Прайдер сменил одежду, и хотя на странников в их ветхой запыленной и давно потерявшей всякий цвет одежде мало кто обращает внимание, все же бывшие оранжевые тряпки сменил на бывшие синие, заставил переодеться и Сына Молнии.
Город еще спал или только начинал просыпаться. За всю дорогу они встретили двух ночных стражей, угрюмых и сонных. Потом плотно посаженные один к другому дома остались позади, дорожка перешла в тропку, вот уже тот игрушечный домик. Внезапно Прайдер выругался, сказал быстро:
— Стой!.. Туда нельзя... Будем торговаться за этот мешок .
Крохотная калитка, что Сыну Молнии казалась совсем детской, распахнулась, оттуда даже не вышли, а выехали на конях те двое незнакомцев. Впереди покачивался в седле человек с красными волосами, за ним ехал черноволосый юноша.
За калиткой оба повернулись, там уже стоит та хрупкая девушка, оба всадника разом вскинули руки, прощаясь. Девушка помахала обеими руками, что-то вскрикнула. Донесся ее тонкий голосок, словно крик мелкой пташки. Всадники разом повернули коней, понеслись прочь.
Прайдер как раз вырывал мешок из рук Сына Молнии, кричал, что за такую цену он скорее выбросит этот мешок, бросит его на подстилку свиньям, посмотри, какой новый, а Сын Молнии не соглашался вообще платить, предлагал меняться... Оба ощутили на себе холодный и тяжелый взгляд всадника с красными волосами, второй же промчался, не удостоив их взглядом. Оба скрылись за поворотом, потерялись в лабиринте домов, а стук копыт отдалился и затих. Сын Молнии умолк, Прайдер долго прислушивался, бросил с досадой:
— Эх, просчитался!.. Как не подумал, что такие долго не задерживаются.
— Теряешь хватку, — сказал Сын Молнии злорадно.
— Теряю, — согласился Прайдер. — Пора с этим заканчивать... Эту доставим, и я сразу бросаю всякую службу.
— Будешь огородником?
— Почему нет? Другие как-то живут?
— То другие, а то ты... Повадился кувшин по воду ходить... Ну, пойдем?
— Пусть отъедут подальше, — ответил Прайдер. — Я не хочу, чтобы ее крик услышали.
— У меня не крикнет, — сказал Сын Молнии.
— Да, конечно, но я не хочу никаких случайностей. Вдруг кто из соседей услышит или увидит, а это станет известно тем двоим. Все горожане меня не так тревожат, как эти двое!.. Они нас и под землей найдут.
— У нас всегда все получалось, — напомнил Сын Молнии.
— Сам же сказал про кувшин, что повадился по воду ходить... Все равно будь начеку. Когда пойдем, помни, ее ни пальцем, понял? Привезти в целости и сохранности. Хозяйка особо предупредила, чтобы она оставалась девственной, как и была. Для их жертвы очень важной именно девственницу... Эх, зря я вызвал целый отряд!
— Ладно, встретим их в корчме уже с добычей.
— Тебе бы только в корчму!
— А что? Прекрасное место... А отряд может пригодиться. Вдруг кто узнает и попытается отбить?
В голосе Сына Молнии звучало беспокойство. Прайдер ухмыльнулся:
— Откуда узнают? Вынесем в мешке. В мешке и провезем через весь город. А дальше мир широк, дорог и тропок много...
Глава 16
Через город проскакали рысью, здесь только одни ворота, но сам город невелик, выехали на простор, кони долго неслись галопом, а когда перешли на шаг, Олег вздохнул:
— Никогда не верил, что такое возможно...
—Что?
— Что есть такие женщины.
Скиф дернулся, на всякий случай переспросил:
— Ты о... Ляне?
— О ком еще, чурбан!
Скиф самодовольно заулыбался, спина выпрямилась, он сказал голосом хозяина:
— Да, она очень красивая. Трудно найти равную... Олег пренебрежительно отмахнулся:
— Что красота!.. Сегодня есть — завтра нет. Да и в каждом племени свои законы красивости. В одних — чем толще, тем красивше, в других ценятся худые, как палки. Знавал народы, где на женщин с золотыми волосами смотрят как на уродов... там у всех волосы как тебя, только и глаза тоже темные... знавал... да что там! Многое знавал, но твоя Ляна — чудная и удивительная.
Скиф расплылся в улыбке.
— Да-да, — сказал он заинтересованно. — Ага, да, конечно... А чем еще, кроме красоты?
— Простак, — ответил Олег. — До чего же ты прост, дружище... Все тебе надо чтобы было больше или выше, чем у соседа! Но есть простые житейские явления, которые понятны даже мудрецу, блуждающему среди звезд. К примеру, в отличие от нас, женщины вовсе не стремятся к величию. Твоя Ляна просто живет. Спокойно и счастливо! У нас же не только войны, сражения, постоянные поединки... но даже более сложное и непонятное для тебя: вера, смирение, даже аскетизм и дервишество должны доказывать наше мужское величие!
Скиф озадаченно нахмурился. Конь прядал ушами, словно их обжигало горячее дыхание молодого воина. Наконец Скиф спросил подозрительно:
— Значит... она некрасивая?
— Я слышал от старых людей, — сказал Олег, и Скиф уловил нотку острой зависти в его голосе, — что раз в сто лет на земле рождается девочка с удивительным даром... Кого полюбит, того обходят беды, несчастья, невзгоды. Того в битвах не берет ни меч, ни топор, ни стрела, ни брошенный с крепостной стены камень... Если его укусит змея, то яд не подействует. Да змея такого и не укусит! Поспит рядом, если наползет ночью, а утром поползет себе дальше.
Он изумленно крутил головой, даже оглянулся, но уже не только маленький домик Ляны, но и весь город растаял в утреннем тумане.
Скиф тоже оглянулся, синие глаза округлились, с не-доверием посмотрел в твердое, как высеченное из камня, лицо Олега. Тот кивнул. Скиф воскликнул дрожащим голосом:
— Это... это немыслимо!
— Почему? — спросил Олег.
— Она... она такая простая!
— Простая и чистая, — согласился Олег. В голосе волхва прозвучала насмешка. — Ах да, все достоинства бывают только у людей знатных! А чем выше род, тем достоинств больше.
Скиф насмешку уловил, даже успел вспомнить про своих братьев, но возразил тем горячее :
— Но Ляна... Ляна не колдунья!
— А зачем ей быть колдуньей? — спросил Олег, — Это не колдовство, это... выше. Сила ее любви настолько велика, что охранит любимого даже от колдунов. Эх, Скиф... Дубина, ты даже не подозреваешь, что повезло сказочно тебе, а не Ляне.
Скиф сидел в седле, как будто по нему сверху стукнули огромным молотом. Ниже ростом, спина сгорбилась. Долго молчал, а когда заговорил, голос звучал смиренно и с нотками страха:
— Это что же... Значит, я для чужих стрел неуязвим?
— Да, — подтвердил Олег. — Но ты не рискуй, не рискуй... Вдруг она в разгар схватки вспомнит, что ты ее дурой назвал? Или еще как-то обидел?
Скиф вскипел:
— Да я никогда... Никогда не обижал! Да я лучше свою кровь выцежу до капли, чем позволю себе или другому ее обидеть, огорчить, чем-то задеть! Да я не дам на нее листочку с дерева упасть, я это дерево срублю к чертовой матери!.. Ишь, дурой!.. Да я никогда ей такое вслух не скажу...
Олег сказал:
— Вот-вот. Срубишь дерево, лишишь ее домик благостной тени... Словом, все же не рискуй!
В его голосе звучало серьезное предостережение. Скиф замолчал, поехал дальше нахмуренный, озабоченный. Олег видел сдвинутые брови, а губы слегка шевелились, словно Скиф разговаривал, убеждал, просил, доказывал.
Кони шли резвым галопом до самого до полудня, не выказывая усталости. Скиф начал удивляться, Олег помалкивал. И так непонятно, кто коней расседлал, накормил, напоил, если учесть, что Ляна все время была на виду.
Скиф не чувствовал усталости, однако Олег начал нетерпеливо посматривать по сторонам.
— Вон роща, — сказал он. — Доскачем, а там отдохнем.
— Устал?
— Нет, — удивился Олег, — а при чем здесь усталость?
— Ты сказал, что отдохнем.
— Так не от усталости же, — возразил Олег с удивлением. — Разве отдыхают, когда устают?
Скиф пробормотал:
— Ну да... Я раньше так думал...
— То было раньше, — посочувствовал Олег. — Ох, детство... Чистое, безоблачное. Когда уверен, что уже все знаешь и ничто уже в тебе не изменится...
Скиф молча пустил коня следом.
Роща начала уплывать в сторону и назад, постепенно открывалась зеленая долина. Скиф приободрился, после отдыха поскачут по ровной, как стол, поверхности. В горах и даже в густом лесу чувствовал себя неуверенно, даже ребенок может сбросить сверху камешек и прибить вместе с конем...
Оба услышали яростный крик, испуганное конское ржание. Все перекрывал дикий свирепый рев. Скиф побледнел, но в руке сразу оказался боевой топор, а колени заученно толкнули коня вперед.
За поворотом, в сотне шагов впереди по полю носился на оранжевом, как солнце, коне всадник в красном плаще. Конь храпел, на удилах клочья пены, его шатало, а сверху на них налетал огромный и, как определил даже Скиф, молодой дракон. Всадник отбивался длинным узким мечом. Дракон с налету пытался схватить пастью или когтями, слышался стук металла по кости, зеленое тело проносилось дальше, дракон набирал высоту и круто разворачивался.
Если бы навалился на всадника всем весом, то смял бы с конем вместе, но дракон опасался узкого меча, что уже уколол несколько раз, еще больше дракон страшился оказаться на земле, там потеряет все преимущество, и бой все длился — нелепый, изнуряющий, но все же с предсказуемым результатом.
Скиф взвесил топор на руке, закричал:
— Держись, воин!
Над головой затрепетал воздух, словно пролетели испуганные утки. Дракон взревел и повернул голову навстречу новому противнику. Скиф закричал, нагнетая боевой дух. Тело взыграло в боевой ярости, он с воплем ударил острым лезвием прямо между выпученных глаз. Руки едва не вывернуло, но топор не отскочил, врубился, тут же на плечи и голову обрушилась холодная тяжесть. Он вскрикнул и, не удержавшись, рухнул с седла.
Дракон топтал его, рвал зубастой пастью и когтями, так ему показалось, потом совсем рядом раздался раздраженный голос. За ступню сильно дернуло, потянуло, едва не выламывая из суставов.
Блеснул яркий свет. Олег выпустил его ногу, повернулся в сторону всадника в красном плаще. Тот поник на конскую гриву. Его шатало, обеими руками держался за луку седла, чего не позволит себе ни один благородный конник.