И исходя из того, что удалось услышать Андору, она с тем же успехом могла исчезнуть с поверхности Джеды.
Неужели он так зациклился на ней от беспокойства? Ему поручено выйти на Со, а через него добраться до пилота, обнаружить доказательство существования имперского оружия, способного искалечить Галактику. Если представится возможность, он должен найти и устранить Галена Эрсо — того, кто, скорее всего, ответствен за создание этого оружия. Джин, в первую и самую главную очередь, была ключом к встрече с Со. И уже сыграла свою роль — значит, теперь она бесполезна.
И тем не менее именно она сейчас занимала его мысли. Кассиан не мог объяснить это ни жалостью, ни прагматизмом.
Он не задумываясь пожертвовал Тивиком.
Возможно, все дело в отчаянии, которое было в ее глазах, в огне, что пылал в ней во время драки в Священном квартале. Было бы подло не откликнуться на этот отчаянный взгляд и растоптать все в пыли.
Уже глубокой ночью они вышли из пустыни к скалистым склонам гор и двинулись дальше по гулким коридорам каменного убежища. Оперативник распознал рядом с собой тяжкую поступь напарника Чиррута и отважился тихонько пробормотать:
— Полдня пути. Это какая-то святыня?
— Монастырь, — пояснил тот. — Заброшенные катакомбы Кадеры.
Название Кассиану ничего не сказало.
Он попытался подсчитать доносившиеся из отдаления голоса партизан, но быстро сбился со счета. Они оказались на некой базе: лязгало оружие, гудели обогреватели, хлопали тяжелые двери. Торжествующие возгласы и стук деревянных игровых фигурок позволяли предположить наличие скучающих охранников или солдат не при исполнении. Неожиданно с головы Кассиана сдернули мешок и грубо ткнули в поясницу. Он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть размытую тень закрывшейся двери в камеру. Разведчик заморгал, давая глазам привыкнуть к приглушенному свету.
Камера оказалась тесной каменной нишей. Ее ограниченное пространство с Кассианом делили Чиррут и его напарник. Один тихо бормотал в углу («Да пребудет с тобой Сила других…»), а другой стоял со сложенными на груди руками, уставившись во тьму их маленькой пещерки.
Джин пропала.
— Эй! — закричал Кассиан и бросился к решетке, выкрикивая: — Джин Эрсо! Где она?
Никто не отозвался.
«Дурак ты, — укорил себя Андор. — Они не станут с тобой разговаривать. Зато попытаются найти твои слабости».
Он утешил себя сомнительной радостью, что хотя бы вдыхает затхлый воздух не через накинутый на голову мешок. Стены катакомб были выложены черепами гуманоидов — тысячами, оставшимися после многих поколений монахов — и увешаны силовыми кабелями, ведущими от генераторов к обогревателям и пультам связи. Горстка охранников сидела на приземистых табуретах возле стола, на котором лежало их снаряжение. В соседних камерах было тихо и темно.
Кассиан сосредоточился на дверной решетке и припал к прутьям, чтобы рассмотреть внешнюю панель управления. Замок механический, но связан с электронными системами убежища мятежников. Оперативник определенно смог бы добраться до него и даже взломать, но тогда сирены не избежать.
— Все молишься? — спросил напарник Чиррута.
Кассиан обернулся и обнаружил, что вопрос адресован бормочущему другу.
— Молишься, — постановил здоровяк и хохотнул. Потом взглянул на Кассиана: — Хочет молитвой дверь открыть.
— А я молюсь о том, чтобы не сидеть сложа руки, — пробормотал Андор, но похоже, сокамерники его проигнорировали.
Внезапно монах оборвал свою мантру.
— Он переживает, — пояснил Имве, — потому что знает, что это возможно.
Собрат Чиррута вновь издал короткий, издевательский смешок, но слепец лишь пожал плечами и сказал Кассиану:
— Когда-то Бейз Мальбус был одним из самых истовых хранителей.
«Бейз Мальбус». Разведчик покопался в своей мысленной базе данных, но совпадений не обнаружил.
— А теперь он хранит лишь тебя? — спросил он.
Никто не поддался на провокацию. Кассиан потер ладонями лицо, почесал бороду. Оба хранителя, бесспорно, оказались грозными бойцами. Чиррут же — джедай он или нет, полусумасшедший, излишне фанатичный или чистосердечный — будто принадлежал к эпохе, которую Империя постаралась вычеркнуть из истории.
Даже руководители Восстания нечасто упоминали о джедаях. Много ли таких же, как Чиррут? Столь непоколебимых в своей вере, что готовы укрываться ею как щитом? Столь подготовленных, что даже вслепую способны повергнуть десяток штурмовиков одной лишь палкой?
Сколькие из ныне живущих помнят о них?
До возникновения Империи Кассиан посчитал бы джедаев врагами. Но он был юн — слишком юн, — чтобы понимать, с кем и за кого он сражался. Ныне же о сепаратистах, как и об их противниках-джедаях, все забыли.
— Зачем ты нас спасал? — поинтересовался разведчик.
— Может, я спас только ее, — откликнулся Чиррут.
Андор хмыкнул:
— Я начинаю думать, что у нас с Силой различные цели.
— Спокойно, капитан, — ответил на это Чиррут. — Мы сидели в клетках и пострашнее.
— Да? А у меня эта первая.
— Тюрьмы бывают разные, капитан, — проговорил Чиррут. — Свою ты, похоже, везде таскаешь с собой.
Бейз снова рассмеялся — на этот раз не столь громогласно. Просто грубый, глубокий смех.
Кассиан нахмурился и вновь повернулся к замку на двери. Лишь спустя несколько минут повстанец осознал, что никто не рассказывал Чирруту, что он был капитаном.
Джин узнала солдат в монастыре, хотя с большинством из них никогда не встречалась. Ей уже доводилось видеть подобные шрамы: следы ожогов на ладонях от перегретых бластеров, короткие неровные рубцы на щеках и шее, какие оставляют осколки шрапнели. Держали они себя тоже знакомо: гордо и угрюмо, всегда готовые нанести или выдержать удар. Она отметила эти признаки, убедилась, что это не просто какие-то партизаны, а повстанцы Со, которых он выдрессировал по своему образу и подобию. Девушка инстинктивно скопировала их позы, переняла их недоверчивые взгляды.
Все эти годы она оставалась одной из них, и они ненавидели ее за это.
Могла ли она их винить? Из-за нее они скорбят о погибших в Священном городе. Скорбят о своих братьях и сестрах, умерших чуть ли не у нее на руках.
Она сидела в центральном зале монастыря, набитом койками и кухонными плитками, на которых партизаны что-то готовили. Тогнат увел ее от Кассиана, снял с головы мешок, связал руки и оставил здесь. Мысль о том, где сейчас может находиться Кассиан, не сильно занимала Джин — словно мышь, скребущаяся где-то в углу.
У нее сейчас хватало других забот. Со Геррера где-то рядом. Она почти улавливала запах смазки его любимой винтовки. Много лет она с предвкушением представляла себе, как встретится с ним, подбирала колкие слова и готовилась принять на себя гнев «первого, последнего и единственного истинного воина, выступившего против Империи».
Противостояния так и не случилось, и фантазии тихо улетучились. Сейчас же она сомневалась, что готова к подобной борьбе.
— Я тебя помню.
Джин оглянулась и увидела приближающуюся женщину-человека с бледной, почти меловой кожей. На ней была бронекуртка на пару размеров больше нужного. Говорила она невнятно, одна рука безвольно свисала.
— Ты была на Фешиндер-Прайм? — спросила подошедшая, словно пытаясь завязать знакомство.
— Нет, — ответила Джин и нахмурилась. — Наверно, это было уже после меня.
Девушка попыталась вспомнить лицо этой женщины, но вместо него наткнулась на другие воспоминания. Из памяти всплыли товарищи, которых, казалось, она забыла навсегда.
— Стейвен еще жив? — спросила Джин.
Стейвен, который однажды ночь напролет учил ее обезвреживать детонатор. Стейвен, который впервые дал Джин попробовать забродившего молока банты и разрешал ей сидеть со взрослыми, травившими пошлые анекдоты.
— Нет, — сказала женщина.
— А Кодо?
Кодо, научивший Джин плавать в той грязной луже, которую они звали гротом. Кодо, который попытался ее поцеловать и, получив отказ, переставший с ней разговаривать.
В ответ женщина подняла здоровую руку, приложила к голове воображаемый бластер и нажала на спуск.
— Мая? — последовал очередной вопрос. Он был глупым — девушка вспомнила, что Мая умерла еще при ней. И именно Джин достались те мягкие, пахшие углем синтекожаные перчатки, которые она вскоре потеряла.
Как правило, подчиненные Со не обсуждали погибших. Так легче забыться, когда кто-то уходит.
Женщина хмыкнула и ушла. Из прохода возник тогнат и подошел к Джин. Быстрым, грубым движением он разрезал путы на ее запястьях.
— Он хочет видеть тебя прямо сейчас.
«Соберись», — велела себе Джин.
Со Геррера набирал в отряд суровых солдат и делал их бессердечными. Стейвен, Кодо, Мая… Все, за что Джин их любила и ненавидела, меркло перед неукротимым пламенем, которым пылал Со.
Она подавила дрожь и, постаравшись обрести уверенность, приготовилась встретиться лицом к лицу с человеком, спасшим ее из пещеры.
— Сюда, — сказал тогнат, указав на занавешенный дверной проем. Джин прошла сквозь истрепанную завесу, которая теперь скорее походила на паутину. Тогнат за ней не последовал.
Она оказалась в аскетичном помещении, где прежде жил настоятель монастыря. Прорубленное в скале окно выходило на долину, за которой виднелся Священный город. Горизонт уже посветлел — вот-вот наступит тусклый рассвет, и Джин с удивлением поняла, что она больше не чувствует усталости. Во время ночного перехода через пустыню она не просто выдохлась, у нее наступило полнейшее изнеможение.
Она услышала резкий металлический лязг и инстинктивно подобралась, приготовившись принять боевую стойку.
— Это действительно ты? — спросил хриплый голос.
Джин сказала себе, что готова.
Она повернула голову и взглянула на Со Герреру.
На обрубок, который когда-то был Со Геррерой.
Вместо покрытого шрамами могучего воина ее глазам предстал старик, стоящий на ногах лишь за счет доспехов и креплений. Его темные волосы будто подернулись инеем, разлохматились и приобрели неряшливый вид. Глаза были все такими же проницательными, но их словно заперли в ржавой клетке.