— Перед вашим прибытием, я получил телеграмму от одного своего знакомого, — он показал головой в сторону материка, — он весьма лестно отзывался о вас и дал совет с вами договориться.
— Кто же этот весьма мудрый по всему человек? — мне стало интересно.
— Гражданин Жан, начальник тюрьмы из которой вас перевели к нам.
— О, да, — кивнул я, — вначале моего пребывания там мы сначала не поняли друг друга, но затем вполне комфортно стали проживать на одной территории.
— Проживать? — его бровь поднялась.
Я пожал плечами, оставляя ему додумывать остальное.
— Я слышал о неприятностях, которые случились там, а также массовые увольнения, не очень хочу, чтобы подобное случилось у меня. У нас тут весьма слаженный коллектив, и потеря каждого сотрудника весьма серьёзно отразится на содержании заключённых.
Мне ничего не оставалось, как снова пожать плечами.
— Хорошо, давайте я попробую выслушать ваши условия, — неожиданно предложил он, — если это будет не сверх моих возможностей, возможно мы сможем договориться.
Я удивлённо на него посмотрел. Не так я представлял себе тюрьму, которую мне расписал Рамфи, тем более встретить тут такого адекватного человека.
— Чистое постельное бельё раз в неделю, сменную одежду раз в три дня и нормальную еду, — не стал я слишком уж завышать требования, — ну и если возможно свидания с родными, чтобы я знал, что с ними всё в порядке.
— Последнее не в моём ведении, зная вашу историю, — тут же открестился он, — на счёт первого это возможно. Только что вы понимаете под нормальной едой? Устроит та, которую едим мы сами? Вы ведь понимаете, что мы на острове и доставка сюда продуктов, весьма непростое и накладное дело.
— Я могу вам давать деньги для этого, — предложил я, — вы даёте мне пустую монету, получаете сто франков, можете распоряжаться дальше с ними как считаете нужным.
— Это неприемлемо, — моментально ответил он, — факт взятки мгновенно лишит меня должности.
— Тогда я согласен на вашу еду, если она в лучшую сторону отличается от того, чем обычно кормят арестантов.
— Предлагаю тогда согласовать между нами этот временный вариант сроком на месяц, после этого сможем подкорректировать его, если стороны будет что-то не устраивать, — он протянул мне руку.
Я пожал её, всё ещё удивляясь, что встретил тут человека, который заботиться в первую очередь о коллективе, а потом уже о приказах начальства.
— У нас весьма прохладные камеры, — он встал и показал мне следовать за ним, — из-за близости реки. Утром и вечером бывает весьма холодно, тем более в это время года. Вас утроит, если я принесу несколько шерстяных одеял?
— Был бы весьма вам признателен.
— Только сами понимаете, они кишат вшами, — он покосился на меня, — мы всё же в тюрьме и тут от них не избавиться.
— О, это непроблема, я нашёл как бороться с паразитами, — легко отмахнулся я, — если наши договорённости будут соблюдаться, я могу избавить от них и ваши одежды с бельём.
Глаза военного сверкнули.
— Я обсужу это со своими коллегами.
За разговорами, мы спускались всё глубже.
— На верхних этажах всегда ветрено, как не законопачивай открытые для воздуха бойницы, — прокомментировал он мой вопрос, — на самых нижних этажах, под землей наоборот через чур душно и затхло, поэтому я приготовил вам камеру на среднем уровне, не угловую. Правда слева и справа весьма шумные соседи, но к сожалению это лучшее, что есть сейчас у меня.
Проведя меня и правда на два этажа ниже, он повёл по коридору. По пути попадались решётки, которые нам тут же молча отпирали вооружённые военные, настороженно смотря при этом на меня.
— Вот прошу, — он остановился возле камеры с номером 303 и открыл дверь.
Я прошёл внутрь и огляделся. Маленькая, слабо проветривая комната с единственным узким окном под потолком, откуда слабо пробивался солнечный свет. В ней была только скамья, на которой ничего кроме тонкого матраса не было.
— Нормальную кровать, вы сможете поставить? — я повернулся к нему.
— Конечно, я просто хотел показать вам лучшее, что могу предложить, — он извиняюще развёл руками, — можете если не верите, посетить верхние и нижние этажи.
— Считаю бессмысленно проверять слова профессионала в своём деле, — я отрицательно покачал головой, — мне можно ещё хотя бы стол и стул, письменные принадлежности для работы?
— Конечно, без проблем, — он качнул головой, — остаётесь здесь?
— Как будто у меня есть выбор, — хмуро улыбнулся я, — но это не ваша вина.
— Тогда простите, мне придётся приковать вас за ногу к стене, — он показал на виднеющуюся цепь в углу, — такой приказ руководства.
— Хорошо, — я протянул ему руки, — это хотя бы можете снять?
— Конечно, — он тут же вытащил ключ из связки, что висела у него на поясе и снял с меня железки, приглашающе показал рукой к цепи.
Пришлось пройти за ним и дать себя приковать. Металл больно стал царапать кожу, на что он заметил.
— Постараюсь что-то придумать, может шёлковую ткань подложить под него.
— Я был бы весьма признателен за заботу, — поблагодарил его я.
— Тогда прошу ещё раз меня извинить, пойду распоряжусь о мебели и постельных принадлежностях, — чрезмерно вежливо распрощался он выходя из камеры.
Я лишь склонил голову в признательности.
— Натан, ты с ума сошёл? — едва начальник тюрьмы, весьма довольный проведёнными переговорами со Жнецом, вошёл в общую караульную надзирателей, как к нему бросились старшие надзиратели, — зачем ты ему такие излишества пообещал! У нас тюрьма, а не гостиница!
Капитан покачал головой и вытащив из кармана телеграфную ленту, протянул её им. По мере прочтения их лица начали вытягиваться, а затем она разошлась по рукам остальных, кто был не на дежурстве.
— Я в принципе не против взять отгулы за свой счёт, а вы сами сообщите ему, что наши договорённости отменяются и он обычный заключённый, — капитан спокойно сел за стол, налив себе стакан чая, — вот только гражданин Жан, который уже десяток лет является начальником тюрьмы, где содержаться душеприказчики, весьма настоятельно не рекомендовал мне этого делать.
— Но это не правильно! Первая же проверка и нам сделают замечание и оштрафуют! — продолжали настаивать они.
— Что же, вы знаете, я всегда прислушиваюсь к вашему мнению, поскольку мы уже давно вместе, — Натан развёл руками, — если большинство проголосует за репрессии в отношении Жнеца и соблюдения всех правил тюремного распорядка, я это приму, только на пару недель уеду отдыхать.
— Голосуем?
В воздух поднялось гораздо больше рук, чем тех, кто решил не рисковать.
— Тогда я с вашего позволения сообщу Жнецу эту новость, а также то, что беру отгулы, — капитан даже с какой-то весёлостью встал и направился к заключённому.
Тот удивлённо всё выслушал, понятливо покивал и заверил, что лично к начальнику тюрьмы не испытывает никакого негатива и готов с ним побеседовать через две недели после возвращения. Довольный выполненным долгом начальник тюрьмы направился собирать вещи и писать рапорт, он давно не был на море, а тут появилась такая чудесная возможность отправиться на отдых вместе с семьёй.
Две недели спустя
— Гражданин капитан! Гражданин капитан! — семья военного, радостно галдя и обсуждая поездку, стала выгружать вещи. А к отдохнувшему, загорелому главе семейства подбежал почтальон, тряся пачкой телеграфных лент и писем.
— Да? Что случилось?
— Заберите пожалуйста почту! Я каждый день прихожу к вашему дому, а ваш помощник отказывается принимать её! — умоляюще произнёс он, показывая полную сумку.
— По моему приказу, — военный подкрутил усы, — хорошо пройдёмте в дом, освобожу вас от ноши.
Собеседник радостно вскрикнул и побежал впереди, затарабанив в дверь. Ему надоело по три раза в день бегать по одному и тому же адресу вот уже вторую неделю. Кошмар начался в позапрошлую среду и так каждый день, даже в выходные!
— Откуда пишут? — поинтересовался хозяин дома, подняв бровь, когда почтальон просто перевернул сумку и на указанный поднос посыпалась гора телеграфных лент и писем.
— В основном из Гуатраномо, — у почтальона резко перехватило горло при этом названии, — но есть и из военной комендатуры, а также других военных адресов, которые как вы знаете помечены только литерными цифрами.
— Спасибо. Если это всё, то можете быть свободны, — Натан взял одну из лент, датируемых вчерашним числом и пробежав по ней взглядом, коротко улыбнулся и хотя официально день заступления на службу у него был завтра, он решил сжалиться и поехать в тюрьму сейчас. К тому же крайнее любопытство этому весьма способствовало.
— Дорогая, вернусь вечером, — помахал он супруге, которая разбиралась с вещами и детьми, показывая домработнику куда что относить.
Едва он подошёл к служебному катеру и увидел грустных, усталых матросов, которые обычно расслабленно болтали друг с другом, ничего не делали на палубе ожидая пассажиров, как понял, что внутри возможно увидит более удручающую картину. Так и оказалось.
Первые же люди, которых он увидел, выглядели крайне неважно: осунувшиеся, земляного цвета лица с красными от постоянного недосыпа глазами, они были больше похожи на оживших мертвецов, чем военных надзирателей, при этом постоянно яростно почёсываясь при ходьбе. Увидев начальника, они бросились к нему, умоляя пойти к Жнецу и договориться прекратить их мучать. Когда же на глаза попались старшие надзиратели, которые и были поборниками справедливости и чёткого выполнения приказов начальства, Натан даже пожалел, что упомянул об этом факте Жнецу, перед своим отбытием. Хотя с другой стороны, он предвидел подобное развитие событий и это будет им отличной наукой на будущее, если вздумают и дальше оспаривать его решения, а так загорелый, пышущий веселостью и здоровьем, он просто был полной противоположностью тому, как выглядели подчинённые.
— Натан, умоляю! — его старый друг показал рукой в сторону камеры Жнеца, — он ни с кем кроме тебя не хочет говорить. Мы уже предлагали ему ваши договорённости, но он лишь улыбался и заявлял, что ни с кем другим переговоры вести не будет.