Льюис сидел на полу в ванной. Прижав дверь ногой, он взял с раковины бритву и некоторое время просто держал ее. Кроме руки с бритвой, он ничего не чувствовал. Казалось, мир вокруг превратился в облако пыли, и осязаемыми остались лишь рукоятка и лезвие. Льюис ощущал себя бестелесным, будто весь сжался до микроскопических размеров. Лезвие было прекрасным, сверкающим и острым, и он прижался к нему щекой. Затем поднял голову и вытянул левую руку. В жилах вновь заиграла кровь, руки затряслись в предвкушении. Наклонив лезвие, Льюис сделал длинный надрез, сердце тут же заколотилось, и рот наполнился слюной от страха. При виде крови пришло долгожданное облегчение, мир снова стал ярким, глаза загорелись, руку пронзила боль. Прерывисто дыша, Льюис схватил бритву. Ему не терпелось продолжить, и, испытав боль и стыд после очередного надреза, он словно обрел опору под ногами. Зрение стало четким, плитка холодила спину; он одновременно пытался удержаться и знал, что не сможет. Знал, что резать себя позорно и глупо, и все же, превозмогая боль и страх, снова и снова вонзал в кожу лезвие, радуясь, что вновь способен ощутить свое присутствие в этом мире. Наконец он сделал последний надрез – почему-то он сразу понял, что он будет последним. Окончание получилось резким, точно удар кулаком в лицо. Теперь боль и поражение ощущались в полной мере, и нужды продолжать не было.
Отложив бритву, Льюис закрыл глаза. Он думал о тюрьме и об отце, о несбывшихся надеждах и о том, что сбился с пути.
Он вытер с руки кровь, не чувствуя ничего, кроме полной растерянности.
В коридоре послышались шаги. Кит знала, что Дики ее накажет, знала еще тогда, когда увозила Льюиса, и решила, что сделка справедлива – порка в обмен на алиби. Однако план не сработал и теперь казался глупым и детским, заведомо обреченным на провал. Напрасно она поддалась порыву. Она надеялась, что Льюис поймет. Иначе и быть не может. Кит встала, чтобы встретить отца.
Вошел Дики с палкой в руках и, смерив дочь взглядом, задал традиционный вопрос:
– Ты знаешь, за что будешь наказана, юная леди?
– Я взяла машину без спроса. Это была моя идея.
Подойдя ближе, он наотмашь хлестнул ее по лицу.
– Я тебя ненавижу, – сказала Кит.
Следующая оплеуха сбила ее с ног.
– Плевать. – Она попыталась подняться.
Дики ударил ее палкой ниже спины, потом придержал за руку и ударил еще раз. В перерывах он давал ей пощечины – открытой ладонью и аккуратно, чтобы не было синяков. Избивая Кит, Дики никогда не терял голову, в умении не оставлять следов он достиг совершенства. Дики очень дорожил красотой Тэмзин, и воспоминания о том, как он ударил ее по лицу, несколько омрачали удовольствие. Зато наказывать Кит никогда не надоедало; ее строптивость и упорное молчание только распаляли, и обычно он не унимался, не добившись слез или хотя бы стона.
Когда от боли Кит потеряла контроль над собой, Дики бросил ее лежащей на полу и уединился в спальне, чтобы успокоиться.
Элис посмотрела на часы – «Картье» с римскими цифрами на крошечном циферблате. Подарок Гилберта, с которым она всегда чувствовала себя красавицей и примерной женой. Льюис наверху уже полчаса. Элис позвонила мужу в Лондон и попросила вернуться. Пусть приезжает и сам разбирается со своим сыном, а ее освободит от этой обузы. Одна она не справится. Если Гилберт возьмет все в свои руки и увидит, что творится с Льюисом, тогда у нее появятся силы его пожалеть и помочь.
Гилберт ответил на звонок и пообещал приехать. Сидя за столом, он думал, как поступить. Плохо, что Элис наедине с Льюисом, после того как он повел себя с Тэмзин. Он позвонил доктору Штрехену и попросил порекомендовать психиатра.
К его удивлению, кабинет психиатра находился на Харли-стрит. Гилберт думал, что психиатры работают в больницах, в зданиях Викторианской эпохи с решетками на окнах. Ужасно представлять Льюиса в подобном заведении, но и жить с ним в одном доме невыносимо.
Назначив прием у доктора Бонда, чтобы поговорить о сыне, Гилберт отправился на вокзал. Обычно он ездил в другое время, сейчас на станции в Уотерфорде было пусто, только какая-то женщина тащила своего ребенка за руку и кричала на него.
Домой Гилберт ехал на такси, с ужасом думая о предстоящей встрече. Ему вспомнилось, как он возвращался с работы в ту осень, когда погибла Элизабет. Льюис всегда ждал у подъездной дорожки и улыбался ему. Гилберт не мог ответить на улыбку, даже посмотреть сыну в глаза не мог, а ведь в десять лет в нем еще не было ничего дурного. А может, и было, если он уже тогда вызывал отторжение. На мгновение Гилберту почудилось, что Льюис, как маленький призрак, стоит у дорожки, однако затем он увидел Элис у дверей и постарался взять себя в руки. Взгляд у нее был такой же беспомощный, и Гилберту хотелось сказать, что напрасно она возлагает на него надежды.
Расплатившись с водителем, он обернулся к ней. Элис улыбалась со слезами на глазах.
– Он наверху, в ванной. Уже больше двух часов. Я не решилась зайти.
Когда Гилберт открыл дверь ванной, Льюис даже не обернулся. При виде крови Гилберт на мгновение подумал, что сын вскрыл себе вены, но затем с отвращением понял, что тот всего лишь взялся за старое. Льюис смотрел перед собой невидящим взглядом.
Гилберт достал из шкафчика чистые бинты и протянул сыну. Льюис заморгал и покорно их принял. Деловая одежда Гилберта – темный костюм, шляпа и галстук – совершенно не вязалась с происходящим и странным образом помогала ему от него отгородиться.
– Доктор Штрехен порекомендовал одного специалиста в Лондоне. Думаю, лучше всего тебе на некоторое время уехать. Пожить там, где тебе станет лучше. Льюис? – Тот как будто не слышал. Подождав, Гилберт повторил: – Льюис?
Ему показалось, что сын кивнул. «Для его же пользы, – сказал себе Гилберт. – Он потом сам поймет». Не закрывая дверь, он спустился в холл. Элис ждала, но Гилберт не желал ничего обсуждать.
– С ним все нормально?
Он не стал отвечать на дурацкий вопрос. Хотелось выпить. Гилберт пошел в гостиную и налил себе почти полный стакан виски. Элис подошла и встала рядом.
– Очень сильно? – спросила она.
– Да.
– Он выйдет? Разговаривал с тобой?
– Нет. Не знаю.
– Гилберт, я думаю, он не бил Тэмзин.
Гилберт удивленно посмотрел на нее и допил виски.
– Не говори глупостей.
– Он никогда не был жестоким. С чего бы он ее ударил?
– Не хочу тебя с ним оставлять, но мне нужно зайти к Дики. Ничего?
– Ты меня слышишь? Я не верю, что он ударил.
– Слышу. С какой стати ты его защищаешь? Ты его видела? Помнишь, на что он способен?
– Не кричи на меня. Я просто говорю, что…
– Я не кричу. Я пошел к Кармайклам, посмотрю, что можно сделать. Скоро буду.
Элис осталась в холле. Все случилось совсем не так, как она хотела. Гилберт просто испугался.
Каждый вздох Кит сопровождался болью, однако, скорее всего, ребра остались целы. Всего лишь ушиб, который рано или поздно пройдет, как и всегда. Голова болела от удара об пол.
После того как Льюис держал ее за руку и нежно обнимал в танце, терпеть побои и одиночество было вдвойне тяжелее. Кит так не хватало Льюиса, хотелось доверить ему самые сокровенные тайны.
Тэмзин принесла поднос с ужином и поставила у кровати. Кит сидела в кресле у окна, поджав ноги.
– О, а у тебя никаких следов, – сказала Тэмзин. – Видела мое лицо?
– Болит?
– Не очень. Как так получается, что мне досталось всего один раз, зато заметно? У тебя никогда не заметно.
Кит пожала плечами. Ей хотелось спросить о Льюисе, но она боялась, что голос выдаст ее чувства.
– Несчастная Кит, – произнесла Тэмзин. – Пойди вниз и извинись.
Она вышла и закрыла за собой дверь. Кит заплакала, но тут же перестала. Сделав глубокий вдох, задержала дыхание и принялась разглядывать лица на конвертах расставленных по комнате пластинок и представлять, как они делятся с ней смелостью. Надо поесть. На подносе – бутерброды и тарелка с печеньем. Несмотря на отвратительный вкус, Кит заставила себя поужинать, поскольку всегда считала, что должна научиться заботиться о себе. Она сжевала бутерброд и печенье, выпила воды, потом выбралась наружу через окно.
При виде машины мистера Олриджа Кит юркнула в кусты. Утерла лицо рукой, которую запачкала, выбираясь из окна, и на щеке остались следы. Ноги гудели после прыжка на твердую землю. Отсидевшись в укрытии, Кит направилась к полицейскому участку в надежде увидеть Льюиса или хоть что-нибудь выяснить. Чтобы не попасться никому на глаза, она решила заглянуть в окна на обратной стороне здания, выходящие на поле для гольфа.
Было жарко, кусты царапали голые ноги, голова трещала после удара. Кит понимала, что ведет себя глупо. Впервые в жизни ей хотелось сдаться – сдаться Льюису, упасть в его объятия и позволить себе быть слабой. Она так нуждалась в защите и утешении.
Глава девятая
Успокоившись и собравшись с силами, Элис поднялась наверх.
Когда она открыла дверь, Льюис сидел на краю ванны и пытался вымыть руку под краном, одновременно придерживая повязку. Получалось неуклюже, и Элис сразу вспомнила его ребенком. Неизвестно, сможет ли она когда-нибудь относиться к Льюису как ко взрослому. Как это бывает у матерей? Едва ли ей суждено узнать.
При виде Элис Льюис замер. Она закрыла кран и присела рядом.
– Я знаю, ты не бил эту глупую девчонку.
Он покачал головой и опустил взгляд. Элис посмотрела на кровавые разводы на полу и на запекшуюся кровь на его руке.
– Идем вниз, приведем тебя в порядок, – предложила она.
Усадив Льюиса на стул у дверей в сад, она принесла миску с водой, дезинфицирующий раствор и вату, затем сняла повязку. Он молча наблюдал за ней – сейчас он чуть больше походил на прежнего Льюиса, только безнадежно разуверившегося.
Опустившись на колени, Элис принялась вытирать засохшую кровь, осторожно проводя ваткой по порезам, которые кое-где пересекались.