ло внимание соседа, он перестал орать на свою жену и детей и робко помахал рукой. Жест приветствия Настя гордо проигнорировала, так же, как и вопли соседской жены, хорошенько разогрелась и как была, обнаженной, ушла в душ.
Там под струями прохладной воды она подвела итог предыдущему дню, который закончился для нее несколько часов назад.
Вчерашний обыск у Марковицей почти ничего не дал. В гараже обнаружились двадцать три коробки с пластиковыми шариками размером с мяч для тенниса, для чего они были нужны покойному репортеру, его супруга, вернувшаяся на время из больницы, не знала. По ее словам, когда она уезжала, гараж был пуст. Транспорта, действительно, у семьи не было, сам Марковиц ходил в редакцию пешком, а если было нужно куда-то отправиться, брал или служебную машину, или такси. Его жена тоже пользовалась такси, за ней был закреплен водитель из местной компании перевозок и кабриолет сиреневого цвета.
Шарики казались бесполезными, Настя ломала голову, для чего может понадобиться такой размер, для мебели они были слишком крупными, для того чтобы их покрасить и выставить в сад – мелковаты. На коробке был адрес фабрики, где эти шарики делали, она отправила туда запрос, а заодно сами шарики – на анализ, но надежды на то, что он что-то даст, практически не было. Офицер из технического отдела обещал разобраться с системой безопасности дома к понедельнику, в крайнем случае – к четвергу; фабрика могла без ордера тянуть с ответом и неделю, и месяц; патологоанатом был твердо уверен, что репортера никто не убивал и умер он сам по себе, от геморрагического инсульта, вызванного хроническим алкоголизмом. Соседи по коммуне твердо решили молчать, если они что и видели, делиться этим с полицией не собирались. Адвокат Марковицей был занят наследством и ничего и слушать не желал о каких-то уголовных делах.
В этой ситуации максимум, что можно было пришить Веласкесу, это проникновение в чужое жилище. И то, если техотдел скажет, что дверь была закрыта, когда этот крысеныш входил.
Волкова чувствовала печенкой и другими органами, что с этим парнем что-то не то. Она даже попросила сержанта Койо связаться с Карлом Гурковским, по прозвищу Молчун, боевиком Карпова, чтобы выяснить, чем именно Веласкес у них занимается. Гурковский когда-то, лет двадцать назад, работал в их участке, и Койо его хорошо знал. Но недостаточно для того, чтобы услуга была бесплатной, так сержант ей и сказал. Настя сама это понимала, оставалось только надеяться, что эти бандиты, крышующие игорные дома, сами постараются избавиться от мага, как только узнают, что им интересуется полиция. И тогда ему некуда будет деваться, как только прибежать к ней, в теплые дружеские объятия закона.
Настя натянула джинсы, сунула ноги в кроссовки и подошла к двери, распахнула ее практически одновременно с первым звоном колокольчика. Крыльцо оккупировала соседка, она уже пришла в себя, наверняка разобралась с мужем, а теперь решила дать по шее наглой шлюхе, шляющейся по дому голышом перед соседями. Объяснить, что в приличном районе это недопустимо. Сам муж робко жался возле калитки, втайне надеясь, что его супруга просто пошумит и уйдет. В одной руке у соседки была бита, вторую она поднесла к дверному звонку, чтобы надавить на него как следует. И замерла.
Ей в лицо смотрело дуло пистолета. Волкова стояла за открытой дверью, расставив чуть согнутые ноги на ширину плеч и вытянув обе руки вперед. В правой руке был зажат личный «Кольт Анаконда» 45-го калибра, огромный и очень грозный, левая поддерживала правую под кисть. Ни майки, ни лифчика на Насте не было.
– Стой и не двигайся. Если ты, сучка, твои мелкие крысеныши или этот озабоченный гандон еще раз раскроете свои поганые рты и будете мешать мне своими мерзкими воплями, я отрежу тебе уши, потом отстрелю яйца твоему мужу, мелким уродам отрублю пальцы кухонным ножом, – тихо и медленно произнесла Настя. – И заставлю тебя это сожрать. Ты будешь давиться и жевать, или я закрою вас на чердаке и сожгу ваш вонючий курятник вместе с вами. Поняла? Если да, кивни головой.
Побледневшая женщина кивнула, бита уже давно выпала у нее из рук.
– Подними. Повторить надо? Нет? Проваливай.
Соседка сделала шаг назад и упала, споткнувшись. Но лежать не стала, а отползла к калитке, и там, подхватив своего мужа, который очень старался не смотреть на Настю, потащила его к дому. По пути она яростно шептала ему, что на эту наглую девку надо подать в суд.
Волкова дождалась, пока парочка скроется из виду, и закрыла дверь. Жалоб она не боялась: в своем доме по законам Острова напавших на хозяев можно убивать, а эта дура поднялась на крыльцо, да еще с битой, которую вполне можно подвести под дробящее оружие. Понадеявшись, что хотя бы на недельку эти уроды заткнутся, Настя убрала раритетный пистолет, от которого в настоящем деле толку не было никакого, достала из сейфа служебный «глок», натянула майку и вывела из гаража байк. Пора было заняться Веласкесом.
Павел проснулся затемно. Немного полежав с закрытыми глазами, он решил, что лучше выходной провести с пользой, чем заниматься делами и раздражать себя сомнениями. С пользой значило или поспать, или наконец отправиться в Фишбург, снять номер в какой-нибудь семейной гостинице на берегу океана, с вкусной домашней едой, белоснежными простынями и заботливыми хозяевами, и уже там бездельничать до среды. Сервис бронирования предлагал с десяток таких шикарных мест, все они стоили не очень дорого, максимум по сотне за сутки с обильным питанием и шикарным видом из окна, и парень был решительно настроен за эти деньги получить максимум удовольствия.
Он проверил чипы на оружии, пистолет и карабин нужно было для проверки завезти в полицейский участок через несколько месяцев, обновил прошивку на байке, позвонил в управляющую компанию, чтобы предупредить, что его не будет дома несколько дней – те пообещали, что как минимум раз в сутки кто-то из охраны обязательно проверит, не вломились ли в дом нехорошие люди. Насчет этого Павел не особо беспокоился, красть в его квартире было нечего, но попросил, если такое произойдет, до его приезда все отремонтировать и почистить. Управляющий к требованию отнесся с пониманием – он сам был со Свободных территорий, где такие вещи случались постоянно. Но предупредил жильца, что с уличными камерами в последние дни творится что-то неладное, и неплохо бы Павлу самому позаботиться о безопасности.
Веласкес так и сделал. Две скрытых камеры, одну на первом этаже, другую на заднем дворе, подключил к телефону. Особой надежды на них не было, серьезные ребята, если им надо забраться в дом, легко подменят сигнал. Продублировал сигнал в местную службу безопасности и страховую компанию, получил от них согласие и счет, который сразу оплатил. И решил, что сделал все, что мог, для сохранности нескольких пар обуви, грязной посуды и старой мебели.
Первым делом он добрался до банка и разменял пятитысячную пластину, полученную от Карпова, на сотню помельче. Банкомат связался с центральным офисом, тот – с департаментом эмиссии, сначала пять тысяч вернулись обратно, в систему учета обладателей наличности, заново создавая цепочку владельцев и убирая в архив всех, кто был до Веласкеса, потом уничтожились, и на несколько сотых секунды Павел остался без денег. После этого система создала новые деньги, сверила личность Павла с тем, что было в ней, системе, заложено, проверила, есть ли у мага долги, вычла налог с полученного выигрыша, прописала для каждой пластинки уникальный код из пятисот двенадцати символов, послала эти коды в центральный офис банка, а тот распорядился выдать парню наличные.
Теперь у Павла было сорок дней на то, чтобы их потратить или обменять заново, на сорок первый день они превращались в бесполезные кусочки пластика. На такой долгий срок он не рассчитывал.
До Кейптауна было два маршрута, и каждый занимал куда меньше одного дня.
Первый – живописный, начинался прямо от Нижнего города, шел на восток, на Майск, оставляя Лацио в стороне. Километров за двадцать до океана он круто поворачивал на север и вдоль берега утыкался прямо в Старый порт. Последние пятьдесят километров пути твердое покрытие местами сменялось грунтовым, в сезон дождей без внедорожника там приходилось непросто, но в августе, когда солнечные дни шли один за другим, этот путь выглядел отлично.
Второй, более быстрый, начинался с западной объездной дороги. Дальше хайвей шел на северо-запад, огибая Тампу справа, доходил до развилки, левая часть потока уходила к Риведейлу, а правая – к Сентаменто. Но чтобы попасть в Кейптаун, надо было, не доезжая до моста через Рио-Лунго, повернуть на северо-восток, шоссе уходило с плоскогорья на равнину и шло до побережья. Основной поток уходил на север, к Тахо, те редкие путешественники, что решили посетить Кейптаун, держались восточнее.
Длина обоих маршрутов была чуть больше пятисот километров. Природа или скорость – вот что приходилось выбирать. Павел никуда не торопился и выбрал природу. Оба картриджа, и основной, и запасной, были заправлены почти под завязку, их хватило бы, чтобы проехать два раза по острову из крайней южной точки в крайнюю северную. Он вырулил на автостраду, машины и мотоциклы проносились в обе стороны на скорости под сто семьдесят, встречные полосы разделялись широкой полосой со специальным тормозящим покрытием. До Майска дорога была отличная; весь путь, реши Павел заехать в русский портовый город, занял бы меньше двух часов. Но перед блокпостом, собравшим очередь из грузовиков, маг повернул налево и выехал на двухполосное шоссе, с крутыми поворотами и узкой обочиной. До океана было рукой подать, и это чувствовалось – воздух стал влажным, с отчетливыми нотками йода и морской свежести. По берегу тянулись разрозненные поселения, крошечные – иногда по две-три семьи. За зарослями деревьев их видно не было, жилье выдавали ветряки и прицепленные к тросам аэростаты, ведущие съемку и отпугивающие птиц. Скорость пришлось сбросить до восьмидесяти, периодически обгоняя грузовички, доставляющие грузы из Майска в Кейптаун и обратно.