Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен — страница 17 из 59

— Что вы знаете о бедности, Торн? — продолжал он.—Вам же не пришлось гнуть спину ни одного дня в жизни!

Толпа недовольно зашикала на студента, некоторые нача­ли даже покрикивать, но Торн поднял руки, требуя тишины.

— Молодой человек хочет что-то сказать. Давайте его вы­слушаем.

Юноша выступил вперед, и Торн приготовился выслу­шать все.

— Если вы так заботитесь о том, чтобы поделить все бо­гатства, почему не делитесь своим? — громко говорил па­рень.—Сколько у вас миллионов, вы знаете? А знаете, сколь­ко людей в мире голодает? Вы знаете, что можно сделать на ваши карманные деньги? На ту зарплату, которую вы платите своему шоферу, вы смогли бы кормить в Индии целую се­мью в течение месяца! А растительностью с вашей сорока- акровой лужайки перед домом можно было накормить поло­вину населения Бангладеш! На деньги, которые вы тратите на устройство вечеринок для своего ребенка, можно было бы основать больницу прямо здесь, на юге Лондона! Если вы призываете людей делиться богатством, покажите пример! Не стойте здесь перед нами в костюме за четыреста долларов и не вещайте о бедности! Действуйте!

Выпад студента понравился публике. Парень явно вы­игрывал раунд. Раздались даже аплодисменты, и все тут же замерли, ожидая, что ответит Торн.

— Вы закончили? — вежливо спросил он.

— Каково ваше богатство, Торн? — выкрикнул юноша.— Как у Рокфеллера?

— Гораздо меньше.

— Когда Рокфеллера выбрали вице-президентом, газеты сообщили, что его состояние немногим больше трехсот мил­лионов. Вы знаете, что такое «немногим больше»? Это еще тридцать три миллиона! Это даже и в расчет не берется! Это его карманные деньги, в то время как половина населения земли умирает от голода! В этом нет ничего оскорбительно­го? Неужели одному человеку может понадобиться столько денег?

— Я не мистер Рокфеллер...

— Это мы видим!

— Вы позволите мне ответить?

— Один ребенок! Один голодающий ребенок! Сделайте что-нибудь хотя бы для одного голодающего ребенка! Тогда мы вам поверим! Протяните ему руку вместо своих речей, только руку, протяните ее голодающему ребенку!

— Возможно, я уже сделал это,—спокойно ответил Торн.

— Ну, и где же он? —спросил парень.—Где ребенок? Кого вы спасли, Торн? Кого вы пытаетесь спасти?

— Некоторые из нас имеют обязанности, которые выхо­дят далеко за интересы одного голодающего ребенка.

— Вы не можете спасти мир, Торн, пока не поможете одному-единственному голодающему ребенку.

Публика была явно на стороне студента.

— Я в невыгодном положении,—ровным голосом заявил Торн,—Вы стоите в темноте и произносите свои обвинения оттуда...

— Тогда дайте свет на меня, но я начну говорить громче!

Публика засмеялась, и прожекторы начали поворачивать­ся. Фотографы поднялись со своих мест. Дженнингс прокли­нал себя за то, что не взял длиннофокусных объективов, и нацелил аппарат на группу людей, среди которых находил­ся сердитый студент.

Торн вел себя спокойно, но когда прожекторы осветили людей в задних рядах, поведение его сразу же изменилось. Он смотрел не на юношу, а на кого-то рядом с ним. Держа в руках шляпу, там стоял невысокий священник. Это был Тассоне. Торн узнал своего странного посетителя и застыл на месте.

— В чем дело, Торн? — поддразнил его юноша.—Вам не­чего сказать?

Весь запал Торна куда-то исчез, волна страха накатила на него, он стоял молча, вглядываясь в темноту. Дженнингс на­правил камеру туда, куда был устремлен взгляд Торна, и сде­лал несколько^ снимков.

— Ну, давайте, Торн! — потребовал студент.—Теперь, ко­гда вы меня видите, что вы можете сказать?

— Я думаю...—начал Торн сбивающимся голосом,—...вы правы. Мы все должны делиться богатством. Я... я попытаюсь что-нибудь сделать.

Юноша по-детски заулыбался, и напряжение в толпе ис­чезло. Кто-то попросил, чтобы убрали прожекторы. Торн пы­тался прийти в себя, но взгляд его то и дело возвращался в темноту, где мелькала знакомая сутана.

Дженнингс вернулся домой поздно вечером и зарядил пленки в бачок для проявки. Посол, как обычно, произвел на него изрядное впечатление и заинтересовал еще больше. Ре­портер увидел в его глазах страх, он почуял его, как крыса чует сыр. Это не был беспричинный страх. Очевидно, Торн увидел что-то или кого-то в глубине аудитории. Света было очень мало, а угол съемки слишком велик, но Дженнингс надеялся увидеть что-нибудь на проявленной пленке. Ожи­дая, пока пленка обработается, он почувствовал голод и разо­рвал пакет с едой, которую купил на обратном пути из отеля. Вытащив небольшого жареного цыпленка и бутылку шипуч­ки, Дженнингс разложил их перед собой и приготовился к пиршеству.

Сработал таймер, и он прошел в темную комнату, вынул щипцами пленки из бачка. Увиденное так сильно обрадовало его, что он даже вскрикнул от радости, затем вставил пленку в увеличитель и при свете стал рассматривать прекрасные кадры перепалки Торна и студента. Далее шла серия сним­ков, запечатлевших дальнюю часть зала. Ни одного лица или фигуры нельзя было отчетливо различить в темноте, но на каждом кадре виднелся похожий на дым копьеобразный от­росток.

На снимках был увековечен какой-то толстяк с сигарой. Отросток вполне мог оказаться простым дымом. Вернувшись к негативам, Дженнингс отобрал лучшие и зарядил их в уве­личитель и минут пятнадцать рассматривал пленки с нараста­ющим вниманием. Нет. Это был не дым. Цвет и текстура бы­ли другие, так же как и относительное расстояние до каме­ры. Если бы это был дым от сигары, то толстяку пришлось бы слишком много курить, чтобы создать такое облако. Это было бы неудобно для стоящих рядом, они же, напротив, не обращали на курящего никакого внимания и невозмутимо смотрели вперед. Призрачный отросток поднимался отку­да-то из конца зала. Дженнингс установил добавочное увели­чение и начал изучать снимки подробнее. Под дымом он уви­дел край одежды, которую носят священники. Репортер под­нял руки вверх и издал победный клич. Опять тот же ма­ленький священник! И он каким-то образом давно связан с Торном.

— Священник! — выкрикнул Дженнингс.—Снова чертов священник!

Радуясь, он вернулся к столу, оторвал крылья цыпленку и обглодал их до костей.

— Я найду этого паразита! — расхохотался он.—Я высле­жу его!

...На следующее утро репортер взял с собой один из снимков священника, сделанный у посольства. Он показывал его в нескольких церквах, а потом в региональной конторе Лондонского прихода. Но никто не опознал человека на фо­тографии. Репортера уверили, что если бы священник слу­жил в городе, то его наверняка знали бы. Он был явно из других мест. Дело усложнялось. Дженнингс пошел в Скот­ланд-Ярд и взял книги с фотографиями преступников, но и там ничего не нашел. Оставалось одно. Впервые он увидел священника, когда тот выходил из здания посольства. Воз­можно, там о нем знали.

Проникнуть в посольство оказалось сложно. Охранники долго проверяли его документы, но внутрь не пропустили.

— Я бы хотел увидеть посла,—заявил Дженнингс.—Ми­стер Торн сказал, что возместит мне стоимость фотокамеры, которую он сломал.

Охранники позвонили наверх, а потом, к удивлению Дженнингса, попросили его пройти в вестибюль, сказав, что ему позвонят туда из кабинета. Через несколько секунд Дженнингс разговаривал с секретаршей Торна, которая инте­ресовалась, какую сумму и на какой адрес должен переслать посол.

— Я бы хотел объяснить ему лично,—сказал Джен­нингс.—Я бы хотел показать ему, что можно купить на такие деньги.

Она ответила, что это невозможно, так как у посла сейчас важная встреча, и Дженнингс решил идти напролом.

— Говоря по правде, я надеялся, что он сможет помочь мне по личному вопросу. Может быть, и вы сможете. Я разы­скиваю одного священника. Это мой родственник. У него бы­ло какое-то дело в посольстве, и я подумал, что, может быть, его здесь видели и могли бы мне помочь в поисках.

Это была очень странная просьба, и секретарша промол­чала.

— Он невысокого роста,—добавил Дженнингс.

— Итальянец? — спросила она.

— Я думаю, он провел какое-то время в Италии,—уклон­чиво ответил Дженнингс, ожидая, какое впечатление произ­ведет такое заявление.

— Его имя не Тассоне? — спросила секретарша.

— Видите ли, я не совсем уверен. Я разыскиваю пропав­шего родственника. Понимаете, моя мать и ее брат были раз­лучены еще в детстве, и он поменял фамилию. Моя мать сей­час при смерти и хочет его разыскать. Мы не знаем его фами­лии, у нас есть только внешние приметы. Мы знаем, что он очень маленький, как и моя мать, и что он стал священни­ком. Один мой знакомый увидел, как священник выходил из посольства примерно неделю назад. Приятель утверждал, что тот священник был очень похож на мою мать.

— Здесь был один священник,—сказала секретар­ша.—Он сказал, что приехал из Рима, и его звали, по-моему, Тассоне.

— Вы знаете, где он живет?

- Нет.

— У него было дело к послу?

— Похоже, что так.

— Может быть, посол знает, где он живет?

— Не думаю. Вряд ли.

— Можно будет его спросить?

— Да, я спрошу.

— А когда?

— Попозже.

— Моя мать очень больна. Она сейчас в госпитале, и я боюсь, что дорога каждая минута.

В кабинете Торна зазвенел сигнал селектора. Голос секре­тарши осведомился, не знает ли он, как найти священника, который приходил к нему две недели назад. Торн похоло­дел.

— Кто об этом спрашивает?

— Какой-то человек, который утверждает, что вы разби­ли его фотокамеру. Священник — его родственник, так он считает.

Помолчав секунду, Торн произнес:

— Попросите его зайти ко мне.

Дженнингс сразу же отыскал кабинет Торна. Все вокруг было обставлено в современном стиле. Кабинет находился в конце длинного коридора, по обеим сторонам которого бы­ли развешаны портреты всех американских послов в Лондо­не. Проходя мимо них, Дженнингс с удивлением узнал, что Джон Квинси Адамс и Джеймс Монро занимали этот пост, прежде чем стали президентами США. Неплохое начало ка­рьеры. Может быть, старина Торн волею судеб тоже станет великим.