Но ни одна из женщин не подняла и головы на наследника. Всеобъемлющая боль от утраты поглощала их с головой, и ничего не имело значения.
Да и кем была та молодая девчушка, незваная гостья в этом доме, в сравнении с последователем великого Джека Бодрийяра? Словно на то, что человеком он был нестерпимым, матери и няньке теперь было плевать.
Не дожидаясь ответа от тех, кто ставил смерть значительно выше новой человеческой жизни, мужчина бегом вернулся в коридор и направился к лестнице. Пролетев несколько ступеней вниз, он приметил внизу молодую помощницу поварихи, Люси, и что есть силы прокричал:
– Как скоро прибудет мистер Ноббс?!
Девушка, не более чем пятнадцати лет отроду, опешила и стушевалась. Но, лишь с секунду поразмыслив, собралась:
– Мальчишка-посыльный убежал не далее как пять минут назад, сэр! Могу ли я вам помочь?
– Да! – осознавая обреченность собственного положения, отчеканил Герман. – Немедленно неси кувшин кипятка! В покои юного мистера Бодрийяра!
Служанка кивнула и поспешила прочь, в сторону кухни.
Единственным местом, что могло содержать в себе хоть крупицу необходимых знаний и средств, был кабинет отца. С усилием погружаясь в чертоги разума, что таили в своей памяти множество находок из запретного места, нерадивый наследник проследовал знакомым путем. Теперь остановить его было некому.
– Если ты думал, что тема родов возбуждает аппетит, то ты правда сильно ошибался…
Моя кислая мина зависла над обилием разной еды из доставки. «Потыкал в приложении» на языке Джереми означало: «Заказал вообще все, что увидел, потому что не знал, что тебе понравится».
Я предпочел обойтись знакомыми мне роллами и без особого энтузиазма поливал их соевым соусом. Сознание Оуэна все еще было где-то далеко, а потому никакого диалога не получалось. Он продолжал рассказывать, но с каждым произнесенным словом его настроение становилось все мрачнее. Раз в несколько минут меня посещала мысль о том, что тревожная кнопка на моем смартфоне действительно может мне пригодиться.
– Слушай… – вновь попробовал достучаться до хозяина квартиры я. – Раз это так тяжело тебе дается, можешь не продолжать. Я все понял.
– Нет. – Мистер О, в свою очередь, пытался есть пасту в томатном соусе, но все же больше ковырял содержимое, нежели доносил до рта. – Я уже начал. Поступаем, как договорились с самого начала. Договорю до точки, и ты примешь решение.
– Так вот что тебя гложет, – покачав головой, я, наконец, взялся за палочки. – Конец игры. От этого тебе и плохо. Думаешь, что как только замолчишь, вновь останешься наедине со своими байками.
– Как проницательно, Боузи, – Джереми слегка скривился. – Жестокости тебе и вправду не занимать. Все верно – я не маньяк, образ которого ты так стремишься на меня навесить. Я исчезну из твоей жизни в тот самый момент, как ты узнаешь все, что я хотел тебе передать.
– Ясно… – пространственно отозвался я, абсолютно не понимая, что должен делать в подобной ситуации. Никаких обязательств перед ним у меня не было, а испытывать к нему чистую, человеческую жалость я просто не мог. Не после того, как я увидел кусочек его достатка и побывал в гостях.
В конце концов, о себе настоящем он говорить практически отказывался. Его сущность лишь проглядывала через обилие мрачных сказок, что он вещал мне с особым смаком. Предполагаемая уверенность Мистера Буквы в том, что я легко запишу его в список своих потерянных родственников лишь на базе общего интереса к несуществующим персонажам, была ярким маркером необъятного эгоизма.
Я знал, что мне стоило быть милосерднее к другим людям, и повторял себе это уже не раз.
Но все еще не мог отделить Оуэна и его намерения от социальной оболочки, над которой он так старательно поработал.
Люси омывала тело Мэллори смесью, что развел Герман из горячей воды, карболовой кислоты и глицерина. Ничего, связанного с процессом деторождения, в кулуарах Джека Бодрийяра, ожидаемо, не хранилось. Но детские увлечения старшего сына Николаса отнюдь не прошли даром: противомикробные жидкости он с отличием умел готовить сам.
Старший наследник разводил огонь в камине, позабыв о всех манерах, что старательно вкладывались в его голову с малолетства. Подбрасывая угли, он возился с кочергой и чертыхался на непрогретый, богом забытый дымоход – жадность Николаса не позволяла топить столько, сколько было необходимо при сырой погоде и влажном климате. А потому гениальное изобретение современности возглавляло спальню молодых супругов как дорогая, качественная, но абсолютно бесполезная декорация.
В этом доме было полно предметов, которые существовали для вида, но никогда не использовались по назначению. Словно в этом и выражалась болезненная суть их семейного древа – казаться, а не быть – да так усиленно, что к истине уже было и не пробраться.
Мужчина разводил огонь, надеясь на собственную смекалку. Предполагалось, что жар расслаблял девушку и заставлял потеть, а вредоносные микробы при этом выходили с потом, что повышало шансы ребенка родиться здоровым, несмотря на отсутствие акушера рядом. Все это было лишь теорией, никак не подтвержденной практикой, потому как возможности учиться старший наследник был лишен в пользу становления ручного монстра. Однако брат, что потратил свою юность на подготовку, не думал появляться, а мистер Эггерт все еще плутал в глубокой ночи по пути к особняку. Ждать кого-либо не было ни времени, ни смысла.
– Сэр! – со слезами на глазах восклицала Люси, и голос ее прерывался мучительными стонами Мэлл. – Ради всего святого, она так страдает!
– Я знаю, знаю! – нервно отвечал Герман, с трудом заставляя себя смотреть в сторону чужой супруги в непристойном положении. – Но применять хлороформ[27] опасно. Я не доктор, Люси! Неверная доза погубит ее, и тогда мы точно будем бессильны.
Спустя половину часа комната начала наполняться жаром. Крики молодой миссис Бодрийяр стали громче, и тем сильнее они отражались в тишине, что наполняла пространство за дверью спальни.
– Что же такое… – служанка тем временем стала спокойнее, привыкнув к постоянной тревоге, что испытывала она за юную хозяйку. – Словно испарились там все!
– Спроваживают отца в последний путь, если все уже собрались, – почти выплюнул Бодрийяр, измеряя пространство шагами. Успокаивать страдалицу касаниями воспитание джентльмена без врачебного статуса отнюдь не позволяло. Как удачно они нашлись с Люси! – И как бы ни было погано от этого, смерть в нашем доме всегда будет превыше.
Выходить в коридор и вновь созывать кого-то на помощь Герман усиленно себе запрещал. В их доме теперь медленно, но верно начинало гнить человеческое тело, и снующие возле него слуги разносили первородную грязь по коридорам, сами о том не задумываясь. Да и кто услышит его? Он пытался. Оставалось надеяться на Мари. На то, что старушка услышала его мольбу и обязательно направит мистера Ноббса в спальню, как только тот окончательно констатирует и так очевидную смерть.
Эта ночь казалась бесконечной. Тягучий воздух продолжал накаляться, сотрясаясь от криков. В конце концов, старший наследник не мог более оставаться в роли наблюдателя и, опустившись у постели на колени, взял Мэллори за руку:
– Мэлл, послушай меня… – напряженно говорил мужчина, вглядываясь в лицо девушки. – Осталось совсем немного, и ты не одна. Вспомни о том, что ты говорила мне. Вспомни о том, что говорила, что доверишь мне жизнь своего дитя! Я здесь, я тебя не оставлю!
На обескровленном лице будущей матери, сплошь покрытом потом, скользнула капелька света. Брат ее супруга был готов поклясться, что видел, как она улыбнулась.
– Вот так! – дрожаще отозвался Бодрийяр-старший, чувствуя новый прилив сил. Мужчина сжал маленькую ладонь покрепче. – Люси, я ощущаю, что скоро все свершится! Прошу тебя, садись вниз.
И в этом Герман оказался прав.
Совсем скоро во тьме теперь от и до прогретой спальни появился мальчик.
– Рей, – только и успела прошептать мать, прежде чем потерять сознание. – Его зовут Рей.
И стоило детскому крику оглушить покои, в дверь постучали.
Мистер Ноббс позаботился о том, чтобы отделить младенца от женщины и омыть его в остывшей воде, что осталась в кувшине. С собой он весьма кстати принес чистую простынь, что должна была послужить пеленкой для мальчика.
Могло ли случиться так, что преданный Николасу старик ждал до последнего намеренно?
– Окна не открывать. Сюда пускать только няньку с мытыми руками, – бесцеремонно распорядился работник фармации так, словно присутствовал при родах с самого начала и теперь чинно контролировал финал. – Мистер Бодрийяр, простите, но вам здесь не место. Вас ждут на прощание с отцом.
– Да что вы! – взорвался гневом уставший Герман, взмокший, как церковная мышь. – Всецело солидарен с тем, что ваше место было здесь, но вы не появились.
В последний раз взглянув на малыша, который теперь умиротворенно угукал, а не кричал и, казалось, вот-вот собирался заснуть, состоявшийся дядя вернулся к каминной полке, на которой оставил проклятые деньги, и поспешил покинуть спальню.
И словно по команде, стоило сыну Валериана и Мэллори увидеть свет, коридор второго этажа заполнился суетящимися слугами. Они бегали туда-сюда, завешивали всевозможные зеркальные поверхности черными тряпками и останавливали ход всех часов. Среди снующей толпы мужчина приметил мать – уже облаченную в черное, траурное платье. Ангелина шла по коридору, не поднимая головы, и блеклый свет, проникающий внутрь особняка сквозь высокие окна, подсвечивал ее тонкую фигуру. Но не только полупрозрачные лучи небесного светила сопровождали женщину. Прямо за ней своим знакомым, липким шагом двигался текучий монстр, однако теперь – не цвета чернил, но полупрозрачный и белесый, словно погасшая шаровая молния.
– Прощайте, папа, – сказал старший сын вслух, зная, что никто из домашних не обратит на него и секунды своего внимания. – К счастью, навсегда.