Впрочем, брат Германа всегда был из тех, кто был готов принимать, но не отдавать. Даже если делиться нужно было решениями проблем, которые непосредственно его касались.
– Где Мэллори? – резонно поинтересовался Бодрийяр-старший тоном, который подразумевал несвойственное ему эмоциональное беспокойство.
– Какое дело тебе до женщины сейчас, – мрачно отозвался Вэл.
Казалось, вся его спесь успела вернуться на свое место в былых объемах, стоило молодому человеку пересечь порог родительского дома. Страх уничтожающего огня не мог очистить то, что вживлялось в нрав лучших мужчин-Бодрийяров поколениями.
– До ребенка, – хмыкнул неугодный родственник. – Двух смертей разом этот дом не стерпит.
– Да как ты смеешь! – рыкнул младший в ответ. – Вот увидишь, поднимется отец и задаст тебе, как мальчишке, за слова грязные и порочащие наше имя!
– Ничто не порочит наше имя так, как поджог, Валериан, – невозмутимо отозвался Герман.
– Вот только не надо считать, что в этом виноват я!
Высокий силуэт старшего брата приземлился в кресло напротив. Ловушка сработала так, как он и задумывал.
Все же его ночные «бдения» чему-то его научили.
– Так, значит, фармацию все-таки подпалили.
Временно исполняющий обязанности управленца насупился, а после – и вовсе отвел глаза. Дай брат ему еще четверть часа наедине, тот бы точно разразился настоящей истерикой.
Признавать свою вину, будучи «идеальным» отпрыском, было нелегко.
– Если тебе было надобно меня унизить, своего ты добился, – надрывно произнес молодой мужчина, закрывая себе глаза ладонью так, словно он больше не хотел быть свидетелем происходящего. – Порок – за мной. Но не тебе меня судить за это.
– Я и не собирался, – Герман скрестил руки на груди и склонил голову вбок, позволив себе едкую усмешку, что обычно предназначалась специально для всех членов ненавистной ему семьи, кроме матери. – Но, ты грехи у нас замаливать не умеешь. Если хочешь моей помощи – говори. Если же нет – моя трудовая ночь подошла к концу.
Старший поднялся, не дожидаясь ответа. Но, стоило тому повернуться спиной к собеседнику, Валериан прошептал:
– Пожалуйста.
Герман оглянулся на младшего брата через плечо и застыл в ожидании.
Но казалось, что расхваленные отцом способности Вэла отнюдь не распространялись на его интеллект.
– Ты полагаешь, что я кинусь в разведенный тобой костер без каких-либо разъяснений по поводу произошедшего? – с некоторой долей усталости, очевидно, нехотя добавил молодой мужчина.
– Я не… – Бодрийяр-младший вобрал побольше воздуха в грудь и отвел взгляд. Прямо сейчас из умело слепленной Николасом оболочки «джентельмена» прорывался эмоциональный мальчишка, связь с которым была потеряна уже безвозвратно. Но, если Валериан хотел, чтобы брат решил его проблему, он должен был играть по чужим правилам. – Не знаю, как об этом сказать.
– Однажды в детстве я придумал для тебя игру, – вдруг сам себе кивнул Герман, словно подтверждая достоверность всплывших в сознании воспоминаний. Настолько долгие беседы с членами семьи теперь для него приходились в диковинку – вся его работа, происходившая в ныне сгоревшем подвале, в это мгновение казалась кошмарным сном, из которого удалось сбежать, выплыть на поверхность и, наконец, глотнуть свежего воздуха. Как жаль, что этот привкус свободы был абсолютной иллюзией, вызванной чужими потребностями. – Суть которой состояла в том, чтобы мы доверяли друг другу и могли быть близки, даже покидая дом на время обучения в школе. Мы писали друг другу взаимные откровения.
– Одно или два слова, – сморгнув горькую эмоцию, добавил Вэл.
– Все верно. Не можешь сказать – напиши мне.
То время, что занял у Бодрийяра-младшего поход в отцовский кабинет за письменными принадлежностями, казалось вечностью. Измотанный отвратительным режимом и безмерно грязной деятельностью еще много лет назад, любимец Ангелины выдохнул, стоило ему остаться в одиночестве, и безвольно задремал в кресле. Блуждая в беспокойном полусне, он размышлял о том, что Валериан, должно быть, струсил и уже вернулся к своей несчастной жене, девочке, которой не повезло оказаться в их семье и стать частью всеобщего калечащего домостроя…
– Герман. Ты спишь?
Тонкий стан старшего мужчины вздрогнул. Лишь через пару мгновений пелена перед его глазами рассеялась и на месте любимого маленького братца появился тот юноша, что теперь заменил его и отчаянно старался скрыть свет и тепло, что наполняли Вэла ранее.
Младший сделал шаг назад и, наклонившись, положил свернутый пополам листок писчей бумаги родственнику на колени.
Последний раз взглянув в обычно румяное, но теперь практически обескровленное от страха лицо Валерина, Герман развернул импровизированное письмо. Едва ли что-то могло напугать или смутить того, кто волею отца лишал невинных людей жизни и выбрал путь отверженного, ведомого пагубной химией.
Однако, брови Бодрийяра-старшего сдвинулись, стоило тому пробежаться взглядом по тонким сплетениям чернильных узоров. Осознать происходящее, примерить его на младшего брата…
И, наконец, принять, что тьма и бесчисленное количество пороков в самых невероятных, немыслимых проявлениях поглотили глухие стены этого родового гнезда – окончательно.
Глава 4
По дороге к месту, завсегдатаем которого оказался младший отпрыск Николаса, от кэба пришлось отказаться. Кучер остановил свой транспорт в двух кварталах от ничем не примечательного длинного строения, с привычно пыльным фасадом и маленьким крылечком. Район, где совершили остановку братья, был промышленным и находился на приличном удалении от центра и особой популярностью у зевак и туристов не пользовался. А потому дом, к которому теперь направлялись Бодрийяры, обычно терялся среди похожих зданий, окруженный тишиной и испарениями, которые их матушка привыкла принимать за миазмы.
Однако всем, кто хорошо ориентировался в городе, давно было известно, что за посеревшей от пагубного климата отделкой располагалось отнюдь не общежитие для рабочего класса, а цветущее лоно греха.
Медленно подступающее темное время суток омрачало предстоящую беседу так, словно существующего темного контекста для сложившейся ситуации было недостаточно.
– Мадам Бизе, – хмуро проговорил Герман с плохо скрываемым отвращением к произносимому. – Ведь только самый дряхлый и напрочь глухой старик не знает, с чем соотносится это имя, Вэл. Неужели ты не мог использовать услуги класса выше?
– И эти оказались не по карману… – шептал Валериан так, словно грязь, рождаемую его распутными деяниями, все еще предполагалось скрыть. – Ее сводни уверяли, что долгая дружба с отцом покроет все расходы. Я никогда не платил. Не представляю, что произошло в самом деле…
– Так это отец тебе порекомендовал это чистилище?
Старший брат остановился посреди дороги, с ужасом рассматривая образ того, кто еще совсем недолгое время назад представлял собой непосредственное воплощение света, которое бывает доступно только детям.
– Ну… – младший потупил взгляд, напряженно оглядываясь по сторонам, будто родственники сейчас находились на открытой арене, и со стороны улиц за их беседой следили тысячи глаз. – Когда ты… подглядывал за родителями… Если ты помнишь…
– Заикание тебе не свойственно, Вэл, – крепко сжимая зубы, процедил Герман. – Объясняйся тотчас же.
– Я… отойдем.
Избранный наследник Бодрийяров взял брата за плечо и отвел в сторону закоулка, что представлял собой узкий проход между грязными стенами неприглядных построек. Во тьме, что образовывалась и царила здесь в любое время суток, скрывались нечистоты и жуткая вонь от них. Логика Валериана в вопросах откровений была топорна: говорить о грязном можно было лишь в месте под стать.
– То, что ты видел, не было единичным случаем, – вкрадчиво продолжал юноша. – Я наблюдал подобное неоднократно, а потому не побоялся однажды задать отцу вопрос.
– Так значит, ты солгал мне, – отчеканил Герман, чувствуя, как отвращение к ближайшему родственнику внутри него начинает обращаться в праведный гнев. – Способствовал общему мнению о том, что я нездоров. И сделал это намеренно!
Последние слова ударились о тьму, пропитанную зловониями так, словно бестелесная среда в сокрытом от глаз закутке могла стать плотной. Из другого конца импровизированного «коридора» послышался гулкий стон.
– Нет! – горячо прошептал Валериан в ответ. – Я лишь следовал указаниям отца. Ты заявляешь так, словно не знаешь, какой он. Не понимаешь, чем может обернуться непослушание.
Старший брат презрительно хмыкнул и скрестил свои длинные руки на груди. Убеждения младшего, сплошь скрепленные лишь животным страхом перед тираном, были сильны даже теперь, когда последний не поднимался с постели и не мог явиться сюда через мгновение, чтобы наказать нерадивого потомка.
– Что он ответил тебе на вопрос? – вернулся к теме разговора Герман.
– Сказал, что я еще маловат, однако мой интерес похвален. Показывает меня как истинного мужа. А затем упомянул, что для амурных дел есть отдельное время и место.
Вэл запнулся. На его прежде чрезвычайно бледном от ужаса происходящего лице промелькнуло смятение.
Тем временем стон, порождаемый черным сгустком зловоний, повторился и на сей раз стал громче, словно тот, кому принадлежала эта неразборчивая мольба, приближался к братьям.
– Говори, – надавил старший, не отрывая глаз от Валериана, теперь окончательно загнанного в клетку.
– И однажды он взял меня с собой! Взял к мадам Бизе, – выпалил юноша, неосознанно пытаясь прикрыть лицо руками от великого стыда, что сейчас терзал его изнутри. – Я все видел. Я оставался в передней[22], но видел и слышал все, братец! Клянусь, я не был к этому готов!
– Надо думать, – без тени жалости к любимцу отца произнес молодой мужчина, еле сдерживаясь от того, чтобы сплюнуть отвратительный привкус гнили, образовавшейся теперь на языке. – Отсюда в тебе был столь ранний интерес к связи с Мэллори?