«Ночь длинных ковшей», о которой так сетует Григорий Ревзин, — это не ошибка в трансляции позиции городских властей жителям и не борьба с бандосами лужковского призыва. В первую очередь это демонстрация определенного отношения к тем десяткам и сотням тысячам москвичей, которые на протяжении 20 лет голосовали рублем за существование всех этих киосков и магазинчиков в шаговой доступности от дома. Понятно, что такой проблемы нет ни у какого бонзы, который за покупками отправляет шофера, ассистента, кухарку или домработницу. Такая проблема есть только у тех «лишних» пешеходов, которых нужно убрать с московских улиц, перед тем как выпускать на них собянинский бомонд в мехах и на лабутенах.
Особенно ярко отношение к горожанам как к мусору проявилось в решении о ликвидации в Москве троллейбусного сообщения. Хотя бы из чистого приличия можно было провести по этому поводу какие-нибудь общественные слушания, разъяснительную работу с привлечением экспертов и лидеров мнений, демонстративные какие-нибудь жесты заботы в адрес тех десятков тысяч москвичей, которые всю жизнь этими троллейбусами добирались до метро, до школы, до работы, до дома… Конечно, отсутствие таких символических жестов можно списать на «плохо поставленный пиар муниципалов». Это такой дивный ревзинский эвфемизм, позволяющий превратить оглушительное хамство вполне конкретных хуснутовых по отношению к аборигенам глубоко чужого им города в досадный и случайный промах каких-то безымянных пиарщиков. Но ведь кроме символических жестов есть еще и практические, известные муниципалам любого города, где местная власть сменяема. Если вдруг отменился, хоть на три дня, тот или иной маршрут общественного транспорта, будь то лондонская подземка или венецианское вапоретто, информацию об этом мэрия найдет способ довести загодя до каждого жителя и гостя города, и не только в тех районах, которые этим изменением оказались затронуты. Это история не про «пиар муниципалов», а про базовую функциональность общественного транспорта. Нельзя добираться до работы или учебы, до аэропорта или вокзала маршрутом, про который не известен ни его номер, ни схема движения, ни расписание. А в Москве нам сообщают, что с завтрашнего дня начинается программа ликвидации троллейбусов — и нежно при этом намекают, что если тебя эта новость затронула, это всего лишь значит, что ты не прошел через фильтр Казинца. Столица — не для тех, кого волнует расписание троллейбусов. Не для тех, кто давится на входах в вестибюли московского метро.
Это принципиальная позиция всей собянинской администрации. И совершенно при этом не важно, больше они сегодня крадут, чем при Лужкове, столько же или вдвое меньше. Важно, что прекрасные планы «Стрелки» будут реализовывать калифы-на-час, с прочно сложившимся представлением о городе Москве как кормовой базе, а о ее жителях — как о досадной помехе при реализации их грандиозных планов «благоустройства».
Неблагодарная Москва и москвичи
Страшно мы несознательные люди, москвичи.
Зимой нам не нравится ломать себе ноги в гололед. Но и в сугробах по пояс нам не нравится тоже, хотя снег-то мягкий и ногу в нем никак не сломать.
Летом нам не нравится жариться в пробках на солнцепеке, как будто эту жару к нам на оленях из-за Урала привезли. Но как только двигатели наших авто уходят под воду под освежающим июльским дождем — снова какие-то претензии. Как будто и в дождях Собянин виноват, а не Лужков, как обычно.
Или вот, скажем, жалуемся мы на загруженность городских улиц автотранспортом. Заботливые власти идут нам навстречу, убирают с улицы самый громоздкий и неудобный предмет — троллейбус, который мешает проезду и велосипедистов, и «Майбахов». А мы опять недовольны.
Нам наняли лучших специалистов по мировой урбанистике, чтобы те со знанием дела разъясняли в Фейсбуке, как тонут Париж, Берлин и Прага, как дорого ездить по Лондону и как страшно жить в Нью-Йорке, — но мы не хотим слушать. А ведь раньше, когда эти же авторы о московских бедах писали, мы читали их внимательно. Такой вот предвзятый и негативный у нас настрой.
Когда у нас асфальт по всему городу меняют на плитку — мы жалуемся.
Но как только эту плитку снимают, чтобы положить новую, — снова нытье.
А если ее три раза за год переложить — то три раза будем жаловаться, зануды.
Не было в городе велосипедных дорожек — не ездили, брезговали. Сегодня весь центр этими дорожками выложен — все равно не ездим, сволочи.
При Лужкове мы все время жаловались на воровство.
Убрали Лужкова, заставили Бирюкова поделиться с Чайкой-младшим, даже взамен Батуриной бенефициаров нашли — а мы все равно чем-то недовольны. Хотя новые выгодоприобретатели и моложе прежних, и симпатичней, а скоро будут еще и сильно богаче.
Вопиющая неблагодарность к городским властям, которые в прошлом году успешно освоили 1,733 трл рублей, в нынешнем осваивают 1,751 трлн, и в следующем году готовы еще 1,746 трлн упромыслить, — и нет бы кто оценил этот их подвиг. Никакому лондонскому, парижскому, римскому или стамбульскому градоначальству не снилось бремя таких расходов — а московские власти взвалили на себя эту ношу и несут ее героически.
Ну вот никаким пряником нас не задобришь — ни тем, что во рту у Хуснулина, ни тем, который у Ликсутова уже в офшоре.
Пожалуй, пришло время «Стрелке» властям порекомендовать, чтобы они нас дустом попробовали. Авось поймем свою вину и подобреем.
Почему Собянина можно называть оленеводом
В комментариях к моей статье про московские разрушения в очередной раз прочитал, что Собянина ни в коем случае нельзя называть оленеводом.
В строго формальном смысле это, наверное, очень правильная придирка: если когда-нибудь в этой жизни наш градоначальник и пас скотину крупнее сотрудников Администрации Президента РФ, его официальная биография об этом умалчивает, а оленей уже не спросить.
Но если кто-то считает, что в назывании Собянина «оленеводом» заключен какой-то скрытый или явный расизм, то это куда более космическое преувеличение и натяжка, чем сам апокриф о его пастушеском прошлом.
Оленевод — это не раса, не нация, не вероисповедание и не разрез глаз. Это просто некая специальность, не требующая глубокого знакомства с обычаями жизни европейского мегаполиса, подразумевающая профессиональную привычку обращения с окружающими как со стадом бессловесных животных. Как мы успели заметить по вчерашней колонке Григория Ревзина, сравнившего неразумных московских пешеходов с баранами, привычка эта заразна, и инфекция передается контактным путем — через государственные деньги.
За последние 98 лет, в которые Москва исполняет функции российской столицы, хозяевами Кремля успели побывать уроженцы Симбирска, Гори, Курской, Днепропетровской и Томской областяй, Ставрополья, Урала и Питера. По этнической принадлежности встречались среди них грузины, украинцы, евреи и даже в каком-то смысле русские. Не было только москвичей. Далеко не всегда происхождение правителей имело какое-то значение для их подданных. По большому счету, ярких примеров — только два, и оба — из дня сегодняшнего.
Если бы Борис Ельцин, возглавив Россию, наводнил Кремль, правительство, силовые структуры и госкорпорации руководителями из Свердловского обкома КПСС, то его правление запомнилось бы нам как эпоха «свердловских». Но он этого не сделал, поэтому о его происхождении оппоненты вспоминали лишь в связи с Ипатьевским домом. Горбачев тоже не расставлял на ключевые посты друзей по Ставропольскому крайкому ВЛКСМ, поэтому среди всех проклятий, которые мы за последние 30 лет слышали в его адрес, не упоминались ни город Ставрополь, ни машинно-тракторная станция, на которой он с 15 лет работал помощником комбайнера. А Путин ввел жесткое правило, по которому ключевые должности в государственном секторе уже 16 лет распределяются между выходцами из одного города и одного ведомства. Поэтому «питерские чекисты» во власти — это объективная политическая реальность, данная нам в ощущении, а эпоху правления Сталина никому не придет в голову назвать временем «горийских семинаристов».
К Собянину кличка «оленевод» приклеилась не потому, что у него глаза такие красивые. Этнически он вообще происходит из уральских казаков и беглых в те края раскольников, а глаза такого же разреза были и у В.И. Ленина, и у К.У. Черненко, никаких последствий для судеб России это обстоятельство не имело. Если вы внимательно посмотрите мне в глаза, то можете заметить, что и у меня они примерно такой же формы — привет от дедушки Валентина Владимировича, происходившего из тех же самых уральских казаков, откуда выводит свой род Собянин. В России даже евреям свойственно иметь монголоидные черты лица, тут нет ничего необычного, и никакого повода для этнических обзывательств.
Если 5 лет назад кличка «оленевод», кем-то данная Собянину, не носила никакой внятной смысловой нагрузки, кроме отсылки к его таежно-тундровому провенансу, то дальнейшая ее судьба напрямую связана с деятельностью Сергея Семеновича на посту мэра Москвы, с его кадровой и строительной политикой. На ключевые посты городской администрации он назначил чиновников и бизнесменов, так же бесконечно далеких от жизни и забот российского мегаполиса, как и он сам. Каждое их действие в публичном поле лишний раз подчеркивало, до какой степени им наплевать на Москву и москвичей. Именно поэтому кличка «оленевод» и приклеилась. Пожелай Собянин иначе выстроить свой диалог с городом, она была бы забыта тогда же, пять лет назад, и отвалилась бы за неактуальностью.
Тут мне, конечно же, возразят памятливые свидетели новейшей московской истории: а как же Капков? Тоже ведь не местный ни разу, в Нижнем родился, с Чукотки кооптирован, а вон сколько полезного сделал для города…
Действительно, Сергей Александрович Капков, со своими утопичными лозунгами «Москвы для москвичей» и насаждения в городе европейской культуры, плохо вписывался в общий контекст варяжьей собянинской власти и в этой связи был оттуда вполне успешно выпилен. Но только не надо никакой эпизод возвышения Капкова в московской иерархии приписывать Собянину, если кому-то интересно отделять причины от следствий.