Тэмзин засмеялась. Кит почти впала в отчаяние. Они ее не слышат?
– Я спрашиваю, можно мне искупаться после обеда?
Дики, Клэр и Тэмзин разом умолкли и обернулись к Кит. А потом продолжили беседу.
– Робинс разговаривал с мальчишкой, который по вторникам приходит за овощами, и тот сказал…
Кит встала из-за стола – никто не обратил внимания. И едва не засмеялась – с этим глупым бойкотом они вели себя как школьники. Однако не стала смеяться, просто придвинула стул к столу и вышла.
Кит поднялась наверх. В груди появилось жжение, оно нарастало с каждой секундой, и она поняла – то невыплаканные слезы. Как горько, что их невозможно выплакать. Лучше не думать о том, что семья ее ненавидит, и о том, что сделал бы отец, застав ее одну, и о Льюисе – о его поступке и о том, какой грустный и безнадежный был у него вид в их последнюю встречу. Она сильная, она справится со своими мыслями, не выдаст себя и будет смелой. Смелой, только не счастливой. Кит вошла в свою комнату и закрыла дверь.
Опустившись на колени у кровати, она принялась собирать с пола пластинки, стараясь не думать о том, что мир жесток и как будто надломлен, и она сама надломлена, и некому ей помочь. Она совсем одна, слабая и разуверившаяся. Слезы жгли глаза, Кит безуспешно старалась их не замечать, злилась и роняла пластинки.
Дверь открылась, Кит вскочила на ноги. На пороге возникла Клэр. Она не отпускала дверную ручку, как будто подчеркивая, что не намерена задерживаться. От ее взгляда Кит почувствовала себя нежеланной гостьей в собственном доме.
– Ты поедешь в «Сент-Фелисите» раньше, – заявила Клэр. – И можешь остаться там на два года. Я позвонила перед обедом. Отправишься на поезде в среду. На каникулы лучше не приезжай. К концу учебы тебе будет почти восемнадцать. Все ясно?
Кит посмотрела матери в глаза и отчеканила:
– Более чем. Кстати, мама, ты не думала, что после моего отъезда снова наступит твоя очередь?
Клэр вытаращила глаза. Повисла пауза. Сжав кулаки, Кит подождала, пока мать выйдет и закроет за собой дверь, и села на кровать.
Два дня. Не две недели, не когда-нибудь в будущем. Через два дня она уедет насовсем.
Кит села на кровать и больше не стала противиться нахлынувшим чувствам. Она зарылась лицом в пуховую подушку, заливая ее слезами, от которых оставались темные следы. Плакать было больно, однако с болью приходило облегчение. Она наконец-то вырвется отсюда. Благодаря Льюису.
Последний вечер Льюис провел у дома, ожидая, пока Элис с Гилбертом выключат свет в гостиной. Странным образом под открытым небом ему было уютнее.
Он убеждал себя, что придет новый день, а он будет далеко отсюда, и все пережитые события станут прошлым – как Джини или школа. Плохое не длится вечно. Не всегда жизнь будет похожа на склеп. Лицо еще болело, однако рано или поздно все заживет и все забудется. Правда, это не то освобождение, которого он ищет. Едва ли освобождение вообще возможно.
Перед глазами стояла Кит – вся ее жизнь, точнее, фрагменты, которые ему довелось увидеть. Когда стемнело, Льюис отправился в лес за домом Кармайклов, чтобы забрать чемодан. На дом он не смотрел. Вернувшись к себе, все упаковал и убедился, что готов к отъезду. Окинул взглядом небольшую комнату – книги на полках, комод и трещину в потолке – и понял, что она давно уже нежилая.
Сев на кровати, он уронил голову на ладони. В нем больше не было ярости, отчаянной жажды причинить себе боль. Остались лишь грусть и тоска по Кит. Он потерпел неудачу и теперь один. Льюис даже не представлял, что будет так больно, ведь он думал, что уже потерял все.
Ночь длилась долго. Глаз он так и не сомкнул. Дождавшись утра, сошел вниз, открыл переднюю дверь, и холл залил яркий солнечный свет. На лестнице появился Гилберт, будто они случайно встретились. На пути в столовую отец задержался и пожал Льюису руку, не глядя ему в глаза.
– Удачи. – Он взял со столика газету и скрылся в столовой.
Выйдя из дома, Льюис зашагал к дороге. За спиной хлопнула дверь.
– Льюис!
Элис, в ночной сорочке и с растрепанными волосами, босиком бежала за ним по гравию. Она остановилась и украдкой покосилась через плечо, как сбежавшая школьница, запыхавшись и не зная, что сказать. Они смотрели друг на друга, и ее лицо, умоляющее и полное надежды, как всегда, поразило его в самое сердце. В душе шевельнулось нечто, отдаленно похожее на любовь.
– Если будешь писать, указывай лондонский адрес. Мы уезжаем из этого дома.
– Не буду.
– Ладно. Прощай.
Она бережно поцеловала его в щеку, приподнявшись на цыпочки. Льюис обхватил ее свободной рукой и на миг задержал в объятиях.
– Все хорошо? – спросил он.
Она кивнула и направилась к дому. Не глядя ей вслед, Льюис двинулся дальше.
Кит надела голубое платье. Она долго ждала, пока дорастет до него, и теперь платье было впору. Умыла лицо, почистила зубы и провела влажными руками по шее и волосам, чтобы охладиться. Затем спустилась и позавтракала в кухне. Приманив котенка, Кит накормила и его, а потом подхватила на руки и поцеловала. Котенок недовольно дрыгал лапами в воздухе. Обувшись, Кит выскользнула из дома и направилась через лес к Олриджам. Пройдя через их сад, она подошла к передней двери и постучала. Открыла Мэри. Элис тоже выглянула, но они с Кит не смогли посмотреть друг другу в глаза. Глядя под ноги, Кит попросила позвать Льюиса и подняла голову только тогда, когда Элис ответила, что его нет.
– Нет? Уже уехал? – переспросила Кит.
Льюис наблюдал за людьми, которые садились на поезд – местный, не лондонский, так что пассажиров было немного. Вскоре поезд тронулся, и Льюис остался на платформе один. Огни семафора переключились, начальник станции некоторое время разглядывал Льюиса, затем вернулся в здание вокзала. Наступило затишье. Слышалось только пение птиц и неясный гул прибывающего поезда. Льюис подошел к краю платформы и, затушив сигарету, ногой сбросил окурок на камни. В отдалении ритмично застучали колеса и загудел паровоз, потом раздался металлический лязг – перевели стрелки.
Льюис смотрел на бело-серую струю дыма в ясном небе, когда раздался девичий голос. Он ошеломленно обернулся и увидел ее – силуэт в голубом у дверей вокзала. Она что-то крикнула, Льюис не расслышал. Он не верил своим глазам, но это была Кит, и она бежала к нему. Он двинулся ей навстречу. Теперь он хорошо ее разглядел; в голубом платье она была так похожа на Кит из его фантазий. Девушка что-то опять крикнула и нахмурилась, и сразу стала похожа на себя настоящую.
– Что? – переспросил Льюис. Кит снова крикнула, однако тонкий голос тонул в шуме поезда. – Что?
– Ты хороший! – Они оба на миг остановились. – Я должна была тебе сказать…
Наконец они встретились, и он обнял ее за плечи. Кит прижалась к нему.
– Ты сказал, ты нехороший человек, но это неправда.
Он привлек ее к себе и стал целовать в лоб, в щеки, не веря, что это происходит на самом деле. Однако Кит была тут, прекрасная и пахнущая свежестью.
– Прости, – прошептал он. – Прости меня.
– Нет-нет, ничего страшного…
– Обещаю, я исправлюсь ради тебя.
– Не надо. Я же сказала, я тебя люблю…
– Ты прекрасна.
Он прижал ее к себе и снова поцеловал. Казалось, их поцелуй – жаркий и страстный – длится вечно.
– Поезжай со мной!
– Не могу.
– А я не могу оставить тебя здесь.
– Не волнуйся. Меня решили отправить в Швейцарию пораньше. Я уеду, а назад меня не ждут.
– Тогда я приеду туда. И увезу тебя.
Поезд, огромный и шумный, медленно приближался, им приходилось перекрикивать грохот и свист паровоза.
– Погоди! Сейчас… – Льюис принялся рыться в карманах в поисках карандаша. Не найдя, он вытащил повестку и протянул Кит. – Вот мой адрес. Не знаю, куда меня отправят потом…
– Не волнуйся.
– Я не волнуюсь. А ты не грусти.
– Я и не грущу, – плача, отозвалась Кит.
Поезд остановился, снова раздался свисток. Было невыносимо расставаться с Кит. Они постояли, обнявшись, потом Льюис взял чемодан и, войдя в вагон, высунулся из окна, чтобы поцеловать ее еще раз, и они словно слились в единое целое. В Кит все было прекрасно, и сила, и мягкость, и то, что она такая юная и одновременно взрослая. Льюис не мог поверить, что она знает о нем все и, несмотря на это, так его обнимает и целует. Ее рука лежала на щеке – той, где скула не сломана, а вторая – на шее, и в мире не существовало ничего, кроме их поцелуя. Они так и не оторвались друг от друга, и, когда поезд тронулся, Кит пошла следом. Поначалу выглядело даже смешно. Потом она побежала, и Льюис отпустил ее. Кит остановилась и заглянула ему в глаза, а он не мог ею налюбоваться.
– Послушай, Льюис! – Кит широко развела руки. – Мы спасены!
Поезд набирал ход, и вскоре она превратилась в крошечную фигурку, Льюис смотрел и смотрел, пока голубое пятнышко не скрылось из виду. Только тогда он выпрямился и прислонился к стене.
Им овладело умиротворение, которое не мог потревожить даже шум поезда. Стало жарко, и он закатал рукава, не беспокоясь о шрамах.
На пустой платформе Кит смотрела вслед уходящему поезду. Когда он исчез из виду, она задержалась еще немного. Тело и губы хранили тепло Льюиса и память о нежном и страстном поцелуе. Кит осталась такой, какой и была, и все же она теперь другая. Любимая и желанная. Боль расставания настигнет позже, Кит знала это, однако сейчас она испытывала лишь безраздельную радость.
Вскоре к вокзалу начали съезжаться машины. На лондонский поезд собирались люди. Не желая никого видеть, Кит медленно зашагала по платформе, а потом спустилась с нее и пошла через поле по длинной траве.
Льюис так и стоял у стены, пока проводник не пришел проверять билет. Он был высокий, немолодой, немного прихрамывал и странно смотрел на Льюиса. В первое мгновение тот растерялся: конечно, ему не привыкать к косым взглядам, однако проводник видел его впервые. И тут он понял, что выглядит, как солдат после битвы, с изрезанной рукой, расквашенным лицом и блаженной улыбкой человека, которому принадлежит весь мир. Наверное, проводник и представить не мог, что можно быть избитым и бесконечно счастливым.