать строгий аскетизм, поститься и расторгать браки. Движение монтанистов — одно из последних всплесков в условиях Римской империи надежд на скорое торжество Царства Божия на земле. Его породил развивающийся политический кризис в империи, а также ощущение отхода от первоначальных верований, отраженных в древних евангелиях. Трагическая наивность веры в скорейшее Второе пришествие приводила к тому, что многие люди бросали все, что они имели, и шли в Пепузу, часто голодные, встречать Второе пришествие, которое так и не наступало…
Монтанисты имели свои священные книги, хотя основную роль у них играла устная проповедь. Но эта литература до нас не дошла; противники монтантистов приводят только отдельные фразы из нее. Скудость цитирования, вероятно, объясняется тем, что между монтанистами и другими христианскими группами не было существенных догматических расхождений. По свидетельству Тертуллиана, они признавали те же таинства и праздники, что и остальные христиане. Споры велись не по существу учения; церковные руководители выступали против радикализма монтанистов. Были собраны местные съезды епископов, которые должны были осудить монтанистов и сплотить остальных христиан в борьбе с ними. Тех христианских руководителей, которые не смогли прибыть, опрашивали письменно: так было получено осуждение монтанистов у «лионских мучеников», которые находились в темницах Лугудуна (совр. Лион). С ними связались, вероятно, через навещавших их единоверцев или сочувствующих. Таким образом, возникла новая форма объединения церковных руководителей — съезды (соборы); они сыграли огромную роль в становлении христианской догматики в период превращения христианства в господствующую религию. Но пока еще у собравшихся епископов не было возможности заставить всех христиан подчиниться их решениям. Монтанизм продолжал распространяться; даже Тертуллиан, живший в Карфагене, перешел на их сторону. Противники этого течения от споров по существу перешли к самым фантастическим обвинениям. Так, руководитель римских христиан Сотер заявил, что во время своих таинств монтанисты используют кровь младенцев, т. е. совершают ритуальные убийства. Это были те же обвинения, которые язычники возводили на всех последователей Иисуса Христа. Теперь ортодоксы воспользовались тем же самым обвинением, чтобы опорочить своих противников. Причем обвинение было таково, что оно не только должно было отвратить от монтанизма верующих, но и обратить на него внимание римских властей, которые и без того должны были опасаться шествий фанатиков в Пепузах. Похоже, Сотер стремился расправиться с монтанистами руками римлян. По-видимому, были и прямые столкновения между сторонниками и противниками Монтана. Евсевий сообщает, что первые называли своих преследователей «пророкоубийцами», а пророчица Максимилла говорила, что ее гонят как волка.
Движение монтанистов, то разгораясь, то затухая, просуществовало довольно долго. В VI в. император Юстиниан запретил им собираться и устраивать совместные трапезы.
Гностицизм и монтанизм были как бы двумя крайними течениями в христианстве II века. В борьбе с ними складывались догматика, этика и организации того христианства, которое наиболее соответствовало потребностям массы христиан и наиболее адекватно приспособилось к окружающему обществу. Но второй век не был только борьбой крайностей; это было время появления и развития в рамках основных направлений христианства, почитавших ортодоксальные священные книги, верований и писаний, выходивших за рамки содержания Нового Завета.
Глава 9ЗАРОЖДЕНИЕ ПОЧИТАНИЯ ДЕВЫ МАРИИ. ЕВАНГЕЛИЯ ДЕТСТВА
Во втором веке, когда уже были созданы основные почитаемые Евангелия, появляются своеобразные христианские сочинения, примыкавшие к Евангелиям, заполнявшие пробелы в рассказах о жизни Иисуса и связанных с ним людей, а также дававшие возможность отразить те представления, которые — в отсутствие жесткого канона — бытовали среди массы христиан на стыке ортодоксального, иудео-христианского и гностических учений. Среди этих писаний выделяются рассказы о Марии и детстве Христа.
Мария не занимала сколько-нибудь важного места в учении первых христиан. Эбиониты, в соответствии со своим представлением об Иисусе, считали ее обыкновенной женщиной, женой плотника Иосифа (возможно, отзвук этой традиции содержится в словах Евангелия от Матфея, что Мария родила первенца (Мф. 1: 25). В новозаветном Откровении Иоанна в видениях предстает женщина, рождающая в муках дитя, но ничего земного в ней нет. Эту женщину, облаченную в солнце, преследует дракон, который хочет вступить в борьбу «с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа» (Откр. 12: 1–17). Другими словами, дети этой жены — все верующие христиане. Возможно, образ ее, аллегорический, как и все образы в этом писании, связан с представлением иудео-христиан о Матери — Святом Духе. Описание ее, как и описание Рима — блудницы, сидящей на семиголовом звере, нуждалось в толковании, в постижении скрытого смысла и не имеет отношения к реальной женщине. В Евангелии от Марка ничего не сказано о рождении Иисуса; мать Иисуса упоминается там вскользь. В Евангелиях от Матфея и от Луки говорится о непорочном зачатии Марией Иисуса; наиболее подробен этот рассказ у Луки, где описано Благовещение — возвещение ей ангелом чуда зачатия от Духа Святого. Похожий эпизод содержится в этом Евангелии раньше, когда престарелому Захарии ангел возвещает о будущем рождении у него сына (Иоанна Крестителя). Лука вводит и посещение Марией жены Захарии Елизаветы, у которой Мария прожила три месяца. Далее в Евангелии от Луки мать Иисуса упоминается лишь при посещении вместе с Иисусом и Иосифом Иерусалима на Пасху, но дальше она фактически из рассказов исчезает, что неудивительно: как уже говорилось, согласно первым трем новозаветным Евангелиям, как и иудео-христианским, Иисус от Матери и братьев отрекается. В этих Евангелиях она не названа среди присутствовавших при распятии и пришедших к гробнице женщин. Только согласно Евангелию от Иоанна Мария, мать Иисуса, стоит около креста и Он поручает ее своему любимому ученику… В Деяниях апостолов упоминается, что она пребывала в молитве после распятия Иисуса вместе с апостолами и братьями его (Деян. 1: 14). Вот, по существу, и все сведения о ней, содержащиеся в канонических текстах.