Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен — страница 2 из 59

На краю пропасти

Пока мы спим, неуемная боль редкими толч­ками будет биться в сердце, покуда в отчаяньи и помимо воли нашей не снизойдет к нам муд­рость, посланная богом

Эсхи I

Глава первая

Ее снесли в дальний угол маленького кладбища, где зем­ля, скованная надгробными плитами, задыхалась от тесноты.

Месса была такой же печальной и унылой, как и вся жизнь этой женщины. Приехали ее братья из Бруклина, при­шел бакалейщик из углового магазина, отпускавший ей про­дукты в кредит. Дэмьен Каррас наблюдал, как ее опускают в темноту. Горе и слезы душили его.

— Ах, Димми, Димми...

Дядя обнял его за плечи.

— Ничего, она сейчас в раю, Димми, она сейчас счаст­лива.

ОБоже, пусть будет так! О мой Бог! Я про­шу тебя! Молю тебя, пусть будет так!

Его уже ждали в машине, но Дэмьен никак не мог отой­ти от могилы. Воспоминания давили его. Ведь мать всегда была одна... Все это время она терпеливо и покорно ждала, пока Дэмьен вернется. Почему же все теплые человеческие чувства ограничились в нем хранением в бумажнике той са­мой церковной карточки: «Помни...»?

Каррас вернулся в Джорджтаун к обеду, но есть ему со­вершенно не хотелось. Дэмьен слонялся взад-вперед по ком­нате. Приходили с соболезнованиями знакомые иезуиты, об­менивались с ним парой фраз, обещали молиться за нее и уходили.

В начале одиннадцатого явился Джо Дайер. Он с гордо­стью вытащил бутылку шотландского виски и прокомменти­ровал:

— Отличная марка!

— Откуда ты взял деньги? Позаимствовал из фонда для бедных?

— Не будь идиотом, это было бы нарушением обета ни­щеты.

— А откуда же они у тебя?

— Я украл бутылку.

Каррас улыбнулся и покачал головой. Затем достал ста­кан, кофейную кружку и, ополоснув их в крошечном умы­вальнике, промолвил:

— Я верю тебе.

— Такую безоглядную веру я первый раз встречаю.

Каррас вдруг почувствовал знакомую боль. Он отогнал ее прочь и вернулся к Дайеру. Тот уже сидел на его койке и от­крывал бутылку. Дэмьен устроился рядом.

— Ты когда предпочитаешь отпустить мне грехи: сейчас или попозже?

— Лей давай,—отрезал Каррас,—и отпустим грехи друг другу.

Дайер наполнил стакан и кружку.

— Президент колледжа не должен пить,—проговорил он.—Это было бы дурным примером. Пожалуй, я избавил его от большого искушения.

Каррас выпил. Он не поверил Дайеру. Слишком хорошо он знал президента. Это был очень тактичный и добрый че­ловек. Дайер пришел, конечно, не только как друг, его навер­няка просил об этом президент.

Дайер старался изо всех сил: смешил Дэмьена, рассказы­вал о вечеринке и об актрисе миссис Макнейл, выдавал све­жие анекдоты о префекте. Дайер пил немного, но стакан Карраса наполнял регулярно, и Дэмьен быстро опьянел. Дай­ер встал, уложил друга в постель и снял с него ботинки.

— Собираешься украсть... и мои ботинки? — заплета­ющимся языком проворчал Каррас.

— Нет, я гадаю по ноге. А теперь замолчи и спи.

— Ты не иезуит, а вор-домушник.

Дайер усмехнулся и, достав из шкафа пальто, накрыл им Дэмьена.

— Да, конечно, но кому-то ведь надо оплачивать счета. Все, что вы умеете делать,—это греметь четками и молиться за хиппи на М-стрит.

Каррас ничего не ответил. Дыхание его было ровным и глубоким. Дайер тихо подошел к двери и выключил свет.

— Красть грешно,—вдруг пробормотал в темноте Каррас.

— Виноват,—тихо согласился Дайер.

Он немного подождал, пока Каррас окончательно заснет, и вышел из коттеджа.

Проснулся Дэмьен вялым и разбитым. Шатаясь, он про­шел в ванную, принял душ, побрился и надел сутану. Было 5.35 утра. Он отпер дверь в Святую Троицу и начал мо­литься...

— Memento etiam...— шептал он в отчаянии.—Помни ра­бу твою, Мэри Каррас...

В дверях молельни ему вдруг привиделось лицо сиделки из госпиталя Беллеву. Он услышал плач и причитания.

«Вы ее сын?»

«Да, я Дэмьен Каррас».

«Не заходите к ней сейчас. У нее приступ».

Через приоткрытую дверь он видел комнату без окон, с потолка свисала ничем не прикрытая электрическая лам­почка. Обитые стены. Холодно. И никакой мебели, кроме больничной койки.

— ... Прими ее к себе, молю тебя, помоги ей обрести мир и покой...

Их глаза встретились, мать вдруг замерла и, подойдя к двери, спросила его недоумевающе:

«Зачем это, Димми?»

Ее взгляд был кротким, как у ягненка.

— Agnus Dei,—прошептал Дэмьен и, наклонившись, уда­рил себя в грудь.— Агнец Божий, уносящий с собой грехи на­ши, помоги ей обрести покой...

Он закрыл глаза, взял гостию и увидел свою мать в при­емной больницы. Руки сложены на коленях, лицо покорное и растерянное. Судья разъяснил ей заключение психиатра из Беллеву.

«Ты все поняла, Мэри?»

Она кивнула, но ничего не сказала. У нее вынули зубные протезы.

«И что ты об этом думаешь, Мэри?»

Она ответила с гордостью:

«Вот мой мальчик, и он будет говорить за меня».

Каррас склонил голову над гостией, и тихий стон сорвал­ся с его губ. Он опять ударил себя в грудь, будто что-то хотел этим изменить, и прошептал:

— Domine, no sum diynus... Я недостоин. Скажи лишь слово и исцели мою душу.

После мессы он вернулся к себе и попытался заснуть, но безуспешно.

Через некоторое время в дверь постучали. В комнату за­глянул молодой священник, которого Дэмьен никогда пре­жде не встречал.

— Вы не заняты? К вам можно ненадолго?

В глазах священника застыла тоска.

Какое-то мгновение Каррас не мог заставить себя взгля­нуть на священника. В душе он ненавидел этого молодого иезуита.

— Войдите,—тихо предложил Дэмьен.

Молодой священник смущенно топтался на месте, не зная, с чего начать. Каррас заботливо усадил его. Предложил кофе и сигареты. Затем попытался изобразить на своем лице интерес. Проблема, приведшая к нему, этого визитера, была известна: одиночество священника.

Из всех трудностей, с которыми Каррасу приходилось здесь встречаться, эта проблема наиболее волновала священ­ников. Иезуиты были отрезаны от семейной жизни и вообще от женщин, поэтому они часто боялись проявлять чувство привязанности по отношению к своим товарищам или завя­зывать крепкую дружбу.

— Иногда мне хочется положить на плечо друга руку, но в этот момент я начинаю опасаться, как бы он не подумал, будто я гомосексуалист. Сейчас много говорят о том, что сре­ди священников немало скрытых гомосеков. Поэтому я ниче­го подобного не делаю. Я даже не хожу к друзьям послушать музыку, или поболтать, или просто покурить. Дело не в том, что я боюсь Бога, мне страшно подумать, что Он начнет опа­саться за меня.

Каррас чувствовал, как тяжесть наболевшего постепенно покидает молодого священника и ложится на его, Карраса, плечи. Он не противился и терпеливо слушал своего гостя. Каррас знал, что теперь этот иезуит будет часто заходить к нему, ибо здесь он найдет спасение от одиночества. Потом они сделаются друзьями, и когда молодой человек обнару­жит, что это произошло естественно и непринужденно, то­гда, возможно, он начнет дружить и с другими священни­ками.

Дэмьен почувствовал слабость, и горе опять завладело всем его существом. Он взглянул на карточку, которую ему подарили на прошлое рождество. На ней было написано: «Когда мой брат в печали, я разделяю его боль и в нем встре­чаю Бога».

В действительности у Дэмьена это не получалось, и в ду­ше он винил себя. Мысленно Каррас всегда пытался разде­лить беду кого-либо из братьев, но только мысленно. Дэмье- ну всегда казалось, что его боль принадлежит только ему одному.

Наконец гость взглянул на часы. Пора было идти в тра­пезную обедать. Иезуит поднялся и собрался уходить, но в этот момент заметил на столе у Карраса недавно вышед­ший роман.

— Не читал еще? — полюбопытствовал Каррас.

Молодой священник отрицательно покачал головой.

— Нет. Хорошая книга?

— Не знаю, я только что прочел ее, но не уверен, что все правильно понял,—солгал Каррас. Он поднял книгу и протя­нул ее гостю: — Хочешь взять? Мне очень хотелось услышать чье-нибудь мнение.

— Конечно,—согласился иезуит, запихивая книгу в кар­ман куртки,—я постараюсь вернуть ее дня через два.

Настроение его явно улучшилось.

Когда дверь за гостем захлопнулась, Каррас на какое-то мгновение почувствовал умиротворение. Он достал требник и направился во двор, читая молитву.

После обеда к нему заглянул еще один гость, пожилой пастор из Святой Троицы. Он пододвинул стул поближе к столу и выразил свои соболезнования по поводу кончины матери Карраса.

— Я молился за нее, Дэмьен. И за вас тоже,—закончил он хриплым голосом с чуть заметным провинциальным ак­центом.

— Вы так добры ко мне, святой отец. Большое спасибо.

— Сколько ей было лет?

— Семьдесят.

— Прекрасный возраст.

Каррас смотрел на молитвенную карточку, которую за­хватил с собой пастор. Во время мессы использовались три такие карточки. Они изготовлялись из пластика, и на них пе­чатался текст молитвы, произносимой священником. Психи­атру стало интересно, для чего пастор принес эту карточку.

— Послушайте, Дэмьен, сегодня у нас в церкви опять кое-что произошло. Еще одно осквернение.

Пастор рассказал ему о том, что статуя Девы Марии в углу церкви была размалевана под проститутку.

— А вот еще. Это было уже утром, в тот день, когда вы уехали в этот... в Нью-Йорк. В субботу, кажется. Ну да, в суб­боту. Ну, в общем, посмотрите. Я только что разговаривал с сержантом полиции и... ну... это самое... ну посмотрите сю­да, пожалуйста, Дэмьен.

Каррас взял в руки карточку. Пастор объяснил ему, что кто-то вставил отпечатанный на машинке листок между на­стоящим текстом и пластиковой пленкой. Фальшивка, в кото­рой встречались опечатки и другие типографские ошибки, была тем не менее составлена на хорошем латинском языке. Текст представлял собой яркое и подробное описание вы­мышленной лесбийской любви между Девой Марией и Ма­рией Магдалиной.

— Ну достаточно, это не обязательно читать до конца,— прервал пастор, забирая назад карточку, как будто боялся, что чтение может содействовать греху.—Это великолепная ла­тынь, здесь выдержан стиль, это настоящая церковная ла­тынь! Сержант заявил, что разговаривал с одним психиатром, и тот поведал, что все это мог сделать... ну, это, в общем... это мог сделать священник... это очень больной священник. Как вы считаете?

Психиатр на секунду задумался. Потом кивнул.

— Да. Да. Возможно. Возможно, протестуя против че­го-то, он делает это в состоянии лунатизма. Я, конечно, не уверен, но такое может быть.

— Вы кого-нибудь подозреваете, Дэмьен?

— Я вас не понимаю.

— Рано или поздно они ведь все приходят к вам, верно? Я имею в виду больных на территории колледжа, если такие есть. Есть ли среди них что-нибудь подобное? Я хотел ска­зать, среди их болезней.

— Нет, таких нет.

— Я знал, что вы мне все равно не скажете.

— Святой отец, я ничего не смог бы узнать в любом слу­чае. При лунатизме человек способен разрешить многие свои проблемы, в основном такие решения бывают чисто симво­лическими. Поэтому я все равно ничего не узнал бы.

Глава вторая

Регана лежала на столе в смотровой Кляйна с раскинуты­ми в стороны руками и ногами. Врач обеими руками прижал ее стопу к лодыжке. Несколько секунд он крепко удерживал стопу в таком положении, затем неожиданно отпустил. Сто­па вернулась в нормальное положение.

Кляйн несколько раз проделал это, и каждый раз стопа неизменно возвращалась в первоначальное положение. Одна­ко врач был явно недоволен таким результатом. Он попро­сил присмотреть за девочкой и вернулся в свой кабинет, где его ждала Крис.

Было двадцать шестое апреля. Кляйн не был в городе в воскресенье и понедельник, так что Крис смогла застать его только сегодня. Она сразу же рассказала ему о происшествии на вечеринке и о том, что произошло после этого.

— Кровать действительно двигалась?

— Да, она двигалась.

— Долго?

— Не знаю. Может, десять секунд, а может, пятнадцать. То есть это то, что я сама видела. Потом Регана замерла, и я заметила, что кровать мокрая. Может быть, она намочила ее раньше, я не знаю. Но после этого она сразу же крепко заснула и не просыпалась до следующего дня.

Доктор Кляйн задумался.

— Что это может быть? — заволновалась Крис.

Когда она приезжала в первый раз, Кляйн сказал, что кровать может двигаться вследствие клонических судорог, когда мышцы то напрягаются, то расслабляются. В хрониче­ской форме эта болезнь называется клонус и является показа­телем каких-либо изменений в мозгу.

— Да, но результат проверки этого не подтвердил,—не­доумевал Кляйн и описал Крис процедуру. Он объяснил, что при клонусе прижимание стопы вызвало бы судороги. Врач сел за стол. Вид у него был крайне обеспокоенный.

— Она никогда не падала?

— В смысле на голову? — удивилась Крис.

- Ну да.

— Нет, такого я не припомню.

— Чем она болела в детстве?

— Да ничем особенным. Корью, свинкой, ветрянкой.

— Она ходила во сне?

— Только теперь.

— То есть вы хотите сказать, что на вечеринке она все де­лала во сне?

— Конечно. Она до сих пор ничего не может вспомнить. Даже того, что с ней происходило недавно.

— А что такое?

— В воскресенье, когда она спала, позвонил Говард из Рима.

«Что с Рэге?»

«Спасибо тебе за телефонный звонок в день ее рожде­ния».

«Я не мог выбраться с яхты. Так что, Бога ради, отстань от меня. Как только я вернулся в отель, я сразу же ей по­звонил».

«В самом деле?»

«Разве она тебе не говорила?»

«Ты с ней разговаривал?»

«Да. Поэтому я и решил, что лучше поговорить с тобой. Что там за чертовщина у вас происходит?»

Рассказывая об этом доктору Кляйну, Крис объяснила, что, когда Регана окончательно проснулась, она ничего не по­мнила ни о телефонном разговоре, ни о том, что произошло на вечеринке.

— Тогда, вероятно, она говорит правду и насчет мебели, которую якобы кто-то двигает,—предположил Кляйн.

— Я не понимаю вас.

— Несомненно, она двигает ее сама, но делает это в со­стоянии прострации. Это называется автоматизмом. Состо­яние вроде транса. Пациент либо не понимает того, что дела­ет, либо ничего не помнит.

— Да, но мне вот что пришло в голову, доктор. В ее ком­нате есть стол из тикового дерева. Он весит, наверное, пол­тонны. Как же она могла сдвинуть его с места?

— Патология часто связана с огромной физической силой.

— Да? А как это объяснить?

Доктор только пожал плечами:

— Этого никто не знает. Ну, а кроме того, что вы мне уже рассказали, больше вы не заметили ничего необычного в поведении дочери?

— Она стала очень неряшливой.

— Особенно необычного,—настаивал врач.

— Для нее это как раз особенно необычно. Подожди­те-ка, я вспомнила. Вы помните ту планшетку, с которой она играла в капитана Гауди?

— В вымышленного друга?

— Теперь она его слышит.

Кляйн весь подался вперед и грудью лег на стол. По мере того как Крис рассказывала ему о дочери, в его глазах росло недоумение. Врач задумался.

— Вчера утром,—продолжала Крис,—я слышала, как Ре­гана разговаривала с Гауди в спальне. То есть она бормотала какие-то слова, потом чего-то ждала, как будто играла с планшеткой. Когда я тихонько заглянула в комнату, план­шетки у нее не оказалось. Рэге сидела одна. Она кивала голо­вой, как будто соглашалась с ним.

— Она его видела?

— Не думаю. Рэге склонила голову немного набок. Она всегда так делает, когда слушает пластинки.

Врач в задумчивости кивнул головой.

— Да-да, понимаю. А еще что-нибудь в этом роде? Мо­жет быть, она видит что-нибудь? Или чувствует запахи?

— Запахи,—вспомнила Крис.—Да, верно. Ей постоянно кажется, что у нее в спальне плохо пахнет.

— Пахнёт горелым?

— Точно!— воскликнула Крис.—Как вы догадались?

— Иногда это случается при нарушении химико-электри­ческой деятельности мозга. У вашей дочери эти нарушения должны быть в височной доле головного мозга.

Кляйн указал ей на переднюю часть черепа.

— Вот здесь, в передней части мозга. Теперь подобное встречается редко, но в таких случаях у пациента, в основном перед приступом, возникают необычные галлюцинации. Эту болезнь часто путают с шизофренией, но это не шизофре­ния. Возникает она вследствие поражения височной доли го­ловного мозга. Мы не ограничимся проверкой на клонус, миссис Макнейл. Я считаю, что теперь ей надо сделать ЭЭГ.

— А что это такое?

— Электроэнцефалограмма. Она покажет нам работу мозга в виде волнообразной кривой. Обычно, исходя из этой кривой, сразу выявляют все отклонения.

— Но вы действительно считаете, что у нее поражена ви­сочная часть мозга?

— Симптомы похожи, миссис Макнейл. Например, ее нечистоплотность, драчливость, неприличное поведение, а также автоматизм. И, конечно, эти припадки, из-за которых дергалась кровать. Обычно после таких приступов больной мочится, или его рвет, или и то, и другое одновременно, а потом крепко засыпает.

— Вы хотите проверить Регану прямо сейчас? — забеспо­коилась Крис.

— Да, я думаю, это надо сделать немедленно, но ей надо ввести успокоительное. Если девочка шевельнется или дер­нется, это скажется на результатах. Вы разрешите ввести ей, скажем, двадцать пять миллиграммов либриума?

— О Боже, конечно, делайте все, что необходимо,—вы­говорила Крис, потрясенная всем услышанным.

Она прошла с ним в смотровую. Увидев в руках врача шприц, Регана завизжала, и кабинет огласился потоком руга­тельств.

— Крошка, это поможет тебе,—произнесла Крис умоля­ющим голосом. Она крепко держала Регану, и доктор Кляйн сделал укол.

— Я сейчас вернусь,—пообещал врач. Пока сиделка под­готавливала в смотровой аппаратуру, он успел принять еще одного пациента. Вернувшись через некоторое время, Кляйн обнаружил, что либриум еще не подействовал на Регану.

Врач очень удивился.

— Это была приличная доза,—в недоумении заявил он Крис.

Кляйн ввел девочке еще двадцать пять миллиграммов ли­бриума и вышел, а когда вернулся, Регана была уже кроткой и послушной.

— А что вы сейчас делаете? — испугалась Крис, наблю­дая, как Кляйн присоединяет трубки с физиологическим рас­твором к голове Реганы.

— С каждой стороны по четыре провода,—начал объяс­нять врач.—Мы можем сравнить работу правого и левого по­лушарий мозга.

— А зачем их сравнивать?

— Так можно обнаружить значительные расхождения в работе обоих полушарий. Например, был у меня один па­циент, которого мучили галлюцинации,—продолжал объяс­нять Кляйн,—как зрительные, так и слуховые. Я обнаружил отклонения, только сравнивая «волны» левого и правого по­лушарий, и оказалось, что галлюцинации возникали только в одной половине мозга.

— Это дико.

— Левое ухо и левый глаз функционировали нормально, лишь правая половина видела и слышала то, чего на самом деле не было. Ну, ладно, давайте теперь посмотрим.—Он включил машину. На флюоресцентном экране вспыхнули волны.—Сейчас мы наблюдаем работу обоих полушарий,— пояснил Кляйн.—Здесь мы будем искать остроконечные вол­ны, имеющие форму шпиля.—Он пальцами нарисовал в воз­духе острый угол. — Надо искать волны очень высокой ампли­туды. Они проходят со скоростью от четырех до восьми за секунду. Наличие этих «шпилей» и будет признаком пораже­ния височной доли мозга,—закончил врач.

Он тщательно рассматривал на экране кривую линию, но никакой аритмии не обнаружил. Острых углов не было. Сравнивая работу правого и левого полушарий, Кляйн и здесь не выявил отрицательных результатов.

Врач нахмурился. Он ничего не мог понять. Повторил процедуру сначала. Никакой патологии не было.

Кляйн позвал сиделку и, оставив ее с Реганой, прошел с Крис в кабинет.

— Так что же с ней такое? — осведомилась Крис.

Врач задумчиво сидел на краю стола.

— Видите ли, ЭЭГ могла подтвердить мое предположе­ние. Но отсутствие аритмии не опровергает его окончатель­но. Возможно, это истерия, но уж очень сильно отличаются кривые работы мОзга до и после приступа.

Крис наморщила лоб:

— Доктор, вот вы постоянно повторяете «приступ». А как называется эта болезнь?

— Это не болезнь,—спокойно парировал врач.

— Ну все равно, ведь как-то вы это называете? Есть же какой-нибудь- термин?

— «Это» называется эпилепсией, миссис Макнейл.

— О Боже!

Крис упала в кресло.

— Не переживайте так сильно,—успокоил ее Кляйн.— Я по опыту знаю, что многие люди часто преувеличивают опасность эпилепсии, и рассказы о ней большей частью обык­новенная выдумка.

— А это не наследственная болезнь?

— Предрассудки,—продолжал объяснять Кляйн.—Хотя так думают многие врачи. Практически каждый человек склонен к припадкам. Большинство людей рождается с со­противляемостью к ним, только у некоторых эта сопротивля­емость невелика. Так что разница между вами и эпилептика­ми не качественная, а количественная. Вот и все. И это не болезнь.

— Тогда что же это, просто галлюцинации?

— Расстройство. Расстройство, которое можно вылечить. Оно имеет огромное количество разновидностей, миссис Макнейл. Например, вот вы сейчас сидите передо мной и на секунду отключаетесь, в результате чего, скажем, упускаете несколько слов из моей речи. Это один из видов эпилепсии, миссис Макнейл. Вот так. Это настоящий эпилептический припадок.

— Да, но с Реганой происходит совсем другое,—возра­зила Крис,—и возможно ли, чтобы это проявлялось так не­ожиданно?

— Послушайте, мы же еще точно не знаем, что с вашей дочерью. Может быть, вы были правы, когда хотели отвести ее к психиатру. Мы не исключаем, что это психическое рас­стройство, хотя я лично в этом сомневаюсь. Лет двести или триста назад таких больных считали одержимыми дьяволом.

— Что-что?

— Считали, что мозгом таких людей управляет бес. Одно из обывательских объяснений расщепления личности.

— Послушайте, ну скажите мне хоть что-нибудь хоро­шее,—еле слышно проговорила Крис.

— Вы особенно не переживайте. Если это поражение мозга, то в каком-то смысле вам повезло. Надо только уда­лить этот шрам.

— Я уже ничего не понимаю.

— Может оказаться, что это всего лишь внутричерепное давление. Надо сделать несколько рентгеновских снимков че­репа. У нас в этом здании есть специалист. Может быть, мне удастся направить вас к нему прямо сейчас. Хорошо?

— Да, конечно, договоритесь с ним.

Кляйн позвонил по телефону, и ему ответили, что Регану примут сразу же.

Он повесил трубку и написал на клочке бумаги: «Комната 21-я на 3-м этаже».

— Я позвоню вам завтра или в четверг. Надо пригласить еще невропатолога. А пока что назначаю ей либриум.

Он вырвал из блокнота рецепт и протянул его Крис.

— Будьте всегда рядом с дочерью, миссис Макнейл. В со­стоянии транса, если это транс, она может удариться или упасть. Ваша спальня находится рядом с ее комнатой?

- Да.

— Это хорошо. На первом этаже?

— Нет, на третьем.

— В ее спальне большие окна?

— Одно окно. А почему вас это интересует?

— Закрывайте получше окно, а еще лучше, сделайте так, чтобы оно запиралось на замок. В состоянии транса она мо­жет выпасть из окна.

Крис подперла лицо руками и задумчиво проговорила:

— Вы знаете, я сейчас подумала кое о чем.

— О чем же?

— Вы говорили, что после припадка она должна сразу же крепко засыпать. Как в субботу вечером. Ведь вы так гово­рили?

— Да,—согласился Кляйн.—Все правильно.

— Но как же тогда объяснить, что, жалуясь на дергающу­юся кровать, моя дочь всегда бодрствовала?

— Вы мне про это не рассказывали.

— Но это так. И выглядела Регана очень хорошо. Она просто приходила в мою комнату и просилась ко мне на кровать.

— Она мочилась в кровати? Или ее рвало?

Крис отрицательно покачала головой:

— Регана прекрасно себя чувствовала.

Кляйн задумался на мгновение и закусил губу.

— Давайте подождем результата рентгеновских снимков.

Крис отвела Регану в рентгеновский кабинет и подожда­ла, пока будут сделаны все снимки. Потом она отвезла дочь домой. После второго укола Регана вела себя необычайно спокойно и все время молчала. Теперь Крис решила как-ни­будь занять девочку:

— Хочешь, поиграем в «Монополи»[4] или еще что-нибудь придумаем?

Регана отрицательно покачала головой и взглянула на мать невидящими глазами. Казалось, что девочка смотрит ку­да-то вдаль.

— Я хочу спать,—выговорила она голосом, таким же сонным, как ее глаза. Потом Регана повернулась и направи­лась в спальню.

Наверное, действует либриум. Крис посмотре­ла вслед дочери, вздохнула и пошла на кухню. Здесь Крис на­лила в чашку кофе и села за стол рядом с Шарон.

— Ну, как дела?

— Не спрашивай.

Крис вытащила рецепт.

— Лучше позвони в аптеку, пусть принесут вот это,— произнесла она и рассказала Шарон все, что говорил врач.—Если я буду занята или уйду куда-нибудь, смотри за ней хорошенько, ладно, Шар? Он...

Вдруг она что-то вспомнила.

— Да, кстати.

Крис встала из-за стола и поднялась в спальню Реганы. Дочка лежала в кровати и, похоже, уже спала.

Крис подошла к окну и закрыла его на щеколду. Она взглянула вниз. Окно выходило на крутую городскую лестни­цу, ведущую на М-стрит.

Да, лучше всего вызвать столяра, и немед­лен н о.

Крис вернулась на кухню и добавила для Шарон в список домашних работ еще один пункт. Потом перечислила Уилли, что приготовить на обед, и позвонила своему агенту.

— А как насчет сценария? — поинтересовался он.

— Сценарий прекрасный, Эд. Давай согласие. Когда начало?

— Твоя часть будет сниматься в июле, так что подготовку надо уже начинать.

- Как?! Уже?!!

— Да, надо начинать. Это тебе не роль играть, Крис. Надо провести большую подготовительную работу. Заняться с декоратором, костюмером, гримером, продюсером. Нужно выбрать оператора, редактора и обговорить все сцены. Ну, я надеюсь, ты все это и сама знаешь.

— Черт!

— У тебя что-нибудь случилось?

— Да, у меня проблема.

— Что случилось?

— Регана серьезно заболела.

— Да? Что с ней?

— Еще не знаю. Ждем результата анализов. Послушай, Эд, я не могу ее бросить.

— А кто говорит, что ты должна ее бросить?

— Нет-нет, ты меня не понял, Эд. Я должна быть с ней. Ей нужен мой уход. Я не могу объяснить тебе всего, Эд, это так запутано. Но неужели нельзя немного подождать?

— Нельзя. Они хотят пустить фильм под Рождество. По­этому и спешат так.

— Ради Бога, Эд, ну две-то недели они могут повреме­нить. Поговори с ними!

— Я ничего не понимаю. Сначала ты мне все уши про­жужжала, что хочешь поставить фильм, а теперь неожи...

— Все правильно, Эд,—перебила Крис.—Я очень хочу, просто ужас как хочу поставить фильм, но тебе все равно придется сказать им, что мне нужно немного времени.

— Если я так скажу, мы только все испортим. Это мое личное мнение. Они ведь не особенно держатся за тебя, и те­бе это известно. Если Мору передадут, что ты не очень го­ришь желанием, он переиграет. Так что будь разумней, Крис. Делай, конечно, то, что сочтешь нужным. Мне все равно. По­ка этот фильм не станет популярным, мы не получим за него много денег. Но если ты хочешь, я попрошу у них отсрочки, хотя этим мы только все испортим. Так что я должен им сказать?

— О Боже! — вздохнула Крис.

— Я знаю, это нелегко.

— Да уж. Ну послушай...

Она задумалась. Потом покачала головой:

— Нет, Эд, они просто должны подождать.

— Это твое окончательное решение?

— Да, Эд. И позвони мне потом.

— Ладно, позвоню. До свидания.

Крис повесила трубку и закурила сигарету.

— Между прочим, я разговаривала с Говардом. Я тебе не рассказывала? — спросила она Шарон.

— Да? Когда? Ты сказала ему про Рэге?

— Да, я попросила, чтобы он к ней приехал.

— Приедет?

— Не знаю. Вряд ли,—засомневалась Крис.

— Может, попытается вырваться?

— Да, наверное,—вздохнула Крис.—Но его тоже можно понять, Шар. Я-то знаю, в чем тут дело.

— В чем же?

— Опять эта проблема «муж кинозвезды». А Рэге была частью этого. Она везде была со мной. Нас вместе снимали на обложки журналов, в любой рекламе мы также выступали вдвоем. Неразлучные мать и дочь —на всех фотографиях.— Крис стряхнула пепел.—А может, это чепуха, кто его знает? У меня все смешалось. Но с ним трудно наладить отношения, Шар. Лично я просто не в состоянии.

Она заметила у Шарон книгу.

— Что ты читаешь?

— Не поняла. А, это! Я совсем забыла. Миссис Пэррин просила тебе передать.

— Она заходила?

— Да, утром. Жалела, что не застала тебя дома. Она уез­жает из города, но как только вернется, сразу же позвонит.

Крис кивнула и посмотрела на книгу. «Изучение дьяволо- поклонничества и явлений, связанных с ним». Она открыла книгу и внутри нашла записку от Мэри Джо:

«Дорогая Крис, я случайно зашла в библиотеку Джордж­таунского университета и взяла для вас эту книгу. Здесь есть главы о черной мессе. Но вы прочитайте все, мне кажется, вы найдете здесь много интересного. До скорой встречи.

Мэри Джо».

— Очаровательная женщина,—восхитилась Крис.

— Да,—согласилась Шарон.

Крис провела пальцем по обрезу книги:

— Ну и что там насчет черной мессы? Что-нибудь очень противное?

Шарон потянулась и зевнула:

— Вся эта чушь меня не интересует.

— А как же твои религиозные увлечения?

— Да брось ты.

Крис оттолкнула книжку, и та по столу заскользила к Шарон.

— Прочитай и расскажи мне.

— И потом мучайся ночью в кошмарах, да?

— А за что я тебе деньги плачу?

— За упреки.

— Могу и без тебя обойтись,—проворчала Крис и рас­крыла вечернюю газету.—Все, что от тебя требуется,—это молча выслушивать мои наставления, а ты уже целую неделю огрызаешься.—В порыве раздражения она отбросила газе­ту.—Включи радио, Шар. И поймай новости.

Шарон пообедала с Крис, а потом ушла на свидание. Кни­гу она забыла. Крис увидела, что книга по-прежнему лежит на столе, и решила заглянуть в нее, но почувствовала вдруг, что сильно устала. Она оставила книгу и поднялась наверх.

Крис заглянула к Регане. Дочка еще спала, и спала, види­мо, крепко. Крис еще раз проверила окно. Уходя из комна­ты, она оставила дверь открытой и, прежде чем лечь спать, убедилась, что дверь в ее спальню тоже открыта. Крис немного посмотрела телевизор и вскоре заснула.

На следующее утро книга о дьяволопоклонничестве ис­чезла со стола.

Но никто этого не заметил.

Глава третья

Невропатолог принялся рассматривать рентгеновские снимки. Он искал в черепе маленькие углубления, похожие на следы от крошечных гвоздиков. За его спиной, сложив ру­ки, стоял доктор Кляйн. Врачам не удалось обнаружить по снимкам ни поражения мозга, ни скопления жидкости, ни изменения в шишковидной железе. Теперь они искали ха­рактерные патологические изменения формы черепа, указы­вающие на хроническое внутричерепное давление.

Но им так и не удалось ничего найти. Было двадцать вось­мое апреля, четверг.

Невропатолог снял очки и аккуратно засунул их в левый нагрудный карман куртки.

— Сэм, я ничего не нахожу. Абсолютно ничего.

Кляйн, нахмурившись, уставился в пол и качал головой:

— Этого не может быть.

— Хочешь, сделаем дополнительные снимки?

— Не стоит. Надо взять пункцию спинного мозга.

— Да, пожалуй.

— А пока что тебе надо ее осмотреть.

— Сегодня?

— Я...—Тут зазвонил телефон.—Извини.—Он поднял трубку.—Я слушаю.

— Вас просит миссис Макнейл. Говорит, что дело очень срочное.

— По какому коду?

— Номер двенадцать.

Кляйн сразу же соединился с Крис.

— Миссис Макнейл, это доктор Кляйн. Что у вас случи­лось?

Срывающимся от истерики голосом Крис закричала:

— О Боже, доктор, с Реганой плохо! Вы можете прийти прямо сейчас?

— Что с ней?

— Не знаю, доктор, я просто не могу этого описать! Ради Бога, приходите! Как можно скорей!

- Иду.

Он повесил трубку и соединился со своим секретарем:

— Сюзанна, попроси Дрезнера принять моих пациентов.

Переодевшись, Кляйн обратился к невропатологу:

— Это она. Хочешь, пойдем вместе со мной, это совсем рядом, через мост.

— У меня есть час свободного времени.

— Тогда пошли.

Через несколько минут врачи были на месте. Дверь от­крыла испуганная Шарон, и они сразу же услышали из спаль­ни Реганы крики ужаса и стоны.

— Меня зовут Шарон Спенсер,—представилась девуш­ка.—Проходите, пожалуйста. Она наверху.

Шарон открыла дверь в спальню.

Крис рванулась к двери. Лицо ее было искажено ужасом.

— О Господи, проходите! — дрожащим голосом выдави­ла она.—Вы посмотрите, что с ней делается!

— Это доктор...

Кляйн запнулся. Он увидел Регану. Истерично крича и за­ламывая руки, она поднялась над кроватью, на секунду завис­ла в горизонтальном положении и тяжело рухнула на ма­трац. Затем ее тело опять приподнялось и вновь упало.

— Мамочка, останови его! —визжала девочка.— Останови его! Он хочет меня убить! Останови его! Остано-о-о-о-в-и-и-и-и-и-и его-о-о-о-о, ма-а-а-а, ма-а-а-а!

— Крошка моя! — зарыдала Крис и закусила кулак. Она умоляюще посмотрела на Кляйна.—Доктор, что это? Что с ней происходит?

Врач растерянно покачал головой и, не веря своим гла­зам, продолжал наблюдать за Реганой. Она то поднималась над постелью, то, задыхаясь, падала на кровать, будто невиди­мые руки хватали ее и подбрасывали снова и снова.

Крис дрожащей рукой прикрыла свои глаза.

— О Боже, Боже,—прохрипела она,—доктор, что это?

Неожиданно движение прекратилось, и Регана закрути­лась на кровати. Глаза ее закатились, и теперь были видны одни белки.

— Он сжигает меня... сжигает меня! — стонала девоч­ка.—Я горю! Горю!

Она начала быстро сучить ногами. Врачи подошли побли­же и встали по обе стороны кровати. Дергаясь и извиваясь, Регана выгнула шею и запрокинула назад голову. В глаза вра­чам бросилось ее распухшее горло. Она начала бормотать что-то странным грубым голосом, исходившим, казалось, из груди.

— ...откъиньай... откъиньай...

Кляйн нащупал ее пульс.

— Ну, маленькая, давай посмотрим, что с тобой случи­лось,—тихо предложил он.

Вдруг врач пошатнулся и отпрянул, чуть не упав на пол. Регана неожиданно села и оттолкнула его с такой силой, что он отлетел в другой конец комнаты. Лицо ее было искажено злобой.

— Этот поросенок мой! — взревела она.— Она моя! Не прикасайтесь к ней! Она моя!

Регана визгливо рассмеялась и упала на спину, как будто ее кто-то толкнул.

Крис, задыхаясь от слез, выбежала из комнаты.

Кляйн подошел к постели. Регана нежно поглаживала свои руки.

— Да-да, ты моя жемчужина,—тихо напевала она тем же странным грубым голосом. Глаза девочки были закрыты, и, казалось, она входит в экстаз:

— Мой ребенок... мой цветочек... моя жемчужина...

Потом Регана вдруг опять начала извиваться, выкрикивая лишь отдельные невнятные слова. Внезапно она резко села с беспомощным и испуганным выражением лица. Глаза де­вочки были широко раскрыты.

Она замяукала.

Потом залаяла.

Потом заржала.

Потом, согнувшись пополам, начала стремительно вра­щать свое туловище. При этом Регана тяжело и прерывисто дышала.

— О, остановите его! —рыдала она.—Пожалуйста, остановите его! Мне так больно! Заставьте его оста­новиться! Мне трудно дышать!

Кляйн не смог вынести это зрелище. Он взял свой чемо­данчик, поставил его на подоконник и начал приготавливать все для укола.

Невропатолог оставался у кровати. Регана упала на спину, как будто ее снова кто-то толкнул. Глаза ее закатились, и, бе­шено вращая белками, она забормотала что-то низким, груд­ным голосом. Невропатолог склонился над ней, пытаясь ра­зобрать слова. Потом он заметил, что Кляйн подзывает его к себе. Врач направился к окну.

— Я введу ей либриум,—зашептал ему Кляйн, поднося шприц к свету,—но тебе придется подержать ее.

Невропатолог кивнул. Он внимательно вслушивался в бред девочки, склонив голову в сторону кровати.

— Что она говорит? —еле слышно поинтересовался Кляйн.

— Не знаю. Какую-то чепуху. Бессмысленный набор звуков.

Такое объяснение ему самому не очень-то понравилось.

— Она произносит эти слова так, будто они что-то обо­значают. Я ясно слышу ритм.

Кляйн кивнул ему, и они тихо подошли к кровати с обе­их сторон. Когда они приблизились, Регана напряглась и за­стыла. Врачи понимающе переглянулись. Тело девочки нача­ло изгибаться назад, как лук, в немыслимую дугу, пока голова не дотронулась до пола. При этом Регана оглушительно виз­жала от боли.

Врачи вопросительно взглянули друг на друга. Кляйн по­дал сигнал невропатологу. Внезапно Регана потеряла созна­ние, упала и помочилась на кровать.

Кляйн нагнулся и приподнял ей веко. Потом нащупал пульс.

— Она скоро придет, в себя,—прошептал' он.—По-мо­ему, у нее обморок. Как вы считаете?

— Кажется, да.

— Давайте все же застрахуемся,—предложил Кляйн.

Он сделал ей укол.

— Что вы думаете? — поинтересовался у невропатолога Кляйн, прижав ватку к месту укола.

— Поражение височной доли мозга. Возможно, Сэм, что это шизофрения, но началось все слишком неожиданно. Раньше ничего этого не было?

Кляйн отрицательно покачал головой.

— Может быть, истерия?

— Я уже думал об этом.

— Естественно. Но ведь тогда получается, что она проде­лывает все это сознательн о.—Невропатолог недоверчиво покачал головой.—Нет, здесь явная патология, Сэм. Ее сила, бред преследования, галлюцинации. Да, при шизофрении все эти симптомы наблюдаются. Но такие приступы бывают и при поражении височной доли мозга. Здесь есть еще кое-что, что меня беспокоит...—Он не договорил и, задумав­шись, поднял брови.

— Что такое?

— Я точно не уверен, но мне кажется, здесь налицо при­знаки раздвоения личности: «моя жемчужина... мой ребе­нок... мой цветочек», «поросенок». Мне показалось, что она говорила это про себя. А ты как думаешь?.. Или я уже сам начинаю сходить с ума?

Кляйн пальцами поглаживал себя по губам, обдумывая ответ.

— Ну, если говорить честно, тогда я об этом не подумал, но теперь...—Кляйн замычал.—Возможно. Да-да, это воз­можно. Сейчас, пока она еще не пришла в себя, можно взять у нее пункцию спинного мозга, и, может быть, кое-что прояс­нится.

Невропатолог кивнул.

Кляйн порылся в своем чемоданчике, нашел таблетку и положил себе в карман.

— Ты можешь остаться?

Невропатолог взглянул на часы.

— У меня есть еще полчаса.

— Давай поговорим с ее матерью.

Они вышли из комнаты и направились в зал.

Крис и Шарон, опустив головы, стояли у балюстрады. Ко­гда врачи подошли, Крис утерла нос влажным скомканным платком. Глаза ее покраснели от слез.

— Девочка спит,—сказал Кляйн.

— Слава Богу,—вздохнула Крис.

— Я ввел ей большую дозу успокоительного. Теперь, воз­можно, она проспит до завтрашнего утра.

— Хорошо,—прошептала Крис.—Доктор, вы уж меня простите, что я веду себя как ребенок.

— Вы себя прекрасно ведете,—попытался убедить ее Кляйн.—Это очень трудное испытание. Да, кстати, позвольте вам представить доктора Дэвида.

— Очень приятно,—выдавила из себя Крис. На ее лице появилось подобие улыбки.

— Доктор Дэвид — невропатолог.

— И что вы об этом думаете? — обратилась к обоим вра­чам Крис.

— Мы все-таки считаем, что это поражение височной до­ли мозга,—настаивал Кляйн,—и...

— Боже, да о чем, черт возьми, вы здесь говорите! — взорвалась Крис.—Она ведет себя, как психопатка, у нее раз­двоение личности! Что вы...

Вдруг она запнулась и опустила голову.

— Наверное, я перенервничала. Извините.—Затравлен­ными глазами Крис посмотрела на Кляйна.—Что вы гово­рили?

Ответил ей Дэвид:

— Миссис Макнейл, настоящих, признанных наукой слу­чаев раздвоения личности не наберется и сотни. Это очень редкая болезнь. Я знаю, что проще всего сейчас обратиться к психиатру, но любой опытный психиатр сначала убедится в том, что исключены все возможные болезни тела. Так надо действовать и нам.

— Ладно. Так что же дальше? — вздохнула Крис

— Надо взять пункцию спинного мозга,—заявил Дэвид.

— Спинного мозга?

Дэвид кивнул.

— То, что мы не увидели на рентгеновских снимках и на кривой ЭЭГ, может быть, проявится здесь. По крайней мере это исключит некоторые другие предположения. Лучше за­няться этим прямо сейчас, пока девочка спит. Я, разумеемся, сделаю ей местное обезболивание, но боюсь, как бы она не пошевелилась.

— Как же Регана могла прыгать на кровати таким стран­ным образом? — прищурилась от волнения Крис.

— Думаю, что мы это уже обсудили,—отрезал Кляйн.— При патологическом состоянии может наблюдаться огромная физическая сила и ускоренная реакция организма. Как насчет анализа? Вы согласны?

Крис вздохнула и поникла, уставившись в пол.

— Давайте,—пробормотала она.—Делайте все, что необ­ходимо, только бы она выздоровела.

— Постараемся,—заверил ее Кляйн.—Можно, я вос­пользуюсь вашим телефоном?

— Конечно. Пройдемте в кабинет.

— Да, кстати,—вставил Кляйн,—ей надо поменять по­стельное белье.

— Я все сделаю,—вызвалась Шарон и прошла в спальню Реганы.

— Не хотите выпить кофе? — предложила Крис по доро­ге в кабинет. — Сегодня слуг нет дома, но я могу приготовить растворимый.

Врачи отказались.

— Я смотрю, вы еще ничего не сделали с окном,—заме­тил Кляйн.

— Нет, мы уже сделали заявку,—возразила ему Крис.— Завтра придут мастера и вставят замки, запирающиеся на ключ.

Врач одобрительно кивнул.

Они вошли в кабинет, Кляйн позвонил в больницу и про­инструктировал своего помощника, какие медикаменты и ин­струменты принести.

— И подготовьте лабораторию для исследования анали­за,—добавил он.—Сразу после процедуры я сам займусь этим.

Положив трубку, Кляйн повернулся к Крис и попросил рассказать, что произошло с тех пор, как он видел Регану по­следний раз.

— Так. Во вторник,—раздумывала Крис,—ничего не бы­ло. Регана сразу пошла в спальню и проспала до следующего утра, потом... Нет-нет, подождите. Нет, она не спала. Все правильно. Уилли мне говорила, что рано утром в кухне слы­шала ее. Помню, я еще обрадовалась, решив, что к ней вер­нулся аппетит. Но Регана опять возвратилась в спальню и оставалась там весь день.

— Она спала? — заинтересовался Кляйн.

— Нет, по-моему, она читала,—задумалась на секунду Крис.—И я немножко успокоилась. Подумала, что дело по­шло на лад. Прошлой ночью опять ничего не случилось. Все началось этим утром.—Она шумно вздохнула.—Боже, не­ужели все это было!

Крис рассказала врачам, что с утра сидела на кухне. Вдруг туда вбежала визжа Регана и спряталась за стулом. Она вце­пилась в руки матери и испуганным голосом сообщила, что за ней гонится капитан Гауди. Он ее щиплет, толкает, ругает­ся, грозится убить ее. «Вот он!» — пронзительно закричала де­вочка, указывая на дверь в кухню. Потом она упала на пол. Тело ее задергалось в судорогах, она задыхалась и плакала. Регана кричала и жаловалась, что капитан Гауди бьет ее нога­ми. Потом неожиданно встала посреди кухни, выставила ру­ки в стороны и начала вертеться, «как волчок». Это длилось несколько минут, пока она в изнеможении не свалилась на пол.

— А потом вдруг,—дрожащим голосом продолжала Крис,—я заметила в ее глазах ненависть, такую ненависть... и она сказала мне...

Ей не хватило воздуха.

— Она назвала меня... О Боже!

Крис, закрыв лицо руками, расплакалась.

Кляйн спокойно подошел к бару, достал стакан и налил воды из-под крана. Потом повернулся к Крис.

— Проклятие, где сигареты? — Она робко вздохнула.

Кляйн протянул ей стакан с водой, а также маленькую зе­леную таблетку.

— Лучше проглотите вот это,—посоветовал он.

— Это транквилизатор?

- Да.

— Дайте мне еще одну.

— Одной вполне хватит.

— Вы не слишком щедры,—попыталась улыбнуться Крис.

Она проглотила таблетку и вернула доктору пустой стакан.

— Спасибо. Потом все началось. Вся эта ерунда. Регана вела себя так, как будто это была не она, а кто-то другой.

— Например, капитан Гауди? — вмешался Дэвид.

Крис удивленно посмотрела на него. Дэвид ждал ответа. — Что вы имеете в виду? —не поняла Крис.

— Не знаю, — пожал плечами Дэвид. — Я просто спросил. Крис повернулась к камину и уперлась в него отсутству­ющим взглядом. Она была чем-то напугана.

— Я не знаю,—грустно закончила Крис.—Просто кто-то Другой.

На мгновение все замолчали. Потом Дэвид встал и сооб­щил, что ему пора идти. Бросив на прощание несколько обо­дряющих слов, он откланялся и вышел.

Кляйн проводил его до двери.

— Ты проверишь на сахар? — напомнил ему Дэвид.

— Нет, я же провинциальный идиот.

Дэвид чуть заметно улыбнулся.

— Я сам немного перенервничал,—задумчиво прогово­рил он и отвернулся.—Странный случай.

Невропатолог, размышляя о чем-то, рассеянно поглажи­вал свой подбородок. Потом он взглянул на Кляйна:

— Если что-нибудь обнаружишь, дай мне знать.

— Ты будешь дома?

— Да. Позвони мне.—Дэвид махнул на прощание рукой и вышел.

Через некоторое время привезли необходимые инстру­менты. Кляйн сделал Регане обезболивающий укол новока­ина в спину, и Крис с Шарон наблюдали, как он, поглядывая время от времени на манометр, выкачивал спинномозговую жидкость.

— Давление нормальное,—тихо констатировал врач.

Когда все было кончено, он подошел к окну и проверил, не помутнела ли жидкость.

Она была прозрачной.

Кляйн осторожно сложил пробирки с жидкостью в свой чемоданчик.

— Вряд ли она проснется до утра,—заверил он жен­щин,— но если вдруг это произойдет ночью, могут возник­нуть кое-какие проблемы. Вам понадобится медсестра, кото­рая сможет делать ей уколы.

— Можно, я сама буду их делать? — забеспокоилась Крис.

— А почему не медсестра?

Крис не хотела признаваться в том, что не доверяет ни врачам, ни медсестрам.

— Я лучше буду делать сама,—попросила она.—Можно?

— Эти уколы делать непросто,—засомневался врач.— Крошечный пузырек воздуха может стать крайне опасным.

— Я знаю, как это делается,—вмешалась Шарон.—Моя мать была директором орегонской школы медсестер.

— Шар, а может быть, ты сама смогла бы делать эти уко­лы? Ты не можешь остаться сегодня на ночь? — попросила Крис.

— Только на сегодня,—вмешался Кляйн.—Ей, может быть, придется достаточно долго лежать под капельницей. Это будет зависеть от течения болезни.

— А вы не можете научить меня делать уколы? — завол­новалась Крис.

Врач кивнул.

— Думаю, что смогу.

Он выписал рецепт на торазин и на шприцы. Потом от­дал его Крис.

— Вот это пусть принесут прямо сейчас.

Крис передала рецепт Шарон.

— Пожалуйста, сделай это для меня, хорошо? Позвони в аптеку, и пусть все это доставят сюда. А я пойду с доктором и дождусь результата анализа... Вы не возражаете? —- спроси­ла она врача.

Кляйн заметил, как застыло в ожидании ответа ее лицо. Поймав беспомощный и смущенный взгляд Крис, он кивнул.

— Представляю себе, что вы сейчас чувствуете,—Кляйн улыбнулся.—Я себя примерно так же чувствую, когда разго­вариваю о своей машине с механиком.

Они вышли из дома вчетвером в шесть часов восемна­дцать минут.

В своей Росслинской лаборатории Кляйн проводил иссле­дование спинномозговой жидкости. Сначала он определил количество белка. Норма.

Потом перешел к подсчету кровяных телец и, наконец, исследовал жидкость на сахар. Патологии не обнаружил.

Крис в отчаянии заломила руки.

— Вот и все. Приехали,—промолвила она безжизнен­ным голосом.

— У вас в доме есть наркотики? — поинтересовался врач.

- Что?

— Фенамин? ЛСД?

— Да нет. Ничего подобного я у себя не держу.

Кляйн уставился на свои ботинки, потом снова посмотрел на Крис и произнес:

— Ну вот теперь, миссис Макнейл, пора проконсультиро­ваться у психиатра.

Крис вернулась домой вечером в семь часов двадцать одну минуту и-у двери окликнула Шарон.

Шарон в доме не было.

Крис поднялась в спальню Реганы. Девочка все еще спала. На постельном белье ни единой морщинки. Крис заметила, что окно распахнуто настежь. Пахло мочой. Наверное, Шарон хотела проветрить комнату. Куда она ушла?

Крис спустилась по лестнице и встретила Уилли.

— Привет, Уилли. Как сегодня развлекались?

— Ходили по магазинам. Потом в кино.

— А где Карл?

Уилли неопределенно махнула рукой.

— Сегодня он отпустил меня послушать «Битлз».

— Неплохо.

Уилли победно взмахнула рукой.

Было семь часов тридцать минут.

В восемь часов одну минуту, пока Крис в кабинете разго­варивала по телефону со своим агентом, вернулась Шарон с парой свертков, плюхнулась на стул и вопросительно уста­вилась на свою хозяйку.

— Где ты была? — поинтересовалась Крис, повесив трубку.

— А он тебе ничего не передал?

- Кто?

— Бэрк. Его здесь нет? Где он?

— Он был здесь?

— А разве, когда ты вернулась, его уже не было?

— Ну-ка, расскажи все по порядку,—попросила Крис.

— Да тут такая ерунда получилась,—раздраженно начала Шарон и тряхнула головой.—Я не смогла дозвониться апте­карю, и, когда пришел Бэрк, я подумала, что оно к лучшему; он посидит с Реганой, пока я схожу за торазином.—Она по­жала плечами.—Я должна была это предвидеть.

— Вот именно. Ну, и что же ты купила?

— Я подумала: раз у меня есть время, куплю-ка я резино­вую простыню для Реганы.—Шарон достала покупку.

— Ты ела?

— Нет еще. Думаю, можно проглотить бутерброд. Ты не хочешь?

— Пожалуй. Пойдем перекусим.

— Ну как анализы? — спросила по дороге на кухню Шарон.

— Никак. Все результаты отрицательные. И теперь к пси­хиатру,—с отчаянием в голосе вымолвила Крис.

После бутербродов и кофе Шарон научила Крис делать уколы.

Некоторое время Крис терзала шприцем грейпфрут и до­билась определенных успехов. В девять часов двадцать восемь минут в прихожей раздался звонок. Уилли открыла дверь. Пришел Карл. По дороге в свою комнату он со всеми поздо­ровался и объявил, что забыл дома ключи.

— Не могу в это поверить,—засомневалась Крис.—Пер­вый раз за все время он что-то забыл.

Весь вечер они проторчали в кабинете, уставившись в те­левизор.

В одиннадцать часов сорок шесть минут зазвонил теле­фон. Крис сняла трубку. Звонил молодой ассистент режиссе­ра. Голос у него был расстроенный.

— Ты еще ничего не слышала, Крис?

— Нет, а что такое?

— Очень плохие дела.

— В чем дело? — заволновалась Крис.

— Бэрк умер. Он где-то напился. Оступился на лестнице и скатился по ней. Пешеход на М-стрит видел, как он падал. Бэрк сломал себе шею. Жуткое зрелище. Такой страшный конец!

Трубка выпала из рук Крис. Она беззвучно рыдала, едва удерживаясь на ногах. Шарон подхватила ее, опустила трубку и проводила Крис до дивана.

— Бэрк умер! — всхлипнула Крис.

— Боже мой!— выдохнула Шарон.—Что с ним случи­лось?

Крис не могла ничего толком рассказать. Она плакала.

Немного позже они разговорились и проболтали всю ночь. Крис пила. Она вспоминала Дэннингса.

— Ах, Боже мой! — вздыхала Крис.—Бедный Бэрк!.. Бед­ный Бэрк!

К ней снова вернулись мысли о смерти.

В пять часов утра Крис стояла, облокотившись на стойку бара и уныло свесив голову. Она ждала, когда из кухни вер­нется Шарон со льдом.

Наконец Крис услышала шаги.

— Я до сих пор не могу в это поверить,—промолвила Шарон, входя в кабинет.

Крис взглянула на нее и замерла.

Прижимаясь к полу, в какой-то паучьей позе, позади Ша­рон стояла Регана. Тело ее было выгнуто, голова почти каса­лась ног, язык, как жало змеи, то и дело высовывался изо рт£ со страшным присвистом.

— Шарон! — выдохнула Крис, холодея от ужаса и не спу­ская глаз с Реганы.

Шарон остановилась. Регана тоже замерла. Шарон повер­нулась... и ничего не увидела. И вдруг завизжала, почувство­вав, как язык Реганы коснулся ее лодыжки.

Крис побелела.

— Звони доктору и поднимай его с кровати! Пусть н е - медленно приходит!

Куда бы ни направилась Шарон, Регана по пятам следова­ла за ней.

Глава четвертая

Пятница, двадцать девятое апреля. Пока Крис ждала в холле, доктор Кляйн и известный психиатр осматривали Регану.

Врачи уже полчаса наблюдали за ней. Девочка время от времени корчила гримасы и прижимала к ушам руки, как будто ее мучили оглушительные звуки. Она изрыгала руга­тельства. Орала от боли. Потом упала лицом в подушку и, подтолкнув на живот ноги, замычала что-то нечленораз­дельное.

Психиатр отозвал Кляйна от кровати.

— Давайте введем ей транквилизатор,—прошептал он.— Может быть, мне удастся с ней поговорить.

Терапевт кивнул и приготовил шприц с пятьюдесятью миллиграммами торазина. Почувствовав приближение вра­чей, Регана быстро повернулась, а когда психиатр попытался ее удержать, закричала от ярости. Она ударила его, а потом, укусив, отпихнула прочь. Позвали на помощь Карла, и только тогда Кляйну удалось сделать укол. Однако одной дозы ока­залось недостаточно. Сделали второй укол и стали дожидать­ся результатов.

Регана успокоилась. Она изумленно уставилась на врачей и заплакала:

— Где мама? Я хочу маму!

Психиатр кивнул Кляйну, и тот пошел за Крис.

— Твоя мама сейчас придет, крошка,—успокаивал Регану психиатр. Он присел на кровать и погладил девочку по голове.

— Успокойся, маленькая. Все хорошо. Я доктор.

— Я хочу маму! — не унималась Регана.

— Она уже идет. Тебе больно, малышка?

Регана кивнула. Слезы ручьями лились по ее щекам.

- Где?

— Везде! — всхлипнула Регана.—Все болит!

— О моя малышка!

— Мамочка!

Крис подбежала к кровати и крепко обняла дочь. Потом расцеловала ее и попыталась успокоить. После этого распла­калась сама.

— Рэге! Ты опять с нами! Теперь это действительно ты!

— Мама, он мне делает больно! — сквозь слезы прогово­рила Регана. — Пусть он перестанет бить меня. Ладно? Ну, по­жалуйста!

Крис непонимающе взглянула на дочь, потом на врачей. В глазах ее была мольба.

— Ей ввели большую дозу успокоительного,—спокойно объяснил психиатр.

— Вы хотите сказать...

Он перебил ее:

— Посмотрим.

Затем повернулся к Регане.

— Ты можешь сказать, что с тобой случилось, малютка?

— Я не знаю,—ответила девочка.—Я не знаю, почему он так со мной обращается.—Слезы покатились из ее глаз.— Ведь мы с ним всегда дружили!

— С кем?

— С капитаном Гауди! И еще мне кажется, будто во мне кто-то сидит! И заставляет меня безобразничать!

— Капитан Гауди?

— Я не знаю!

— Человек?

Регана кивнула.

- Кто?

— Яне знаю!

— Ну ладно, не волнуйся. Давай сыграем в одну игру.

Психиатр достал из кармана блестящий маленький диск на серебряной цепочке.

— Ты видела когда-нибудь в кино, как людей гипнотизи­руют?

Девочка кивнула.

— Ну вот, я и есть гипнотизер. Да, я все время гипноти­зирую людей. Конечно, если они мне сами разрешают делать это. Если я тебя сейчас загипнотизирую, то человек, который внутри тебя, выйдет наружу. Ты хочешь, чтобы я тебя загип­нотизировал? Посмотри, твоя мама здесь, она рядом с тобой.

Регана вопросительно взглянула на мать.

— Давай попробуем, крошка,—подбодрила ее Крис.— Не бойся.

Регана повернулась к психиатру и кивнула.

— Ладно,—прошептала она.—Только не очень долго.

Психиатр улыбнулся и вдруг услышал звук бьющегося стекла. Хрупкая фарфоровая ваза упала на пол с письменного стола, о который опирался локтями доктор Кляйн. Врач изу­мленно взглянул на свой локоть, а потом на разбитую вазу. Он нагнулся и начал подбирать осколки.

— Ничего-ничего, Уилли все уберет,—запротестовала Крис.

— Сэм, закрой, пожалуйста, ставни,—попросил психи­атр.— И задерни занавески.

Когда в комнате стало темно, психиатр взял в руку цепоч­ку и начал легонько раскачивать блестящий диск. Он поймал светящийся блик и приступил к гипнозу.

— Смотри сюда, Регана, смотри сюда, и ты скоро по­чувствуешь, как твои веки становятся все тяжелей и тяже­лей...

Скоро девочка вошла в состояние транса.

— Очень похоже,—прошептал психиатр. Затем он обра­тился к девочке: —Тебе удобно, Регана?

— Да.—Голос был тихий и спокойный.

— Регана, сколько тебе лет?

— Двенадцать.

— Внутри тебя кто-нибудь есть?

— Иногда.

— Когда?

— Когда как.

— Этот «кто-то» живой?

- Да.

— Кто это?

— Я не знаю.

— Капитан Гауди?

— Я не знаю.

— Человек?

— Я не знаю.

— Но он находится в тебе?

— Да, иногда.

— А сейчас?

— Не знаю.

— Если я попрошу его поговорить со мной, ты разре­шишь ему отвечать?

- Нет!

— Почему нет?

— Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю!

— Если он поговорит со мной, Регана, я думаю, он вый­дет из тебя. Ведь ты хочешь, чтобы он вышел из тебя?

- Да.

— Тогда разреши ему поговорить. Ты разрешаешь ему говорить?

- Да.

— Сейчас я говорю с тем, кто находится внутри Рега­ны,— уверенно начал психиатр.—Если ты здесь, то ты тоже загипнотизирован и должен отвечать на все мои вопросы.

На секунду он замер, чтобы дать возможность словам дойти до ее сознания. Потом повторил еще раз:

— Если ты здесь, то ты тоже загипнотизирован и дол­жен отвечать на все мои вопросы. Теперь отвечай: ты здесь?

Молчание. И тут произошло что-то невероятное: дыхание Реганы вдруг стало смрадным. Его можно было почувство­вать на расстоянии нескольких шагов. Блик от диска застыл на лице девочки.

Крис в ужасе затаила дыхание. Черты девочкиного лица исказились, превращаясь в отвратительную маску: губы растя­нулись в разные стороны, распухший язык вывалился изо рта.

— Боже мой! — выдохнула Крис.

— Ты и есть существо, живущее в Регане? — продолжал выспрашивать психиатр.

Девочка кивнула.

— Кто ты?

— Откъиньая,—пробасила она грудным голосом.

— Это твое имя?

Регана кивнула.

— Ты человек?

Она прорычала:

— Ад!

— Это твой ответ?

- Ад!

— Если это «да», то кивни головой.

Она кивнула.

— Ты говоришь на иностранном языке?

- Ад.

— Откуда ты? Кто тебя прислал?

- Гоб.

— Ты из пустыни Гоби?

— Агобтаайтэнь,—возразила Регана.

Психиатр на секунду задумался, а потом решил сделать еще одну попытку:

— Когда я буду задавать тебе вопросы, отвечай движени­ем головы: кивок, если «да», и покачивание в стороны, если «нет». Ты понимаешь меня?

Регана кивнула.

— Твои ответы имеют смысл? — спросил он.—Да.

— Тебя Регана знала раньше? — Нет.

— Ты ее собственное изобретение? — Н е т.

— Ты существуешь на самом деле? —Да.

— Как часть Реганы? — Нет.

— Ты ее любишь? — Нет.

— Не любишь? —Да.

— Ты ее ненавидишь? — Д а.

— За какой-то ее проступок? — Д а.

— Ты винишь ее за развод родителей? — Нет.

— Это имеет отношение к ее родителям? — Нет.

— К ее друзьям? — Нет.

— Но ты ненавидишь ее? —Да.

— Ты наказываешь ее? —Да.

— Ты хочешь причинить ей боль? —Да.

— Убить ее? —Да.

— Если она умрет, ты тоже умрешь? — Нет.

Этот ответ обеспокоил психиатра, и он в раздумье опу­стил глаза. Врач поудобнее устроился на кровати, и пружины противно заскрипели. В тишине слышалось только тяжелое дыхание Реганы, от которого за версту несло зловонием.

Психиатр снова глянул на искаженное злобой лицо. Он лихорадочно пытался что-нибудь придумать.

— Может ли девочка сделать так, чтоб ты из нее вы­шел?—Да.

— Ты можешь мне сказать, что для этого надо сде­лать? — Да.

— Ты мне скажешь? — Н е т.

- Но...

Вдруг он вскочил с кровати, задохнувшись от нечеловече­ской боли. Психиатр с ужасом почувствовал, как Регана стальной хваткой вцепилась в него. Выпучив глаза, он попы­тался высвободиться из этих страшных когтей, но без­успешно.

— Сэм! Сэм, помоги мне! —в ужасе закричал он.

Крис бросилась к выключателю. Кляйн рванулся вперед.

Регана, запрокинув голову назад, дьявольски расхохота­лась, а потом по-волчьи завыла.

Крис щелкнула выключателем. Она повернулась и увиде­ла жуткую картину, похожую на замедленное кино: Регана и оба доктора возились на кровати. Мелькали ноги и руки, гримасы сменяли одна другую, слышались неровное дыхание и отдельные выкрики, хохот, переходящий в вой, и потом снова —дикий смех. Регана хрюкала, ржала, и это странное кино крутилось все быстрее и быстрее, кровать двигалась взад-вперед со скоростью, которую трудно было себе пред­ставить. Мать беспомощно наблюдала, как Регана снова зака­тила глаза и испустила такой отчаянный вопль, что у Крис кровь застыла в жилах.

Регана рухнала на постель и потеряла сознание. Наважде­ние исчезло.

Все затаили дыхание и замерли на месте. Потом, посте­пенно приходя в себя, врачи осторожно встали. Оба не спу­скали глаз с девочки. Кляйн подошел к постели и, не обра­щая ни на кого внимания, нащупал пульс. Пульс был нор­мальный, и Кляйн, накрыв Регану одеялом, кивком указал на дверь. Все тотчас покинули комнату и спустились в кабинет.

Некоторое время врачи и Крис молчали. Женщина сиде­ла на диване. Кляйн и психиатр устроились на стульях друг против друга. Психиатр о чем-то думал: он вперился взгля­дом в журнальный столик и пощипывал себя за губу. Потом, вздохнув, взглянул на Крис. Она уставилась на него невидя­щим взглядом.

— Что же это такое, черт возьми!— воскликнула Крис с болью в голосе.

— Вы не поняли, на каком языке она говорила? — поин­тересовался психиатр.

Крис отрицательно покачала головой

— Вы верите в Бога?

— Нет.

— А ваша дочь?

— Нет.

Потом психиатр расспросил ее о подробностях течения болезни. Рассказ Крис обеспокоил его.

— Что это? —пытала его Крис, нервно сжимая побелев­шими пальцами скомканный платок.—Что это за болезнь?

— Это что-то не совсем понятное,—уклончиво объяснил психиатр.—И если говорить начистоту, то ставить диагноз после такого кратковременного осмотра было бы с моей сто­роны крайне неразумно.

— Но какие-нибудь мысли у вас должны быть,—наста­ивала Крис.

— Я понимаю, вам не терпится узнать хоть что-нибудь, поэтому я выскажу кое-какие предположения.

Крис напряженно кивнула и подалась вперед. Пальцы су­дорожно цеплялись за платок.

Она перебирала пальцами кружевную кайму, как будто у нее в руках были тряпичные четки.

— Прежде всего могу сказать,—начал врач,—весьма не­похоже, что она симулирует.

Кляйн одобрительно закивал головой.

— Для этого у нас есть несколько признаков,—продол­жал психиатр.—Например, ее болезненные и ненормальные движения, а главным признаком я считаю изменение черт лица при разговоре с так называемым человеком внутри ее. Видите ли, подобные действия могут происходить лишь то­гда, когда она сама верит, что это существо находится у нее внутри. Вы меня понимаете?

— По-моему, да.—От удивления Крис прищурила гла­за.—Но я только никак не пойму, откуда это существо взя­лось! Я, конечно, часто слышала о раздвоении личности, но никаких объяснений мне при этом не давали.

— И никто не даст, миссис Макнейл. Мы используем раз­ные термины: «сознание», «разум», «личность», но на самом деле мы не очень четко представляем себе, что каждое из них означает.—Врач покачал головой.—Не знаем. Совсем ничего не знаем. Поэтому когда я начинаю говорить о раздво­ении личности, то прекрасно понимаю, что все объяснения вызывают только еще большее количество вопросов. Фрейд считал, что некоторые мысли и чувства каким-то образом подавляются сознанием, но могут проявиться в бессознатель­ном состоянии. Они активно проявляются в различных пси­хических отклонениях. Эти подавленные чувства и эмоции давайте назовем «диссоциирующими», так как слово «диссо­циация» означает отклонение от основного потока сознания. Так вот, когда «диссоциирующее» становится самостоятель­ным или когда личность больного слабеет и дезорганизуется, может возникнуть психоз шизофрении. Он отличается от раздвоения личности,—предупредил психиатр.—Шизофре­ния означает расшатывание личности. Если же «диссо­циирующее» может как-то выделиться и организовать подсоз­нание больного, вот тогда эта часть начинает действовать вполне независимо; она становится самостоятельной лично­стью и может принять на себя также функции тела.

Врач вдохнул в себя воздух. Крис внимательно слушала его. Потом психиатр продолжил:

— Это одна из теорий. Есть еще несколько. Но, возвра­щаясь к Регане, хочу сказать, что у нее и намека нет на ши­зофрению, и ЭЭГ показала, что кривая работы ее мозга со­вершенно нормальная. Поэтому я склонен отвергнуть все по­дозрения на шизофрению. Остается истерия.

— В которой я и находилась всю прошлую неделю,— пробормотала Крис.

Психиатр чуть заметно улыбнулся.

— Истерия,—продолжал он,—это форма невроза, при которой эмоциональное расстройство превращается в телес­ное. При психоастении, например, человек теряет способ­ность осознавать свои поступки и, делая что-то сам, приписы­вает это «что-то» другому лицу. Хотя в этом случае другая личность осознается им не до конца. У Реганы несколько иной случай. Мы подошли к тому, что Фрейд называл «транс­формированной» истерией. Она вырастает из бессознательно­го чувства вины и необходимости понести наказание. Диссо­циация здесь играет первостепенную роль, я бы даже сказал, не только диссоциация, но и само раздвоение личности. При этом могут наблюдаться и судороги, как при эпилепсии, гал­люцинации, чрезмерное возбуждение.

— Да, все это похоже на ее состояние,—уныло подтвер­дила Крис.—А вы как считаете? То есть все, кроме чувства вины. Какую вину она может за собой чувствовать?

— Ну, первое, что приходит в голову,—продолжал пси­хиатр,—это развод. Дети часто считают, что родители расста­ются именно из-за них, и поэтому принимают всю вину на себя. Но в данном случае такое можно только предположить. Я вот еще о чем думаю: у девочки могла развиваться депрес­сия на почве размышления о смерти — танатофобия. У детей она часто сопровождает чувство вины и возникает на почве страха потерять кого-нибудь из близких. В результате разви­ваются нервное расстройство и возбудимость. Вдобавок вина здесь может быть просто неизвестна. Ее трудно выявить кон­кретно,—закончил врач.

Крис замотала головой.

— Я запуталась,—пробормотала она.—Никак не пойму, откуда берется эта новая личность.

— Крайне необычно то, что ребенок в таком возрасте смог воедино собрать и систематизировать все части новой личности. Конечно, удивительно и многое другое. Например, игра девочки с планшеткой указывает на то, что она легко поддается внушению. Однако на самом деле мне не удалось загипнотизировать ее.—Психиатр пожал плечами.—Возмож­но, она сопротивлялась. Но что удивительнее всего: уровень развития новой личности довольно высок. Это не двенадцати­летний ребенок. Здесь человек гораздо старше. И еще тот язык, на котором она разговаривала...—Врач уставился на ле­жавший перед камином коврик и задумчиво подергал себя за нижнюю губу.—Есть, конечно, похожее состояние, но мы знаем о нем совсем мало: это форма лунатизма, при которой у больного неожиданно проявляются способности и знания, которых никогда не было раньше. При этой форме вторая личность стремится разрушить первую. Однако...—Психиатр не закончил фразу и неожиданно взглянул на Крис.

— Это очень запутанно,—пробормотал он.—И я все зна­чительно упрощаю. Ей следует обследоваться у нескольких специалистов в течение двух или трех недель. Проводить об­следование нужно тщательно, скажем, в дэйтонской клинике Бэрринджер.

Крис опустила глаза.

— У вас есть затруднения?

— Нет. Все в порядке.—Она вздохнула. —Просто я поте­ряла «Надежду». Вот и все.

— Я не понял вас.

— Это моя личная трагедия.

Психиатр позвонил из кабинета в клинику Бэрринджер. Регану согласились сразу же принять и советовали привезти ее на следующий день.

Врачи ушли.

Крис вспомнила о Дэннингсе, и ей стало грустно. С раз­мышлением о смерти нахлынули мысли о пустоте, о невыно­симом одиночестве и спокойствии под землей, где нет ника­кого движения, никакого движения... Она заплакала. Это слишком. Я не мог у... Потом Крис успокоилась и нача­ла собирать вещи.

Крис стояла в своей спальне и выбирала парик для поезд­ки в Дэйтон. Неожиданно в дверях появился Карл. Он сооб­щил, что к ней кто-то пришел.

— Кто там?

— Детектив.

— И он пришел ко мне?

Карл кивнул. Потом передал ей визитную карточку. Крис бегло пробежала ее. УИЛЬЯМ Ф. КИНДЕРМАН,—стояло на визитке,—ЛЕЙТЕНАНТ, а в нижнем левом углу, как за­бытая всеми сирота, приткнулась еще одна надпись: «Отделе­ние по расследованию убийств». Отпечатана она была замыс­ловатым готическим шрифтом, отдать предпочтение такой изощренной форме букв мог, очевидно, только какой-нибудь любитель древности.

Крис оторвала взгляд от карточки. В душе у нее зароди­лось смутное подозрение.

— Карл, а нет ли у него в руках чего-нибудь такого, что может оказаться рукописью сценария? Какого-нибудь боль­шого конверта, или свертка, или чего-нибудь в этом роде?

Карл отрицательно покачал головой. Крис стало любо­пытно, и она поспешила вниз. Бэрк? Может быть, это имеет какое-то отношение к Бэрку?

Детектив тоскливо слонялся по залу, зажав свою бесфор­менную шляпу в толстых, коротких, только что наманикю- ренных пальцах. Это был пухлый человек лет пятидесяти. Толстые щеки лоснились от частого и тщательного употреб­ления хорошего мыла. На нем болтались мятые брюки, по­тертые и мешковатые, никак не соответствующие его при­лежному уходу за собственным телом. Старомодное твидо­вое пальто бесформенно висело. Его карие, влажные, немно­го раскосые глаза были, казалось, постоянно обращены в про­шлое, в них отражалась тоска по ушедшему времени. Крис заметила, что дыхание детектива было напряженное, с под­кашливанием, как у астматика.

Она подошла ближе. Детектив протянул ей руку и заго­ворил каким-то болезненно хриплым шепотом.

— Ваше лицо я бы узнал в любом гриме, миссис Мак­нейл.

— Разве на мне сейчас грим? — искренне удивилась Крис, пожимая его руку.

— О Боже.мой, конечно, нет,—поспешно поправился он и замахал рукой, как будто отгонял муху.—Это формаль­ность. Вы сейчас заняты, давайте завтра. Я приду завтра еще раз.

Он повернулся и собрался было уходить, но Крис взвол­нованно спросила:

— А что случилось? Бэрк? Бэрк Дэннингс?

Беспечность детектива еще сильнее взбудоражила ее ин­терес и беспокойство.

— Мне даже неудобно. Неловко как-то,—вздохнул тот, опустив глаза.

— Его убили? Вы из-за этого пришли ко мне? Его уби­ли? Да?

— Нет-нет. Это простая формальность,—повторил де­тектив.—Ничего особенного. Ведь вы понимаете, он был зна­менитым человеком, поэтому мы не могли оставить все про­сто так. Мы не могли,—чуть ли не извиняясь, продолжал он.—Только один или два вопроса. Он упал? Или, может быть, его кто-то подтолкнул? — Детектив ритмично покачи­вал рукой и головой. Потом пожал плечами и хриплым голо­сом добавил: — Кто знает?

— Его не ограбили?

— Нет, его не ограбили, миссис Макнейл, его никто не грабил. Но в наше время ограбление — это не единственная причина для убийства. Сегодня, миссис Макнейл, искать по­вод для убийства очень хлопотно, это только лишняя обуза. Наркотики, проклятые наркотики.—Детектив недовольно за­молчал.—Эти наркотики, ЛСД...—Он посмотрел на Крис и забарабанил пальцами по груди.—Поверьте мне, я сам отец и, когда вижу, что происходит вокруг, у меня сердце разры­вается. У вас есть дети?

— Да, один ребенок.

— Сын?

— Дочка.

— Так-так...

— Пойдемте в кабинет,—нетерпеливо перебила Крис и повернулась, чтобы проводить его.

— Миссис Макнейл, можно попросить вас об одном одолжении?

— Да, пожалуйста.

— Мой желудок.—На лице его появилось выражение нестерпимого мучения. —У вас не найдется стаканчика мине­ральной воды? Если это трудно, то не надо. Я ничем не хочу вас беспокоить.

— Нет-нет, это меня совсем не затруднит. Присядьте по­ка в кабинете.—Она показала, где находится кабинет, и по­шла на кухню.—По-моему, у меня в холодильнике стоит одна бутылка.

— Нет-нет, я тоже пойду на кухню,—возразил детектив, следуя за ней.—Я так не люблю причинять лишние хлопоты.

— Ничего страшного.

— Да нет, я же вижу, что вы заняты. У вас есть де­ти?—спросил он по дороге на кухню.—Ах да, все правильно, у вас есть дочка, вы же мне говорили, все правильно. Одна дочка.

— Одна дочка.

— Сколько ей лет?

— Только что исполнилось двенадцать.

— Тогда вам еще рано волноваться.—Детектив вздох­нул.—Еще рано. Вот немного попозже вам придется смо­треть в оба.—Он покачал головой. Крис заметила, что поход­ка у него была вразвалку.—Когда вы наблюдаете за происхо­дящими в мире событиями, вы перестаете во что-либо ве­рить. Это немыслимо. Все сошли с ума. Вы знаете, я как-то глянул на свою жену и сказал: «Мэри, весь мир находится в каком-то постоянном нервном напряжении. Все сошли с ума. Весь белый свет».

Они вошли на кухню. Карл чистил плиту. Он не заметил их и не оглянулся.

— Мне и правда так неловко,—хрипло пробормотал де­тектив и уставился на Карла. Взгляд его с любопытством скользил по его спине, рукам и шее. Так, наверное, малень­кая птичка скользит по поверхности озера.

— Я встретился с известной кинозвездой,—продолжал он,—и прошу ее дать мне стакан минеральной воды. О Боже!

Крис нашла бутылку и теперь искала открывалку.

— Вам со льдом? — поинтересовалась она.

— Нет, просто так. Я люблю просто так.

Крис открыла бутылку.

— Вы помните фильм с вашим участием, который назы­вается «Ангел»? — напомнил детектив.—Я смотрел его шесть раз.

— Если вы ищете убийцу, — съязвила Крис, наливая пузы­рящуюся шипящую жидкость,—то арестуйте продюсера и редактора.

— Нет-нет, фильм был превосходный, и мне очень по­нравился.

— Садитесь. — Она кивком указала на стул.

— Спасибо.—Детектив сел.—Нет, фильм был чудесный. Такой трогательный. Только одно упущение. Одна крошеч­ная незначительная помарка. Спасибо вам большое.

Крис поставила стакан с водой и села напротив него, сло­жив руки перед собой на столе.

— Так вот, что касается небольшой погрешности,—как бы извиняясь, продолжал детектив.—Совсем маленькой. И уж, пожалуйста, поверьте, что я — дилетант. Вы же пони­маете, я всего-навсего простой зритель. Но все же мне пока­залось, что музыкальное оформление в некоторых сценах действовало на нервы. Оно было слишком навязчивым. —Те­перь детектив говорил начистоту и был увлечен разгово­ром.—Из-за этой музыки я постоянно чувствовал, что нахо­жусь в кинозале. Вы меня понимаете? И что все действу­ющие лица — это только симпатичные актеры. Это меня рас­строило. А кстати, о музыкальном оформлении — компози­тор ничего не позаимствовал у Мендельсона?

Крис тихо барабанила пальцами по столу. Странный де­тектив. И почему это он постоянно посматривает в сторону Карла?

— Вот этого я не знаю, — отрезала Крис. — Но я рада, что фильм вам понравился. Лучше выпейте вот это.—Она указа­ла на стакан с водой.—А то весь газ выйдет.

— Да-да, конечно, я заболтался. Вы заняты. Простите ме­ня.—Детектив поднял стакан, как будто хотел произнести тост, и осушил его.—Вода хорошая, очень хорошая.—Отста­вляя стакан, детектив заметил фигурку птицы, слепленную Реганой. Птица стояла на столе, и ее клюв забавно свисал над солонкой и перечницей. — Необычная фигурка.—Детектив улыбнулся.—Симпатичная. Профессиональный скульптор?

— Моя дочь,—возразила Крис.

— Очень симпатичная птица.

— Видите ли, я не люблю, когда...

— Да-да, я понимаю, я причиняю много хлопот. Только один-два вопроса —и все. Даже один вопрос.—Он взглянул на часы, будто торопился на свидание.—Так как несчастный мистер Дэннингс закончил съемки в нашем городе, то мы подумали, может быть, в день катастрофы он ходил к ко­му-нибудь в гости. Кроме вас, у него были знакомые где-ни­будь поблизости от этого места?

— Он был у меня в тот вечер, —уточнила Крис.

— Да? —Детектив удивленно поднял брови.—Как раз перед тем, как случилось несчастье?

— А когда это случилось? — заволновалась Крис.

— В семь часов пять минут,—ответил детектив.

— Да, примерно в это время.

— Тогда все становится понятно.—Киндерман кивнул и заерзал на стуле, как будто собирался подняться и уй­ти.—Он был пьян, а когда уходил домой, свалился с лестни­цы. Да, все становится понятно. Тогда для протокола скажи­те мне, во сколько приблизительно он ушел из дома?

— Я не знаю,—ответила Крис.—Я его не видела.

— Я не понял вас.

— Видите ли, он приходил сюда, когда меня не было до­ма. Я ходила в Росслинскую лабораторию.

— А, понимаю. Конечно. Но тогда откуда вы знаете, что он был здесь?

— Мне сказала Шарон.

— Шарон? — перебил детектив.

— Шарон Спенсер. Это мой секретарь. Она была здесь, когда заходил Бэрк, она...

— Он приходил к ней?

— Нет, ко мне.

— Да-да, конечно. Простите, что я вас перебил.

— У меня заболела дочка, и Шарон, оставив его с ней, пошла за лекарством. Когда я вернулась домой, Бэрк уже ушел.

— Когда это было?

— Семь пятнадцать или семь тридцать.

— А когда вы ушли из дома?

— Где-нибудь около четверти седьмого.

— Когда ушла мисс Спенсер?

— Я не знаю.

— Между уходом мисс Спенсер и вашим возвращением кто еще находился в доме с мистером Дэннингсом? Кроме вашей дочери?

— Никого.

— Никого? И он оставил ее одну?

Крис кивнула.

— Слуг не было?

— Нет. Уилли и Карл в это время...

— Кто они такие?

Крис почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Она вдруг поняла, что эта невинная беседа оказалась на деле са­мым настоящим допросом.

— Карл, вот он.—Она кивком указала на слугу. Тот все еще чистил плиту...

— А Уилли — его жена, — продолжала Крис. — Они ведут хозяйство. Я их отпустила вчера после обеда, а когда верну­лась, их еще не было дома. Уилли...

Крис запнулась.

— Что Уилли?

— Да нет, ничего. — Она пожала плечами и отвела взгляд от мускулистой спины Карла. Крис заметила, что плита была абсолютно чистой. Почему же Карл так усердно скреб ее?

Крис достала сигарету. Киндерман дал ей прикурить.

— Итак, только ваша дочь знает, когда Дэннингс ушел из дома?

— Это был несчастный случай?

— Конечно. Это формальность, миссис Макнейл, простая формальность. Мистера Дэннингса не ограбили, и у него не было врагов. По крайней мере мы не знаем, чтобы такие бы­ли в нашем городе.

Крис на секунду взглянула на Карла и быстро перевела взгляд снова на Киндермана. Заметил ли он? Кажется, не за­метил. Он ощупывал фигурку птицы.

— Эта птица ведь как-то называется, но я никак не могу вспомнить, как именно. Нет, не могу.—Детектив заметил во взгляде Крис легкое смущение.—Извините меня, вы так за­няты. Еще минуточку — и все. Так вы говорите, ваша дочь не знает, когда ушел мистер Дэннингс?

— Нет, вряд ли. Ей ввели большую дозу снотворного.

— О, извините, мне так неловко, так неловко.—В его раскосых глазах появилось участие.—С ней что-нибудь серь­езное?

— Боюсь, что да.

— Могу я узнать?..—осторожно полюбопытствовал де­тектив.

— Мы еще сами толком не знаем.

— Опасайтесь сквозняков,—предупредил он.

Крис, казалось, ничего не слышала.

— Сквозняк зимой — прекрасное поле деятельности для микробов. Так говорила моя мать. Может быть. Но все эти приметы и народные мудрости для меня все равно что меню в шикарном французском ресторане: великолепный каму­фляж всяких гадостей, вроде лягушек, есть которых просто так никогда не придет вам в голову,—честно признался он.—Ее комната на втором этаже?

Крис кивнула.

— Не открывайте окно, и она скоро поправится.

— Вы знаете, там окно всегда закрыто,—заверила детек­тива Крис, пока он искал что-то во внутреннем кармане пид­жака.

— Она выздоровеет,—повторил детектив нравоучитель­но.—И помните: немного предосторожности...

Крис снова забарабанила пальцами по столу.

— Вы заняты. Все, я уже ухожу. Только запишу кое-что для формальности, и все.

Он извлек из кармана отснятую на ротапринте смятую программку школьной постановки «Сирано де Бержерака». Потом порылся в кармане пальто и достал замусоленный огрызок карандаша, заточенный, как показалось Крис, с по­мощью ножниц.

Детектив развернул программку на столе и попытался ее разглядеть.

— Только пару фамилий,—вздохнул он.—Спенсер пи­шется через два «е»?

— Да, через два «е».

— Через два «е»,—бормотал детектив, записывая фами­лию на полях программки.—А ваши слуги? Джон и Уилли...?

— Карл и Уилли Энгстром.

— Карл. Ну да, правильно, Карл. Карл Энгстром.—Он записывал имена крупным шрифтом.—Я вспоминаю време­на,—отвлекся детектив, поворачивая программку в поисках чистого места,—я вспоминаю... Нет, подождите. Я совсем за­был. Да, так насчет ваших слуг, когда, вы говорили, они пришли домой?

— Я еще ничего об этом не говорила. Карл, вчера вече­ром ты когда вернулся домой? — обратилась Крис к слуге.

Швейцарец обернулся с невозмутимым лицом.

— Ровно в девять часов тридцать минут, мадам.

— Да, верно, ты забыл дома ключи Я вспомнила, что по­смотрела на часы, когда ты позвонил в дверь.

— Интересную картину смотрели? — поинтересовался у Карла детектив. —Я никогда не хожу на фильмы после ре­кламы,—объяснил он, обращаясь к Крис.—Мне важно, что о фильме думают живые люди, зрители.

— «Король Лир» с участием Скофилда,—отчетливо про­изнес Карл.

— А, этот фильм я уже видел. Прекрасный фильм. От­личнейший фильм.

— Да. В кинотеатре «Крэст»,—продолжал Карл.—Ше­стичасовой сеанс, вечерний. Сразу после фильма я сел в автобус.

— Это не так важно,—попытался убедить его детек­тив.— Помилуйте.

— Мне нетрудно.

— Ну, если вы настаиваете...

— Я вышел на пересечении Висконсин-авеню и М-стрит. Было где-то около двадцати минут десятого. Потом я шел пешком до дома.

— Что вы, помилуйте, это уж совсем не важно,—заве­рил его детектив.—Но тем не менее большое спасибо. Вы мне очень помогли. Вам понравилось кино?

— Великолепный фильм.

— Да, я с вами вполне согласен. Ну, а теперь...—Киндер- ман повернулся к Крис, продолжая что-то записывать на про­граммке.—Я потратил столько вашего времени, но это ведь моя работа. Еще минуточку, и я ухожу. Трагично. Как тра­гично. Такой талант. И такой человек. Он умел обращаться с людьми. С такими людьми, от которых зависело, будет фильм хорошим или нет: с оператором, со звукооператором, с композитором, ну, и с другими... Пожалуйста, поправьте меня, если я заблуждаюсь, но мне кажется, что такой знаме­нитый человек должен стоять в одном ряду с Дэйлом Карне­ги, например. Может быть, я не прав?

— Иногда Бэрка удавалось вывести из себя,—-вздохнула Крис.

Детектив положил программку на место.

— Ну, возможно, такое бывает у всех великих людей, у всех знаменитостей, а он ею был.—Киндерман опять что-то записал.—Многое зависит и от маленьких людей, так сказать, от серой массы. Эти люди отвечают за всякие мелочи, а эти мелочи вместе составляют немаловажные детали. Как вы считаете?

Крис бросила взгляд на свои ноги и решительно покачала головой.

— Если Бэрк и сердился, он никогда никого не уни­жал,— заявила она, и на ее лице появилась чуть заметная горькая улыбка.—Сэр, когда он напивался, такое, может быть, и случалось.

— Ну вот и все. Теперь мы закончили.—Киндерман по­ставил последнюю точку.—О нет, подождите.—Он вдруг спохватился.—А миссис Энгстром? Они ушли и пришли вме­сте? — Детектив махнул рукой в сторону Карла.

— Нет, она ходила смотреть фильм с участием «Битлз» и пришла через несколько минут после меня.

— Зачем я это спросил? Это не имеет никакого значе­ния.—Киндерман пожал плечами, сложил программку и за­сунул ее в карман пиджака с карандашным огрызком. —Ну вот и все. Когда я вернусь в контору, безусловно, вспомню, о чем забыл вас спросить. У меня всегда так бывает. Тогда я вам позвоню.

Детектив шумно выдохнул воздух и встал.

Крис поднялась вместе с ним.

— Вы знаете, я уезжаю из города недели на две,—сказа­ла она.

— Это не срочно,—успокоил ее детектив, посмотрел на фигурку птицы и улыбнулся.—Симпатичная. Очень симпа­тичная птичка.

Потом взял ее в руки и потер клюв большим пальцем.

Крис нагнулась и подняла с пола какую-то нитку.

— У вас хороший врач? —вдруг спросил детектив.— Я имею в виду врача, который лечит вашу дочь.

Он поставил фигурку на место и собрался уходить. Крис пошла за ним, наматывая по дороге нитку на большой палец.

— У меня их очень много,—тихо проговорила она.—Но сейчас я хочу, чтобы ее обследовали в клинике. Там занима­ются примерно тем же, что и вы, только объектом внимания врачей являются бактерии и вирусы.

— БудехМ надеяться, что со своей работой они справляют­ся лучше меня. Эта клиника находится не в городе?

— Нет, не в городе.

— Хорошая?

— Посмотрим.

— Держите девочку подальше от сквозняков.

Они дошли до парадной двери. Киндерман взялся за ручку.

— Я мог бы сказать, что мне было очень приятно, но в связи с такими обстоятельствами... Извините, ради Бога. Мне так неловко.

Крис, скрестив руки, рассматривала коврик. Не глядя на детектива, она кивнула в ответ

Киндерман открыл дверь и вышел на крыльцо. Он еще раз повернулся к Крис, и, уже надевая шляпу, откланялся:

— Желаю вашей дочери быстрейшего выздоровления.

— Спасибо.—Крис тускло улыбнулась.—А вам —удачи в ваших делах.

Детектив кивнул, его взгляд был теплым и слегка груст­ным. Крис наблюдала, как Киндерман подошел к дежурной полицейской машине, ожидавшей его на углу перед пожар­ным гидрантом. Он рукой прижимал к голове шляпу, спасая ее от порывов южного ветра. Полы его пальто трепетали. Крис закрыла дверь.

Киндерман сел в полицейскую машину, потом обернулся и еще раз взглянул на дом. Ему почудилось, что в комнате Реганы произошло какое-то движение: гибкая, едва различи­мая тень мелькнула и тут же скрылась. Киндерман не мог точно сказать, было ли это на самом деле или ему показа­лось. Но он заметил, что ставни раскрыты. Странно. Он немного подождал. Но никто не появлялся. Детектив нахму­рился, потом открыл бардачок и вынул оттуда маленький ко­ричневый конверт и перочинный ножик. Он раскрыл кон­верт и с помощью крошечного лезвия выскреб из-под ногтя большого пальца краску, содранную с фигурки птицы. После этого он заклеил конверт и кивнул шоферу-сержанту. Маши­на поехала.

Конверт Киндерман положил в карман.

— Не спеши,—предупредил он шофера, увидев, что впе­реди образовался затор, и устало потер глаза руками.—Это работа, а не удовольствие. Что за жизнь. Что за жизнь!

Вечером, в тот момент, когда по дороге в дэйтонскую клинику доктор Кляйн делал Регане успокаивающий укол, лейтенант Киндерман задумчиво стоял в своем кабинете, опершись ладонями о стол. Он сосредоточенно пытался увя­зать воедино имевшиеся факты. Изучал заключение патоло­гоанатома о смерти Дэннингса.

«... повреждение спинного мозга, перелом костей черепа и шеи. Многочисленные ушибы, разрывы и ссадины: кожа шеи растянута. На ней кровоподтеки. Сдвиги грудинно-со­сковой, пластырной, трапециевидной и различных мелких мышц шеи. Перелом позвоночника. Сдвиг передних и за­дних связок спины...»

Киндерман выглянул из окна. Светилась ротонда Капито­лия. Конгресс засиживался допоздна. Он опять закрыл глаза и припомнил разговор с патологоанатомом, состоявшийся в ту ночь, когда умер Дэннингс.

«Это могло произойти в результате падения?»

«Нет, вряд ли. Видите ли, он был пьян, и мышцы, безу­словно, были расслаблены. Если толчок оказался силь­ным и...»

«И если предположить, что он падал с высоты двадцати или тридцати футов...»

«Да, конечно. Кроме того, сразу после удара его голова должна была стукнуться обо что-то. Другими словами, при стечении этих условий оно, конечно, и могло привести к ле­тальному исходу. Может быть. Я повторяю: может быть».

«А мог ли это сделать другой человек?»

«Да, но он должен обладать большой силой».

Киндерман проверил алиби Карла Энгстрома на момент смерти Дэннингса. Время сеанса в кинотеатре совпадало, сов­падал и график движения транзитного автобуса. Кроме того, шофер автобуса, на котором Карл, по его собственному утверждению, возвращался домой, закончил работу и сме­нился на остановке, где Висконсин-авеню пересекает М-стрит, именно там, где, по словам Карла, он и сошел при­близительно в 9.20. Автобус немного запаздывал, но шофер успел нагнать время в дороге и приехал на остановку в 9.18.

На столе у Киндермана лежал еще один документ: обви­нение Энгстрома в уголовном преступлении от 27 августа 1963 года. Он обвинялся в неоднократном хищении наркоти­ков на протяжении нескольких месяцев. Брал он их из дома врача в Беверли Хиллз, где служил вместе с Уилли.

«... родился 20 апреля 1921 года в Цюрихе (Швейцария), женился на Уилли Браун 7 сентября 1941 года. Дочь Эльвира родилась в Нью-Йорке И января 1943 года, адрес неизвестен. Подсудимый...»

А дальше шло совсем непонятное.

Врач, который, без всякого сомнения, должен был вы­играть дело, неожиданно, не дав никаких объяснений, отка­зался от обвинения.

Через два месяца Энгстромы нанялись на работу к Крис Макнейл. Это означало, что врач дал им положительную ре­комендацию.

Энгстром, безусловно, воровал наркотики, но медицин­ская экспертиза показала, что у него не было ни малейших признаков, изобличавших его как наркомана.

Почему?

Детектив все еще не открывал глаз. Он начал тихо декла­мировать «Бармаглота» Льюиса Кэрролла:

«Варкалось. Хливкие шорьки...»

Это тоже помогало ему прояснить сознание.

Дочитав стихотворение, он открыл глаза и уставился на ротонду Капитолия. Попытался ни о чем не думать. Но, как и прежде, ему это не удавалось. Детектив вздохнул, и взгляд его упал на отчет полицейского психолога — об осквернении в Святой Троице.

«... статуя... фаллос... экскременты... Дэмьен Каррас...» Не­которые слова были подчеркнуты красным карандашом. Кин- дерман посидел немного в тишине, потом, достав пособие по колдовству и черной магии, открыл его...

«Черная месса... форма поклонения дьяволу. Ритуалы включают в себя: 1. Проповедь зла среди членов общины.

Совокупление с бесом (по общему мнению, болезненное, так как пенис беса обычно описывается как «ледяной»).

Различные осквернения, чаще всего сексуальные».

Киндерман нашел абзац, в котором описывались ритуалы, связанные с человеческими жертвами. Он медленно прочи­тал его, покусывая себя за подушечку указательного пальца. Закончив чтение, он нахмурился и покачал головой. В задум­чивости детектив взглянул на лампу и выключил ее. Потом вышел из здания и поехал в морг.

Дежурный, сидевший за письменным столом, жевал бу­терброд с ветчиной и сыром. Когда Киндерман подошел к нему, он быстро стряхнул крошки с кроссворда.

— Дэннингс,—хрипло прошептал детектив.

Дежурный кивнул, записал в кроссворде какое-то пяти­буквенное слово, потом поднялся и, прихватив с собой бутер­брод, пошел по холлу. Киндерман последовал за ним, зажав в руке шляпу. Ему казалось; что вокруг пахнет тмином и еще чем-то, напоминающим горчицу. Они подходили к морозиль­ным установкам, которые хранят тех, кто спит вечным сном без сноведений.

Они остановились у номера 32. Дежурный с безразлич­ным выражением на лице выдвинул ящик с трупом. Потом откусил кусок бутерброда, и маленькая крошка ржаного хле­ба, облитая майонезом, упала на саван. Некоторое время Киндерман смотрел вниз. Потом медленно и очень аккурат­но отодвинул край простыни и увидел то, во что никак не хо­тел верить.

Голова Дэннингса была повернута на 180° и лежала за­тылком вверх.

Глава пятая

По глинистой овальной дорожке зеленой университет­ской низины в полном одиночестве бегал разминочным тем­пом Дэмьен Каррас. На нем были шорты цвета хаки и хлоп­чатобумажная рубашка с короткими рукавами, насквозь про­питанная потом. Впереди на холме белел известковый купол астрономической обсерватории. Сзади находилась медицин­ская школа, которую со всех сторон обступали холмы разво­роченной земли.

С тех пор как Дэмьена освободили от обязанностей со­ветника, он приходил сюда каждый день. И накручивал кру­ги, гоняясь за здоровым, спокойным сном. Он уже почти вы­здоровел, вырвав из сердца цепкие когти горя. Теперь оно почти отпустило его.

Двадцать кругов...

Почти отпустило.

Еще! Еще парочку!

Почти отпустило...

Кровь гудела в его сильных мышцах. Длинными пружи­нистыми шагами Каррас огибал поворот и тут заметил чело­века, сидящего на той самой скамейке, где он оставил свитер, полотенце и брюки. Дэмьену показалось, что человек наблю­дает за ним. Может быть, он ошибся? Нет... Человек повер­нул голову в том направлении, куда побежал Каррас.

Священник увеличил скорость и пошел на последний круг. Ему казалось, что от его шагов дрожит земля. Потом Дэмьен замедлил бег; тяжело и шумно вдыхая воздух, он пе­решел к ходьбе. Дэмьен прошел мимо скамейки, прижимая руки к бокам и не обращая на незнакомца никакого внима­ния. Мускулистая грудь и плечи сильно растянули рубашку и деформировали надпись «философы», нанесенную на ткань с помощью трафарета. Когда-то эти буквы были черными. Но в результате частой стирки они потускнели и теперь едва прочитывались.

— Отец Каррас? — хрипло позвал лейтенант Киндерман.

Священник оглянулся и, прищурив глаза от солнечного света, кивнул. Он подождал, пока Киндерман подошел к не­му, а потом жестом пригласил его пройтись.

— Вы не возражаете? А то я упаду,—задыхаясь, пошу­тил он.

— Конечно, конечно, пожалуйста,—без особого энтузи­азма согласился детектив и засунул руки в карманы.

—- Мы не встречались раньше? — начал иезуит.

— Нет, святой отец. Нет, но мне кто-то говорил, что вы похожи на боксера. По-моему, какой-то священник, я уже не помню. —Детектив вытащил свой бумажник.—У меня совер­шенно нет памяти на имена.

— А свое собственное имя вы помните?

— Уильям Киндерман, святой отец.—Сыщик показал свое удостоверение.—Отдел по расследованию убийств.

— Правда? — Каррас рассматривал значок и удостовере­ние с нескрываемым мальчишеским любопытством. Его взмокшее, раскрасневшееся лицо выражало наивность.— А что случилось?

— Вы знаете, святой отец,—задумался на секунду Кин­дерман, вглядываясь в грубые черты лица священника,—вы действительно похожи на боксера. Извините меня, но этот шрам, вот этот, около глаза, делает вас похожим на Брандо из кинофильма «Портовый район». Вы настоящий Брандо. Вам, наверное, все об этом говорят, святой отец?

— Нет, не говорят.

— А вы когда-нибудь занимались боксом?

— Совсем немного.

— Вы из Вашингтона?

— Из Нью-Йорка.

— Клуб «Золотые перчатки»? Я угадал?

— Вы дослужитесь до капитана.—Каррас улыбнулся.— Чем я могу быть полезен?

— Замедлите немного шаг, пожалуйста. Эмфизема.—Де­тектив указал на свое горло.

— Йзвините.—Каррас пошел медленнее.

— Ничего. Вы курите?

- Да.

— Вам не следует курить.

— Да, конечно. А теперь объясните мне, в чем все-таки дело.

— Разумеется. Я заболтался. Между прочим, вы сейчас не заняты? — поинтересовался детектив.—Я не отрываю вас от чего-нибудь?

— От чего именно? — удивился Каррас.

— Может быть, от молитвы.

— Да, вы непременно будете капитаном.—Каррас зага­дочно улыбнулся.

— Извините, я что-нибудь упустил?

Каррас покачал головой, но улыбка не сходила с его губ.

— Я сомневаюсь, что вы вообще когда-либо что-либо упускаете,—возразил он.

Киндерман остановился и попытался придать своему ли­цу сконфуженное выражение, но, встретив взгляд священни­ка, опустил голову и рассмеялся.

— Ну да. Конечно... конечно... вы же психиатр. Кого я хочу провести? —Он пожал плечами.—Вы знаете, святой отец, у меня такая привычка. Вы уж меня простите. У меня свои методы. Ну, хорошо, давайте остановимся, и я вам рас­скажу, о чем, собственно говоря, идет речь.

— Осквернения,—угадал Каррас, кивнув головой.

— Да, мой метод не удался,—спокойно заметил детектив.

— Извините.

— Ничего, святой отец, я заслужил это. Да, эти проис­шествия в церкви,—подтвердил он.—Верно. Но, помимо этого, и еще кое-что более серьезное.

— Убийство?

— Да. Отгадайте еще что-нибудь. Мне это нравится.

— Но вы же из отдела по расследованию убийств.— Иезуит пожал плечами.

— Это ничего не значит, Марлон Брандо. Ничего не зна­чит. Вам не говорили раньше, что вы очень умный священ­ник?

— Моя вина,—пробормотал Каррас. Он продолжал улы­баться, хотя начал понимать, что помимо воли задел своего собеседника.—Я все же не понимаю, какая здесь связь?

— Послушайте, святой отец, можно мне надеяться, что этот разговор останется между нами? Конфиденциально? Так сказать, небольшая исповедь?

— Конечно.—Дэмьен открыто смотрел на детектива.— Так в чем дело?

— Вы знаете режиссера, который снимал здесь фильм, святой отец? Бэрка Дэннингса?

— Да, я видел его.

— Вы его видели.—Детектив кивнул головой.—Вы зна­ете, как он умер?

— Ну, из газет...—Каррас снова пожал плечами.

— Это только часть правды.

- Да?

— Только часть. Послушайте, а что вы знаете о поклоне­нии дьяволу?

- Что?

— Терпение. Я вас подвожу к главному. Поклонение дья­волу—вам это знакомо?

— Немного.

— А все, что касается самих ведьм, не охоты за ними, а самих ведьм?

— Да, я когда-то писал статью по этому вопросу.—Кар- рас улыбнулся.—С точки зрения психиатрии.

— В самом деле? Отлично! Это большой плюс. Вы може­те мне очень помочь, даже в большей степени, чем я ожидал. Послушайте, святой отец. Итак, о поклонении дьяволу... Осквернения. Они у вас никак не ассоциируются с поклоне­нием дьяволу?

— Возможно. Такие ритуалы есть в черной мессе.

— Это уже хорошо. А теперь насчет Дэннингса. Вы чита­ли, что он умер?

— Он упал.

— Ну что ж, я скажу вам. Пожалуйста, между нами.

— Конечно.

— Бэрка Дэннингса, святой отец, нашли у огромной лестницы. Ровно в семь часов пять минут его голова была свернута на спину, как у цыпленка.

Отчаянные крики раздались с бейсбольного поля, где тре­нировалась университетская команда. Каррас замер и посмо­трел лейтенанту в глаза.

— Так это произошло не в результате падения? — нако­нец произнес священник.

— В принципе это возможно.—Киндерман пожал плеча­ми.—Но...

— Маловероятно,—задумчиво продолжил Каррас.

— И что вам приходит в голову относительно поклоне­ния дьяволу?

— Ну,—вымолвил наконец иезуит,—предположим что бесы таким образом ломают шею ведьмам. По крайней мере так утверждает легенда.

— Легенда?

— В основном да. Хотя, по-моему, некоторые люди уми­рали подобным образом. Наиболее вероятно, что это были члены сборища, которые либо отреклись от черной мессы, либо выдали ее секреты. Но это только догадка.

Киндерман кивнул.

— Точно. Я вспомнил о подобном убийстве в Лондоне. Это было уже в наше время. Вернее не так давно, четыре или пять лет тому назад, святой отец. Я читал об этом в га­зетах.

— Да, я тоже читал, но все это оказалось газетной уткой. Я ошибаюсь?

— Нет, все верно, святой отец, абсолютно верно. Но в данном случае вы можете проследить некоторую связь между убийством и осквернением в церкви. Может быть, это какой-то сумасшедший священник или некто, настроенный против церкви! А может быть, подсознательный протест...

— Больной священник,—пробормотал Каррас.—Вы об этом?

— Вы психиатр, святой отец, вот вы и скажите мне.

— Безусловно, в осквернениях есть психическое отклоне­ние, какая-то патология,—задумался Каррас.—И если Дэн- нингса убили, то я считаю, что убийца страдает расстрой­ством психики.

— И, возможно, что-то знает о поклонении дьяволу?

— Возможно.

— Возможно,—хмыкнул детектив.—Тот, кто подходит под эту статью, очевидно, живет где-то поблизости и имеет по ночам доступ в церковь.

— Больной священник,—тихо повторил Каррас и протя­нул руку к выгоревшим брюкам цвета хаки.

— Послушайте, святой отец, вам это, конечно, тяжело. Я все понимаю. Но ведь для священников на территории уни­верситета вы —психиатр, святой отец.

— Нет, у меня теперь другие обязанности.

— В самом деле? В середине года?

— Таков приказ ордена.—Каррас пожал плечами и стал надевать брюки.

— И все-таки вы должны знать, кто болен, а кто здоров.

То есть вы понимаете, какую болезнь я имею в виду. Это вы должны знать.

— Совсем не обязательно, лейтенант. Совсем не обяза­тельно. Если бы я и знал, это было бы чистой случайностью. Я не занимаюсь психоанализом. Мои обязанности — давать советы. Я действительно не знаю, кто бы это мог быть.

— Ах, ну да. Врачебная этика. Если бы вы и знали, то все равно не сказали бы.

— Скорее всего нет.

— Между прочим, это я вспомнил так, к слову. Такая этика очень часто идет вразрез с законом. Я не хочу утомлять вас мелочами, но не так давно одного калифорнийского пси­хиатра посадили в тюрьму за то, что он не дал полиции опре­деленных сведений о своем пациенте.

— Это угроза?

— Не говорите ерунду. Я сказал к слову.

— Я всегда смогу объяснить судье, что это была испо­ведь,—усмехнулся иезуит.

Детектив мрачно взглянул на Карраса.

— Хотите заняться делом, святой отец?

— Послушайте, я действительно ничего не скрываю,— объяснил он.—На самом деле. Но если бы я и знал этого больного священника, я не назвал бы его имени. Скорее все­го я доложил бы об этом архиепископу. Но я даже прибли­зительно не могу себе представить, кто бы это мог быть.

— Ну ладно,—вздохнул детектив.—Если говорить чест­но, я не думаю, что это мог быть священник. Если бы я объ­яснил, какие у меня подозрения, вы бы назвали меня ненор­мальным. Не знаю. Все эти общества и культы, где жизнь человеческая и гроша ломаного не стоит. Начнешь задумы­ваться. Чтобы идти в ногу со временем, надо быть чуточку су­масшедшим.

Каррас кивнул.

— Что написано на вашей рубашке? — спросил вдруг Киндерман.

— Что именно?

— На вашей футболке,—уточнил детектив.—Надпись «философы».

— A-а, я читал лекции в одно время,—объяснил Кар- рас,— в Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Я играл в низшей бейсбольной команде. Она называлась «Философы».

— А высшая?

— «Богословы».

— Странно все это, очень странно,—печально произнес детектив.—Послушайте, святой отец. Или я сошел с ума, или в Вашингтоне существует община Ведьм. Возможно ли это в наше время?

— Ну-ну, продолжайте,—подстегнул его Каррас.

— Значит, возможно.

— Я вас не понимаю.

— Вы мне точно не ответили и опять поступили очень умно. Вы играете роль защитника дьявола, святой отец, да-да, защитника. Может быть, вы не хотите показаться доверчи­вым. Суеверный священник и рациональный умница Киндер­ман.—Он постучал пальцем у виска.—Но гений находится рядом, это наш Век разума. Правильно. Ну скажите, я прав?

Иезуит посмотрел на детектива с уважением.

— Ну что ж, это довольно проницательное замечание.

— Тогда ладно,—понизил до хрипа голос Киндерман.— Я вас еще раз спрашиваю: может ли сейчас в Вашингтоне су­ществовать община Ведьм?

— Но я действительно не знаю,—задумался Каррас, сло­жив руки на груди.—Говорят, что где-то в Европе есть почи­татели черной мессы.

— В наши дни?

— В наши дни.

— Такие, как в средние века, святой отец? Вы знаете, я многое читал об этом, между прочим, и о сексе, и о стату­ях, и еще Бог знает о чем. Я не хочу вызывать у вас отвраще­ния, но неужели они действительно этим занимались?

— Я не знаю.

— Но выскажите хотя бы свое мнение по этому поводу. Иезуит рассмеялся.

— Ну хорошо. Тогда я считаю, что все это правдоподоб­но. По крайней мере я так думаю. Но здесь я исхожу только из патологии. Ну да, об этой самой черной мессе. Все, кто этим занимался, были, видимо, психически больными. В ме­дицине даже есть специальный термин для подобного рас­стройства: сатанизм. Эти люди не могут получать сексуально­го наслаждения, если оно не связано с богохульством и осквернением святых. Это встречается не так уж редко да­же в наше время, а черная месса только подтверждает пра­вильность моих слов. В отчетах парижской полиции можно и сейчас найти описание интересного случая, который прои­зошел с двумя монахами. Сейчас вспомню. По-моему, это было в Крэпи. Эти два монаха пришли в гостиницу и начали ругаться, требуя трехместную кровать. Третьего они тащили с собой: это была статуя божьей матери в человеческий рост.

— О Боже, это потрясающе,—выдохнул детектив.—По­трясающе.

— Но это самая настоящая правда. И она подтверждает, что все, прочитанное вами, основано на фактах.

— Да, секс... Может быть, может быть. Я теперь пони­маю. Но это немного другое. Не важно. А ритуалы, связан­ные с убийствами, святой отец? Это тоже правда? Расскажи­те! Они берут кровь грудных младенцев?

— Я ничего не знаю о ритуальных убийствах,—прогово­рил Каррас.—Нет, не знаю. Но в Швейцарии одна акушерка на исповеди призналась, что убила около 30 или 40 младен­цев во время черной мессы. Возможно, у нее выведали это под пытками,—поспешил добавить он.—Кто знает? Но гово­рила она убедительно. Акушерка рассказывала, что прятала в рукав длинную тонкую иглу, и, когда надц было принимать ребенка, она незаметно высовывала иглу и втыкала ее в ро­димчик на голове ребенка, а потом опять прятала иглу в ру­кав. После этого не оставалось никаких следов,—пояснил Каррас и взглянул на Киндермана.— Все считали, что ребе­нок родился мертвым. Вы слышали, что европейцы-католики весьма предосудительно относятся к акушеркам? Так вот, эта предосудительность вытекает именно отсюда.

— Это страшно.

— И в нашем веке встречается безумие. Во всяком случае...

— Подождите. Все эти истории... ведь их рассказывали под пытками, верно? Так что на них нельзя полностью пола­гаться. Сначала они подписывали свои признания, а уж потом кто-то другой мог их дополнить. Я хочу сказать, что в этих случаях не было ни клятв, ни, так сказать, предписания о представлении виновных перед судом для рассмотрения за­конности их ареста. Я прав?

— Да, вы правы, но тем не менее многие признания бы­ли сделаны добровольно.

— Кто же будет добровольно рассказывать о таких вещах?

— Ну, хотя бы те, у кого болела душа.

— Ага. Еще один достоверный источник!

— Конечно же, вы правы, лейтенант. Я выступаю в роли адвоката дьявола. Но есть одна вещь, часто нами забываемая: люди, у которых хватает духу сознаться в подобных делах, возможно, способны и совершить их. Ну, например, вспом­ним легенду об оборотнях. Конечно, это звучит смешно, ведь никто не может превратиться в дикого зверя. Но если чело­век поверит в то, что он оборотень, он и будет вести себя как оборотень.

— Ужасно. Только теория или факт?

— Ну, существовал же, например, Уильям Стампер. Или Питер. Я точно не помню. Он жил в Германии в XVI веке, был уверен в том, что он оборотень, и убил больше 20 чело­век.

— Вы хотите сказать, что он сам признался в этом?

— Да, но думаю, что это признание было обосновано.

- Чем?

— Когда его поймали, он пожирал мозги двух своих мо­лодых невесток.

Детектив и иезуит подошли к стоянке. Поравнявшись с полицейской машиной, Киндерман посмотрел на Карраса.

— Так кого же мне искать, святой отец? — спросил он.

— Сумасшедшего,--тихо ответил Дэмьен Каррас.—Воз­можно, наркомана.

Детектив задумался и, ни слова не говоря, кивнул голо­вой. Потом повернулся к священнику.

— Хотите, подброшу? — предложил он, открывая дверцу машины.

— Спасибо, мне здесь близко.

— Не важно, садитесь! — Киндерман нетерпеливым же­стом пригласил священника в машину.—Потом расскажете своим друзьям, что катались в полицейской машине.

Иезуит улыбнулся и опустился на заднее сиденье.

— Ну вот и хорошо.—Детектив шумно выдохнул воздух, откинулся назад и захлопнул дверцу.

Каррас показал дорогу. Они поехали на Проспект-стрит, к современному зданию, куда недавно перевели иезуитов. Каррас не мог больше оставаться в коттедже, понимая, что священники, привыкшие к его помощи, будут продолжать свои посещения.

— Вы любите кино, отец Каррас?

— Очень.

— Вы видели «Короля Лира»?

— У меня нет возможности.

— А я видел. У меня есть пропуск.

— Это хорошо.

— У меня есть пропуск на самые лучшие фильмы. Моя жена очень устает и поэтому никогда со мной не ходит.

— Это плохо.

— Да, это плохо, я не люблю ходить в кино один. Пони­маете, мне нравится поговорить о фильме, поспорить, покри­тиковать его.

Каррас молча кивнул, глядя вниз на большие и сильные руки, зажатые между колен. Так прошло несколько секунд. Потом Киндерман неуверенно повернулся и, с хитринкой в глазах, предложил:

— Может быть, вы когда-нибудь согласитесь сходить со мной в кино, отец Каррас? Это бесплатно... У меня про­пуск,— быстро добавил он.

Священник взглянул на него и улыбнулся.

— Как говорил Эльвуд Дауд в кинофильме «Гарвей»: когда?

— О! Я позвоню вам, позвоню!—Лицо детектива засве­тилось.

Они подъехали к дому и остановились.

Каррас взялся за ручку и открыл дверцу.

— Пожалуйста, позвоните. Извините, что я не смог вам помочь.

— Ничего, вы мне все-таки помогли.—Киндерман не­уклюже помахал рукой. Каррас уже выходил из машины.

— Послушайте, святой отец, я совсем забыл,—вдруг остановил его Киндерман.—Совсем вылетело из головы. Вы помните ту карточку с осквернительным текстом? Ту самую, что нашли в церкви?

— Карточка с молитвами?

— Ну да. Она еще у вас?

— Да, она у меня. Я проверял латинский язык. Она вам нужна?

— Да, она, может быть, мне чем-нибудь поможет.

— Одну секундочку, сейчас принесу.

Пока Киндерман ждал около полицейской машины, иезу­ит прошел в свою комнату на первом этаже, выходящую окнами на Проспект-стрит, и взял карточку. Потом вышел на улицу и отдал ее Киндерману.

— Может быть, остались отпечатки пальцев,—предполо­жил Киндерман, осматривая карточку, а потом добавил: — Хотя нет, вы же держали ее в руках. Хорошо, что я вовремя сообразил.—Он вглядывался в пластиковую обертку карточ­ки.—Ага, подождите-ка, что-то есть, что-то есть! —Потом с нескрываемым ужасом детектив посмотрел на Карра- са.—Вы ее вынимали отсюда?

Каррас усмехнулся и кивнул.

— Ну, это не важно, может быть, мы что-нибудь все-та­ки найдем. Кстати, вы ее изучали?

- Да.

— Ваше заключение?

Каррас пожал плечами.

— На шутника не похоже. Сначала я подумал, что текст сочинил какой-то студент. Но теперь я в этом сомневаюсь. У того, кто писал эти строки, несомненно, сильное психиче­ское расстройство.

— Как вы и говорили.

— И латынь...—Каррас нахмурился.—Текст не безликий, лейтенант, здесь чувствуется определенный стиль, вполне ин­дивидуальный стиль. Человек, который это писал, должен думать на латинском языке.

— А священники думают на латыни?

— Ну-ну, продолжайте!

— Ответьте на вопрос, мистер Вечно-Подозревающий.

— Да, на определенной стадии освоения языка это быва­ет. По крайней мере у иезуитов и некоторых других священ­ников. В Вудстокской семинарии некоторые философские дисциплины читались на латыни.

— Почему?

— Для четкости мышления. Это стройная система.

— Ага, понимаю.

Каррас посерьезнел:

— Послушайте, лейтенант, можно, я скажу вам, кто, по-моему, действительно сделал это?

Детектив придвинулся к нему:

— Кто же?

— Доминиканцы. Поищите среди них.—Каррас улыб­нулся, помахал на прощание рукой и пошел.

— Я вам сказал неправду! — вдруг крикнул ему вслед лейтенант.—Вы похожи на Саль Минео!

Киндерман следил взглядом за священником. Тот еще раз махнул рукой и вошел в здание. Детектив повернулся, уселся в машину, вздохнул и пробормотал:

— Он колеблется, колеблется. Совсем как камертон под водой.

Новая комната Карраса была обставлена скромно: одно­спальная кровать, удобный стул, письменный стол и книж­ные полки, встроенные в стену. На письменном столе стояла старая фотография его матери, а в изголовье кровати молча­ливым упреком висело металлическое распятие.

Эта узкая комната вполне устраивала Карраса и являла со­бой его мир. Дэмьен не заботился о вещах, главное, чтобы они всегда были чистыми. Каррас принял душ, быстро по­брился. Надев брюки цвета хаки и рубашку с короткими ру­кавами, он легкой походкой направился в столовую для свя­щенников. Здесь он заметил розовощекого Дайера, одиноко сидящего в углу.

— Привет, Дэмьен! — поздоровался Дайер.

Каррас кивнул и, встав рядом со стулом, скороговоркой пробубнил молитву. Потом благословил себя, сел и поздоро­вался с другом.

— Ну, как дела у бездельника? — пошутил Дайер, пока Каррас развертывал на коленях салфетку.

— Кто это бездельник? Я работаю.

— Читаю одну лекцию в неделю?

— Здесь важно качество,—возразил Каррас.—Что на обед?

— А по запаху не определишь?

— Кошмар! Кислая капуста да конская колбаса.

— Здесь важно количество,—с напускной серьезностью парировал Дайер.

— Каррас покачал головой и протянул руку к алюмини­евому кувшину с молоком.

— Я бы не стал рисковать,—пробормотал Дайер, не ме­няясь в лице и намазывая масло на добрую половину пшенич­ного батона.—Видите там пузыри? Селитра.

— Мне полезно,—отрезал Каррас, пододвинул к кувши­ну свой стакан и услышал, как кто-то подошел к столу.

— Я наконец-то прочитал книгу,—десело сообщил подо­шедший.

Каррас поднял глаза и почувствовал болезненную трево­гу, а потом свинцовую тяжесть в суставах. Он узнал священ­ника, приходившего к нему недавно за советом. Того самого, который не мог ни с кем подружиться.

— Да? И что же вы о ней думаете? — полюбопытствовал Каррас и поставил кувшин на место.

Молодой священник заговорил, а уже через полчаса вся столовая сотрясалась от смеха Дайера.

Каррас взглянул на часы.

— Не хочешь одеться? — спросил он молодого священни­ка.—Можно пойти полюбоваться закатом.

Через некоторое время они уже стояли, облокотившись о перила лестницы, ведущей на М-стрит.

Рыжие лучи заходящего солнца освещали западную часть неба и мелкими красноватыми зайчиками разбегались по темной речной глади.

Однажды в это же время Каррас встретил Бога. Это было давно. Но, как покинутый любовник, он помнил об этом сви­дании.

— Красивое зрелище,—восхищался Дайер.

— Да,—согласился Каррас.—Я стараюсь приходить сюда каждый вечер.

Университетские часы начали отбивать время. Было семь часов вечера.

В 7 часов 23 минуты лейтенант Киндерман изучал спе­ктрографические данные, подтверждавшие, что краска, отко- лупленная с птицы Реганы, была идентична краске с осквер­ненной статуи девы Марии.

А в 8 часов 47 минут в трущобах северной части города бесстрастный Карл Энгстром вышел из запущенного, полу- развалившегося жилого дома, прошел три квартала к авто­бусной остановке, минуту подождал, не меняя выражения лица, а потом вдруг согнулся и зарыдал, опершись о фонар­ный столб.

В это время лейтенант Киндерман был в кино.

Глава шестая

В среду, 11 мая, они вернулись домой. Регану положили в кровать, установили замки на ставнях и убрали все зеркала из ее спальни и ванны.

«... все меньше и меньше работает ее сознание, а во время припадков она полностью отключается. Это новый симптом, и, пожалуй, он исключает истерию. В то же время прояви­лись другие симптомы в области, которую мы называем па­рапсихологическим феноменом...»

Пришел доктор Кляйн. Крис вместе с Шарон наблюдали, как он демонстрировал им необходимые действия по под­ключению Регане питания во время комы. Он показывал им носожелудочную трубку:

— Сначала...

Крис заставляла себя смотреть и в то же время не видеть лица дочери, слушать врача и забыть о словах, произнесен­ных врачом в клинике...

Но они пробивались в ее сознание, как туман сквозь вет­ви деревьев.

Кляйн направил трубку в желудок Реганы.

— Сначала вы должны проверить, не попала ли жид­кость в легкое, — инструктировал он, зажимая трубку, чтобы прекратить доступ сустагена.—Если...

«... синдром разновидности такого расстройства, которое вряд ли встретишь еще где-нибудь, может быть только у при­митивных народов. Мы называем это «сомнамбулическая одержимость». Честно говоря, мы мало об этом знаем, разве только то, что она начинается с конфликта или чувства вины, приводящего больного к впечатлению, будто в его теле нахо­дится посторонний разум, душа, если хотите.

Раньше, когда люди верили в дьявола, это вторгающееся существо считалось бесом. В современных случаях это чаще душа какого-либо умершего человека, знакомого больному прежде, которому он подсознательно может подражать ми­микой, голосом, манерами и иногда даже воспроизводить черты лица этого знакомого. Говорят...»

После того, как мрачный доктор ушел, Крис связалась со своим агентом в Беверли Хиллз и безжизненным голосом со­общила, что не будет принимать участия в съемках. Потом она позвонила миссис Пэррин. Но последней не оказалось дома. Крис повесила трубку и почувствовала отчаяние.

Хоть бы кто-нибудь был рядом. Кто-нибудь, кто мог бы ей помочь...

«...есть более простые случаи, относящиеся к душам умер­ших, здесь редко встречается ярость, сверхактивность или мышечное возбуждение. Однако в большинстве случаев сом­намбулическая одержимость новой, вселившейся личности всегда злобно настроена и враждебно относится к первой. Ее основная цель — разрушить, замучить, а иногда даже уничто­жить первую личность...»

В дом доставили несколько смирительных ремней. Крис, усталая и опустошенная, стояла и наблюдала, как Карл привя­зывал их к кровати и к рукам Реганы. Когда Крис поправляла Регане подушку, швейцарец выпрямился и с жалостью гля­нул в искаженное лицо девочки.

— Она выздоровеет? — спросил он. Крис уловила участие в его голосе, но не смогла ответить... В тот момент, когда Карл обратился к ней, Крис нащупала под подушкой ка­кой-то предмет.

— Кто положил сюда распятие? — возмутилась она.

«...Этот синдром — только проявление конфликта или ка­кой-то вины, поэтому мы и пытаемся выяснить причину. Са­мый лучший способ в этом случае — гипнотерапия, однако здесь мы не могли успешно ее применить. Поэтому выбрали наркосинтез — это вид лечения наркотиками, но, честно гово­ря, опять зашли в тупик.

— Так что же дальше?

— Время покажет. Боюсь, что теперь только время мо­жет все выявить. Мы попытаемся что-нибудь сделать и будем надеяться на перемены. Пока что придется положить ее в больницу...»

Крис отыскала Шарон на кухне в тот момент, когда та ставила на стол пишущую машинку. Шарон только что при­несла ее из детской. Уилли около раковины резала морковь для рагу.

— Шар, это ты сунула распятие ей под подушку? —вы­пытывала Крис с напряжением в голосе.

— Что ты имеешь в виду? — опешила Шарон.

— Ты не клала?

— Крис, я не пойму, о чем ты говоришь. Послушай, я же тебе говорила еще в самолете: я рассказала Регане, что «Бог создал мир», и еще, возможно, о...

— Хорошо, Шарон, я тебе верю, но...

— Я тоже ничего не клала,—проворчала Уилли.

— Но ведь кто-то положил его туда, черт возьми! — взор­валась Крис и тут же накинулась на Карла, открывавшего хо­лодильник.

— Я тебя еще раз спрашиваю: это ты положил распятие ей под подушку? —Голос ее почти срывался.

— Нет, мадам,—спокойно возразил Карл, заворачивая кусочки льда в полотенце.—Нет. Не знаю никакого креста.

— Но этот идиотский крест не мог сам попасть туда! Кто-то из вас врет! Отвечайте все: кто сунул его туда?! Кто? — Она вдруг тяжело опустилась на стул и зарыдала, за­крыв лицо руками.—Простите меня, ради Бога, простите, я не соображаю, что делаю,—всхлипывала Крис.—О Боже, я ничего не понимаю!

Уилли и Карл молча смотрели на нее. Шарон успокаива­юще дотронулась до ее шеи.

— Ну перестань. Все хорошо, все хорошо.

Крис вытерла лицо рукавом.

— Да, я понимаю, что тот, кто это сделал, хотел как лучше.

«— ... Послушайте, я вам снова и снова повторяю, вы луч­ше поверьте мне: я не отдам ее ни в какой сумасшедший дом!

— Это...

— Мне не важно, как вы это называете! Но я должна ви­деть ее все время!

— Тогда извините.

— Конечно! «Извините»! О Боже! Сотня докторов, и все, что вы мне можете сказать, это ваше идиотское...»

Крис затянулась сигаретным дымом, потом нервно зату­шила бычок и поднялась в спальню Реганы. В сумерках Крис разглядела прямую фигуру, сидящую на стуле у кровати Рега­ны. «Что он тут делает? — удивилась она.—Карл?»

Крис подошла ближе, но швейцарец даже не взглянул на нее, продолжая пристально смотреть на девочку.

Рука Карла была протянута вперед, касаясь лица Реганы. Что у него в руке?

Крис приблизилась к кровати и различила самодельный компресс со льдом, который Карл наспех соорудил на кухне. Швейцарец пытался охладить девочке лоб.

Крис была тронута и с удивлением наблюдала за этой картиной. Заметив, что Карл не обращает на нее внимания и не двигается, она повернулась и тихо вышла из комнаты...

«... внешняя случайность, ведь одержимость редко связы­вают с истерией, поскольку корни синдрома почти всегда ве­дут к самовнушению. Должно быть, ваша дочь слышала об одержимости, верила в нее, знала симптомы, поэтому сейчас ее подсознание и воспроизводит синдром. Если это возмож­но установить, тогда и лечение надо проводить на основе са­мовнушения. В таких случаях, мне думается, сыграло бы на руку потрясение. Хотя, вероятно, большинство терапевтов с этим не согласятся.

Ну, и как я уже говорил, повлиять может любая внешняя случайность. Поскольку вы возражаете против госпитализа­ции своей дочери, я...

— Говорите же, ради Бога, что «я»?

— Вы когда-нибудь слышали о ритуале изгнания дьявола, миссис Макнейл?..»

Книги в кабинете были для Крис лишь частью обстанов­ки, она не читала ни одной из них.

Теперь же Крис жадно всматривалась в названия, упорно искала...

«... специфический ритуал, во время которого раввины или священники пытаются изгнать духа. В настоящее время сохранился только у католиков. Для тех, кто считает себя одержимым, этот ритуал вполне действенное средство. Обычно этот метод срабатывает, здесь играет роль сила вну­шения. Вера больного в одержимость вызывает синдром, и в той же мере вера в изгнание беса может заставить исчез­нуть все признаки одержимости. Этот... ну вот, вы уже на­хмурились. Ну, может быть, здесь будет к месту рассказать вам об австралийских аборигенах. Они считают, что если ка­кой-нибудь колдун мысленно на расстоянии пошлет им «луч смерти», то они обязательно должны умереть. И ведь в са­мом деле умирают! Ложатся и постепенно умирают! Единственное, что иногда спасает их, это то же самое внуше­ние: аннулирующий луч, посланный другим колдуном!

— И вы хотите, чтобы я отвела ее к колдуну?

— Да. То есть я хочу сказать, что ее надо показать свя­щеннику. Я понимаю, что это немного странный совет, воз­можно, даже опасный, ведь мы не уверены в том, что Регана хоть что-нибудь знала раньше об одержимости, и в частности об изгнании бесов. Как вы думаете, она могла об этом про­читать?

— Не думаю.

— Может быть, она видела это в кино? Или по телеви­зору?

— Нет.

— Может быть, читала Евангелие, Новый Завет?

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Там есть упоминание об одержимых и о том, как Хри­стос изгонял бесов. Описание признаков одержимости.

— Нет. Забудьте об этом. Слышал бы сейчас все это ее отец...»

Указательный палец Крис скользнул по корешкам книг. Ничего нет. Ни Библии, ни Нового Завета, ни...

Спокойствие!

Ее взгляд вернулся к заглавию книги, стоящей в самом низу. Это был один из томов о колдовстве, который ей прис­лала Мэри Джо Пэррин. Крис достала книгу и отыскала огла­вление. Палец заскользил вниз по странице.

Вот!

Название главы пульсом отдалось в висках: «Состояние одержимости».

Крис захлопнула книгу и прикрыла глаза. Она растеря­лась...

Может быть... Может быть...

Крис открыла глаза и медленно побрела на кухню. Ша­рон печатала на машинке. Крис показала ей книгу.

— Шар, ты прочитала это?

Шарон продожала печатать, не отрывая глаз от листа.

— Что именно прочитала? — переспросила она.

— Книгу о колдовстве.

- Нет.

— Это ты ее отнесла в кабинет?

— Нет. Я вообще ее не трогала.

— А где Уилли?

— Ушла на рынок.

Крис кивнула, что-то обдумывая. Затем поднялась в спальню Реганы и показала книгу Карлу.

— Карл, ты не ставил эту книгу в кабинет? На стеллаж?

— Нет, мадам.

— Можеть быть, Уилли,—пробормотала Крис, уставив­шись на книгу. Смутные ужасные догадки начали мучить ее. Неужели врачи в клинике Бэрринджер были правы? Неуже­ли это правда, и Регана сама внушила себе психическое рас­стройство после прочитанного? Можно ли найти здесь описа­ние подобного состояния? Что-то специфическое, что при­сутствует и в поведении Реганы?

Крис села за стол, открыла главу об одержимости и нача­ла искать:

«Непосредственное явление, вытекающее как следствие веры в бесов, так называемая одерж мость,—состояние, при котором люди считают, что их физическим и моральным по­ведением руководит либо бес (наиболее часто в описыва­емый период), либо дух умершего человека. Это явление встречалось в истории во все времена и по всей территории земного шара. Его еще предстоит объяснить. После тщатель­ного исследования Траготта Ойстраха, впервые опубликован­ного в 1921 году, этот вопрос практически не изучался. До­стижения психиатрии почти ничего не добавляют по сущест­ву этого явления».

Крис нахмурилась. После разговора с врачом у нее сло­жилось другое впечатление.

«Известно следующее: некоторые люди подвергались та­ким изменениям, что для окружающих они становились сов­сем другими личностями. Менялись не только голос, манеры, выражение лица и характерные телодвижения, но и сам че­ловек начинал чувствовать, что он отличается от своего про­шлого «я», и осознавал, что у него теперь иное имя (человече­ское или дьявольское) и другая судьба...»

Симптомы... Где же симптомы? — нервничала Крис.

«... В малайском архипелаге, где одержимость до сих пор — обычное явление, вселившийся дух умершего часто за­ставляет одержимого повторять жесты усопшего, подражать его голосу и манерам до такой степени, что родственники усопшего часто впадают в истерику. Здесь можно столкнуть­ся и с так называемой квазиодержимостью — это может быть либо простое надувательство, либо паранойя или истерия. Проблема всегда состояла лишь в том, как объяснить явле­ние, и самое древнее толкование этому — вселение духа. Та­кое толкование подтверждали еще тем, что вселившаяся лич­ность вела себя совсем по-иному. В бесовской форме одер­жимости «бес», например, мог разговаривать на иностранном языке, неизвестном первой личности или...»

Вот! Это уже кое-что! Ее бред! Попытка воспроизвести какой-то язык. Крис торопливо продолжала читать:

«... или проявление парапсихологических способностей, например, телекинеза: перемещение предметов без исполь­зования материальной силы...»

Стук? Подпрыгивание кровати?

«В случаях вселения духа умершего происходят и такие явления, как описанный Ойстрахом эпизод с монахом, стано­вившимся во время приступов одержимости способным и одаренным танцором, хотя до заболевания никогда и нигде не танцевал. Такие явления могут быть весьма впечатляющи­ми. Психиатр Юнг после изучения сеансов одержимости мог дать лишь частичное объяснение тем явлениям, которые бес­спорно нельзя симулировать...»

Это уже звучало тревожно.

«... И Уильям Джеймс, величайший психолог Америки, указывал на «правдоподобность» духовного объяснения этого явления, после того как тщательно изучил так называемое «Чудо Вацека», девочку-подростка из Вацека в штате Илли­нойс, которую нельзя было отличить от девочки по имени Мэри Рофф, умершей в сумасшедшем доме двенадцать лет назад...»

Крис, нахмурившись, читала и не слышала, как в прихо­жей раздался звонок. Она не слышала, как Шарон перестала печатать и пошла открывать.

«Обычно считают, что демоническая форма одержимости восходит к истокам Христианства... На самом деле и одержи­мость, и изгнание бесов появились задолго до времени Хри­ста. Древние египтяне, а также жители древнейших цивили­заций Тигра и Евфрата считали, что физические и духовные расстройства вызываются вторжением в организм бесов. При­водим в качестве примера заклинание против детских болез­ней в Древнем Египте: «Уйди прочь, исчадье тьмы, нос твой как крючок, а лицо наизнанку... Ты пришел лобзать мое ди­тя... Ты не смеешь...»

— Крис?

Увлекшись она продолжала читать дальше:

— Шар, я занята.

—• К тебе явился детектив по делу об убийстве.

— О Боже, Шар, скажи ему...—Крис задумалась.—Хотя не надо.—Она нахмурилась, все еще глядя в книгу.—Не надо. Пусть войдет. Пригласи его.

Послышались шаги.

Крис замерла в ожидании.

Чего я жду?

Детектив вошел вместе с Шарон. Комкая в руках шляпу, он сопел, почтительно склонившись немного вперед.

— Мне так неловко. Вы заняты, я вижу, вы заняты. Я вас побеспокоил.

— Ну, как ваши дела с миром?

— Очень плохо, очень плохо. А как ваша дочь?

— Никаких перемен.

— О, извините, мне ужасно неловко. —Детектив неуклю­же топтался у стола. В глазах его проскальзывало уча­стие.—Вы знаете, я бы вас никогда не стал беспокоить, у вас больна дочь, это так неприятно. Боже мой, когда моя Руфь болела, или нет, нет, это была Шейла, моя младшая...

— Пожалуйста, присаживайтесь,—перебила Крис.

— Да-да, спасибо.—Киндерман шумно выдохнул и с бла­годарностью уселся на стул напротив Шарон. Та опять приня­лась печатать письма.

— Извините, так на чем вы остановились? — возобновила разговор Крис.

— Ах, да, моя дочь, у нее... ах, ну, это не важно.—Детек­тив сменил тему. — Вы ведь заняты. А я тут лезу со своей жи­знью, хотя о ней можно было снять целый фильм. В самом деле! Это просто невероятно! Если бы вы знали хоть полови­ну из того, что происходило в моей сумасшедшей семье! Я расскажу вам всего один случай. Моя мама каждую пятни­цу готовила нам рыбный фарш. Так всю неделю, понимаете, всю неделю никто не мог помыться, потому что моя мамуля запускала в ванну карпа, вот он там и плавал себе целую не­делю, потому что моя мама, видите ли, считала, что это очи­щает его организм от ядов! Вы приготовились? Потому что... Ах, ну ладно... Этого достаточно.—Киндерман вздохнул и махнул рукой.—Иногда полезно посмеяться хотя бы для того, чтобы не расплакаться.

Крис безразлично смотрела на детектива и ждала...

— Вы читаете? — Киндерман взглянул на книгу о кол­довстве.—Это нужно вам для фильма? — поинтересовался он.

— Просто читаю.

— Нравится?

— Я только начала.

— Колдовство,—пробормотал детектив. Вытянув голову, он попытался прочитать название книги.

— В чем дело? — рассердилась Крис.

— Да-да, извините. Вы заняты, я сейчас уйду. Как я уже говорил, я бы никогда не стал вас беспокоить, но тут...

- Что?

Детектив стал серьезным и положил руки на стол.

— Понимаете, миссис Макнейл, мистер Дэннингс...

- Ну?

— Черт побери!— яростно воскликнула Шарон и вынула испорченное письмо из машинки. Она скомкала его и швыр­нула в корзину для бумаг, стоящую около Киндермана.

— О, извините,—осеклась Шарон, заметив, что ее вне­запная вспышка гнева перебила их разговор.

Крис и Киндерман смотрели на нее.

— Вы —мисс Фенстер? — обратился к Шарон Киндер­ман.

— Спенсер,—поправила Шарон и отодвинула стул, соби­раясь встать и поднять листок.

— Не беспокойтесь, не беспокойтесь,—затараторил Кин­дерман, нагибаясь и поднимая скомканный листок.

— Спасибо,—поблагодарила Шарон.

— Ничего. Извините, вы — секретарь?

— Шарон, это...

— Киндерман,—напомнил детектив.—Уильям Киндер­ман.

— Ну да. А это Шарон Спенсер.

— Рад познакомиться,—кивнул Киндерман блондинке. Она положила руки на машинку и с любопытством рассма­тривала его.—Возможно, вы нам поможете,—добавил детек­тив.—В ночь гибели мистера Дэннингса вы ушли в аптеку и оставили его одного в доме, верно?

— Не совсем. Оставалась еще Регана.

— Это моя дочь,—пояснила Крис.

Киндерман продолжал задавать вопросы Шарон.

— Он пришел повидать миссис Макнейл?

- Да.

— Он считал, что она скоро придет?

— Я ему сказала, что она должна вернуться очень скоро.

— Очень хорошо. А когда вы ушли? Вы этого не пом­ните?

— Надо подумать. Я смотрела новости, поэтому. Ну да, верно. Я помню, еще разозлилась, когда аптекарь заявил, что рассыльный мальчик уже ушел домой. Я тогда еще сказала: «Ну-ну, а всего-то шесть тридцать». Значит, Бэрк пришел че­рез десять или двадцать минут после моего разговора.

— Значит,—подытожил детектив,—он пришел сюда где-то в 6.45?

— А что все это значит? — заволновалась Крис, чувствуя в душе растущее напряжение.

— Понимаете, тут возникает вопрос, миссис Макнейл,— с хрипотцой в голосе произнес Киндерман, поворачиваясь к ней.—Приехать в дом, скажем, без четверти семь и уйти всего через двадцать минут...

— Ну и что? Это же Бэрк,—возразила Крис.—На него похоже.

— А похоже ли на мистера Дэннингса,—поинтересовал­ся Киндерман,—посещать бары на М-стрит?

- Нет.

— Я так и думал. Я просто проверил. А имел ли он при­вычку ездить в такси? Обычно он вызывал машину из дома, когда собирался уходить?

- Да.

— Тогда приходится задуматься, зачем же он разгуливал по лестнице. Удивительно и то, что в таксопарках нет записи о заказе в тот вечер из этого дома,—добавил Киндер­ман.—Кроме той, где зафиксировано, что таксист заехал за мисс Спенсер ровно в шесть сорок семь...

— Я ничего не знаю,—пробормотала Крис. Голос ее был бесцветным... Она ждала...

— Вы же знали об этом!— крикнула детективу Шарон, потрясенная его словами.

— Да, простите меня,—извинился детектив.—Однако дело теперь приняло серьезный оборот.

Крис часто задышала, не сводя с Киндермана глаз.

— В каком смысле? — пролепетала она неестественно пи­склявым голосом.

Детектив уперся подбородком в кулаки, все еще сжима­ющие скомканный листок.

— Судя по отчету патологоанатома, миссис Макнейл, ве­роятность случайной гибели исключена... Однако.

— Вы хотите сказать, что его убили? —Крис напряглась.

— Положение... Я понимаю, это очень неприятно.

— Продолжайте.

— Положение его головы и определенные травмы мышц шеи...

— О Боже! — вскрикнула Крис.

— Да. Это неприятно. Извините. Мне ужасно неловко. Но, понимаете, в таком состоянии — детали можно упу­стить—в таком состоянии тело мистера Дэннингса могло оказаться, только пролетев определенное расстояние, ну, ска­жем, двадцать или тридцать футов. И только потом оно дол­жно было скатиться по лестнице. Так что вполне вероятно, что... Но, позвольте, я сначала спрошу вас...

Детектив повернулся к нахмурившейся Шарон.

— Когда вы ушли, мистер Дэннингс был здесь? С де­вочкой?

— Нет, он был внизу... В кабинете.

— Может ли ваша дочь вспомнить...—Киндерман повер­нулся к Крис,—был ли в тот вечер мистер Дэннингс в ее комнате?

Была ли она когда-нибудь вообще с ним наедине?

— А почему вы об этом спрашиваете? Нет, я же говори­ла раньше: ей дали сильное успокоительное и...

— Да-да, вы мне говорили, это верно, я вспомнил. Но, может быть, она проснулась. Ведь это возможно?**

— Нет. И потом...

— Когда мы с вами разговаривали в прошлый раз, она тоже спала после успокоительного?

— Да, она действительно спала,—вспомнила Крис.—Ну так что?

— Мне показалось, что в тот день я видел ее у окна.

— Вы ошиблись.

Киндерман пожал плечами:

— Может быть, может быть, я не уверен.

— Послушайте, почему вы все это спрашиваете? — вы­молвила наконец Крис.

— Видите ли, есть вероятность, как я уже говорил, что покойный напился до такой степени, что споткнулся и выпал из окна спальни вашей дочери.

Крис отрицательно покачала головой:

— Этого никак не могло случиться. Во-первых, окно все­гда закрыто, а во-вторых, Бэрк был всегда пьяный, но при этом всегда аккуратный и осторожный. Ведь так, Шар?

— Так.

— Бэрк даже работал «под мухой». Как же он мог спот­кнуться и выпасть из окна?

— Может быть, вы еще кого-нибудь ждали в тот ве­чер? — спросил Киндерман.

- Нет.

— Может быть, у вас есть друзья, которые заходят без звонка?

— Только'Бэрк,—уверила его Крис.—А что?

Детектив опустил голову и, нахмурившись, начал разгля­дывать смятый листок в руках.

— Странно... это так загадочно. Покойный приходит на­вестить вас, остается только на двадцать минут, уходит, не встретив вас, и при этом оставляет тяжело больную девочку. Говоря точнее, миссис Макнейл, вы исключаете, что он мог упасть из окна. Кроме того, после падения он не мог полу­чить такие травмы шеи. Такое происходит в одном случае из тысячи...

Детектив указал на книгу о колдовстве.

— Вы читали в этой книге про ритуальные убийства?

Крис отрицательно покачала головой. Предчувствие ско­вало ее.

— Может быть, не в этой книге,—засомневался Киндер­ман.—Однако простите меня, я упомянул об этом просто так, чтобы вы лучше подумали. Ведь бедного Дэннингса на­шли со свернутой шеей. Именно подобным образом совер­шаются ритуальные убийства так называемыми бесами, мис­сис Макнейл.

Крис побледнела.

— Какой-то сумасшедший убил мистера Дэннингса,— продолжал детектив, пристально глядя на Крис.—Сначала я не говорил этого, чтобы не расстраивать вас. И, кроме того, теоретически это мог быть и несчастный случай. Но лично я так не думаю. Это мое мнение. Моя догадка. Я считаю, что его убил очень сильный человек. Это раз. Трещины на чере­пе — это два. И еще разные мелочи, о которых я говорил, до­пускают возможность того факта, что покойного убили, а по­том столкнули из окна комнаты вашей дочери. Это могло произойти, если кто-то зашел к вам в промежутке между уходом мисс Спенсер и вашим приходом. Поэтому я и спра­шиваю еще раз: кто мог зайти?

— О Боже, подождите секунду! — потрясенно прошепта­ла Крис срывающимся голосом.

— Да-да, извините... Это так неприятно. Возможно, я вовсе не прав, признаю... Но вы подумайте. Кто? Кто мог зайти?

Крис опустила голову и, нахмурившись, задумалась. По­том взглянула на Киндермана.

— Нет. Не могу никого вспомнить.

— Может быть, тогда вы, мисс Спенсер? — обратился де­тектив к Шарон. —Кто-нибудь к вам сюда приходит?

— О нет, никто,—удивилась Шарон, широко раскрыв глаза.

Крис повернулась к ней:

— А твой жокей знает, где ты работаешь?

— Жокей? — переспросил Киндерман.

— Это ее друг,—пояснила Крис.

Шарон отрицательно покачала головой.

— Он никогда не приходил сюда. Кроме того, в тот ве­чер он был в Бостоне. У них там какой-то съезд.

— Он торговец?

— Нет, адвокат.

Детектив опять повернулся к Крис,

— А ваши слуги? У них бывают посетители?

— Нет. Никогда.

— Может быть, вы ждали в тот день посылку? Или ка­кой-нибудь пакет?

— Я об этом ничего не знаю. А что?

— Мистер Дэннингс был — о мертвых плохо не говорят, царство ему небесное,—но, как вы выразились, «под мухой». В этом состоянии он был, ну, скажем, вспыльчив, возможно, мог к чему-нибудь придраться и разозлить человека, в дан­ном случае посыльного, который зашел для того, чтобы пере­дать вам что-нибудь из магазинов? Какой-нибудь сверток?

— Я действительно не знаю,—недоумевала Крис.—Все приносит Карл.

— Да, я понимаю.

— Хотите спросить его?

Детектив вздохнул и откинулся на спинку стула, засовы­вая руки в карманы пальто. Он хмуро уставился на книгу о колдовстве.

— Не важно, не важно. Это было давно. У вас ведь очень больна дочь, и, пожалуйста, не волнуйтесь. Очень рад был с вами познакомиться, мисс Спенсер.

— Я тоже.—Шарон слегка кивнула.

— Загадочно,—покачал головой Киндерман.—Странно. Извините меня, я потревожил вас впустую.

— Ничего, я провожу вас до двери,—предложила Крис, думая о чем-то своем.

— Не беспокойтесь.

— Мне нетрудно.

— Ну, если вы настаиваете. Кстати, один шанс на мил­лион, я понимаю, но ваша дочь,—может быть, вы спросите ее, видела ли она мистера Дэннингса в своей комнате в тот вечер?

Крис шла, сложив руки.

— Послушайте, прежде всего у него не было причин подниматься к ней.

— Я понимаю, я все понимаю, это верно. Но ведь если бы в свое время английские ученые не задали вопрос: «А что это за грибок?» — у нас сегодня не было бы пенициллина. Не так ли? Пожалуйста, спросите ее. Вы спросите?

— Когда она достаточно поправится. Да, я спрошу.

— Я не хотел огорчать вас...—Они уже подошли к вход­ной двери, когда Киндерман вдруг замялся и в нерешитель­ности приложил пальцы к губам: — Вы знаете, мне очень не­ловко просить вас, однако...

Крис напряглась в ожидании очередного удара. Пред­чувствие опять неприятно защекотало где-то внутри.

— Что такое?

— Для моей дочери... не могли бы вы дать авто­граф? — Детектив покраснел, и Крис чуть не рассмеялась от облегчения.

— О, конечно. Где карандаш? — засуетилась она.

— Вот он! — Киндерман одной рукой вынул из кармана пальто замусоленный карандашный огрызок, а другой —из пиджака — визитную карточку.—Она будет так благодарна.

— Как ее зовут? — спросила Крис, прижимая визитку к двери и приготовившись надписать ее.

Последовало какое-то непонятное замешательство. Крис слышала за спиной только тяжелое дыхание. Она обернулась на детектива и заметила в его глазах смятение.

— Я солгал,—выдавил он наконец.—Это для меня.

Киндерман уставился на визитку и покраснел.

— Напишите: «Уильяму».

Крис уставилась на него с неожиданной и чуть заметной нежностью, потом, взглянув на обратную сторону карточки, написала «Уильям Ф. Киндерман, я люблю вас!» —и расписа­лась.

— Вы очень милая женщина,—заметил детектив, не гля­дя на Крис, и засунул карточку в карман.

— А вы очень милый мужчина.

Киндерман покраснел еще сильнее.

— Нет, я не милый. Я надоедаю. Не обращайте внимания на то, что я здесь наговорил. Это так неприятно. Забудьте об этом. Думайте только о вашей дочери. Только о дочери.

Крис кивнула, и подавленное настроение опять захватило ее, как только Киндерман вышел на крыльцо.

— Но вы спросите ее? —напомнил детектив, повернув­шись к Крис.

— Да,—прошептала Крис.—Я обещаю. Я спрошу.

— До свидания. Будьте осторожны.

Крис еще раз кивнула и добавила:

— И вы тоже.

Она закрыла дверь. И тут же опять открыла ее, услышав стук.

— Как неприятно. Я так вам надоел. Я забыл у вас каран­даш.-—Его лицо выражало смущение.

Крис обнаружила у себя в руках огрызок, слабо улыбну­лась и отдала его Киндерману.

— И еще...—Он колебался.—Это бесполезно, я пони­маю, я уже надоел, но все же я не усну спокойно, если буду знать, что где-то сумасшедший или наркоман гуляет на сво­боде. Как вы думаете, мог бы я поговорить с мистером Энг­стромом? Насчет доставок... По поводу доставок на дом. Мне, пожалуй, следовало бы это сделать.

— Конечно, входите,—чуть слышно проговорила Крис.

— Нет, вы заняты. Этого достаточно. Я могу поговорить с ним здесь. Здесь хорошо.

Он прислонился к перилам.

— Если вы так настаиваете...—Крис едва заметно улыб­нулась.—Он с Реганой. Я его сейчас пришлю.

Крис поспешно закрыла дверь. Через минуту на крыльцо шагнул Карл. Высокий и статный, он смотрел на Киндермана прямым холодным взглядом.

- Да.

— Вы имеете право не отвечать мне,—начал Киндерман, так же прямо глядя ему в глаза.—Если вы не воспользуетесь этим правом, то все, что вы скажете, может быть использова­но против вас на суде. У вас есть право переговорить с адво­катом или пригласить адвоката на допрос. Если* вы желаете иметь адвоката, но не имеете средств, вам будет назначен ад­вокат бесплатно перед допросом. Вы поняли?

Птицы щебетали в густой листве деревьев, и гудки авто­мобилей с М-стрит доносились сюда приглушенно, как жуж­жание пчел на дальнем лугу. Взгляд Карла не изменился. Он коротко бросил:

- Да.

— Вы отказываетесь от права молчать?

- Да.

— Вы хотите отказаться и от права переговорить с адво­катом или пригласить его на допрос?

- Да.

— Вы утверждали ранее, что 28 апреля, в день смерти мистера Дэннингса, вы посетили кинотеатр «Крэст»?

- Да.

— В котором часу вы вошли в кинотеатр?

— Я не помню.

— Вы утверждали, что ходили на шестичасовой сеанс. Это поможет вам вспомнить?

— Да. На шестичасовой сеанс. Я вспомнил.

— Вы смотрели эту картину с самого начала?

- Да.

— И ушли после окончания фильма?

- Да.

— Не раньше?

— Нет, я досмотрел до конца.

— После этого вы сели в транзитный автобус перед ки­нотеатром и сошли на пересечении М-стрит и Висконсин-аве- ню приблизительно в 9.20 вечера?

- Да.

—- И пошли домой пешком?

— И пошел домой пешком.

— И были дома примерно в 9.30?

— Я был дома ровно в 9.30.

— Вы в этом уверены?

— Да, я посмотрел на часы. Абсолютно уверен

— Так вы досмотрели фильм до самого конца?

— Да, я уже сказал.

— Ваши ответы записываются на магнитофон, мистер Энгстром, и я хочу, чтобы вы были уверены в том, что гово­рите.

— Я уверен.

— Вы помните ссору между служащим кинотеатра и пья­ным зрителем, происшедшую за пять минут до окончания фильма?

- Да.

— Вы мне не можете назвать причину этого недоразу­мения?

— Этот мужчина напился и мешал другим.

— И чем все кончилось?

— Выставили. Его выставили из кинотеатра.

— А ведь никакой ссоры не было А помните ли вы вы­нужденную паузу по техническим причинам, она продолжа­лась примерно 15 минут, и фильм был прерван.

— Нет.

— Вы помните, как возмущались зрители?

— Нет. Никакой паузы не было.

— Вы уверены?

— Ничего не было.

— Было, и это записано в журнале киномеханика, поэто­му фильм кончился в тот вечер не в 8.40, а примерно в 8.55, а значит, самый первый автобус, который смог вас довезти до пересечения М-стрит и Висконсин-авеню, подошел не в 9.20, а в 9.45. Дома вы могли быть не ранее чем без пяти десять, а не в 9.30, что подтвердила и миссис Макнейл. Теперь не смогли бы вы объяснить это загадочное несоответствие?

- Нет.

Несколько секунд детектив молча разглядывал его, потом вздохнул и, опустив голову, выключил магнитофон, спрятан­ный под подкладку пальто.

— Мистер Энгстром,—проникновенно начал Киндер­ман.—Возможно, совершено серьезное преступление. Вы под подозрением. Мистер Дэннингс оскорблял вас, я узнал об этом из других источников. Очевидно и то, что вы говори­ли неправду относительно места вашего пребывания в мо­мент его смерти. Иногда случается — все мы люди, почему бы и нет? — что женатый человек оказывается в таком месте, о котором ему не хотелось бы упоминать. Вы заметили, я устроил все так, чтобы мы разговаривали с вами наедине? Теперь я не записываю. Магнитофон выключен. Вы можете доверять мне. Если уж получилось, что в тот вечер вы были не с женой, а с другой женщиной, вы можете сказать мне об этом, я проверю ваше алиби, и вы не будете больше на подо­зрении, а ваша жена... она ничего не узнает. Скажите, где вы были в тот момент, когда умер Дэннингс?

На секунду в глубине глаз швейцарца что-то блеснуло, но тут же пропало.

— В кино! —упорно настаивал на своем Карл.

Детектив пристально смотрел на него. В тишине было слышно только его сиплое дыхание. Шли секунды...

— Вы меня арестуете? — разорвал наконец тишину Карл. Голос его слегка дрожал.

Детектив не ответил и продолжал, не мигая, разгляды­вать швейцарца. Карл собрался что-то сказать, но детектив неожиданно спустился с крыльца и направился к полицей­ской машине, засунув руки в карманы.

Карл бесстрастно и спокойно наблюдал за ним с крыльца. Киндерман открыл дверцу машины, достал пачку салфеток, вынул одну и высморкался, безразлично уставившись на реку. Потом сел в машину и даже не оглянулся.

Карл взглянул на свою руку и заметил, что она дрожит.

Когда захлопнулась входная дверь, Крис стояла у стойки бара в кабинете и наливала водку в стакан со льдом. Она услышала шаги. Карл поднимался по лестнице. Крис взяла стакан и медленно направилась в кухню, помешивая напиток указательным пальцем. Она шла и ничего вокруг не замечала. Что-то вокруг пугающе изменилось. Ужас просачивался в ее сознание. Что там, за дверью? Что это?

Не смотри!

Крис вошла на кухню, села за стол и отхлебнула из стака­на. «Я считаю, что его убил очень сильный че - лове к...»

Взгляд ее упал на книгу о колдовстве.

Что-то...

Шаги. Это Шарон. Вернулась из спальни Реганы. Вот она вошла. Села за машинку. Вставила чистый лист бумаги в ка­ретку.

Что-то...

•— Довольно-таки неприятно,—пробормотала Шарон, опустив пальцы на клавиатуру и рассматривая стенограмму, лежащую рядом.

Тишина. Что-то тяжелое зависло в воздухе. Крис отсутст­вующе продолжала пить.

Шарон нарушила тишину. С напряжением в голосе она произнесла:

— Сейчас развелось много хиппи в районе М-стрит и Ви­сконсин. Разные оккультисты. Полиция называет их «адовы собаки». Я подумала, может быть, Бэрк...

— О Боже, Шар! Забудь об этом, прошу тебя!— взорва­лась Крис.—Я должна думать сейчас только о Рэге! Ты пони­маешь?

Шарон повернулась к машинке и застучала с бешеной скоростью. Потом резко поднялась и вышла из кухни.

— Я пойду погуляю,—холодно бросила она.

— Ради Бога, держись подальше от М-стрит! — напут­ствовала Крис и опять уставилась на книгу.

— Ладно!

— И от Н-стрит тоже!

Крис слышала, как открылась и закрылась входная дверь. Она вздохнула и почувствовала, что жалеет о том, что прои­зошло. Но вспышка сняла напряжение, не полностью, конечно.

Крис попыталась сосредоточиться на книге. Она нашла место, где остановилась, с нетерпением принялась пробегать страницу за страницей, отыскивая описание симптомов Рега­ны: «... бесовская одержимость... синдром... случай с 8-летней девочкой... ненормально... четыре взрослых человека едва могли удержать...»

Перевернув очередную страницу, Крис уставилась на нее и застыла.

Она услышала шум. Это Уилли вернулась с продуктами.

— Уилли?.. Уилли?..—срывающимся голосом позвала Крис.

— Да, мадам,—отозвалась Уилли, ставя на пол сумки. Не глядя на нее, Крис подняла книгу.

— Это ты положила книгу в кабинет, Уилли?

Уилли взглянула на книгу и кивнула, потом повернулась и принялась разгружать сумки.

— Уилли, где ты ее нашла?

— Наверху, в спальне,—ответила Уилли.

Она засовывала в холодильник бекон.

— Когда ты ее там нашла? — продолжала допытываться Крис, не отрывая взгляда от страниц.

— После того как все уехали в больницу, мадам, когда я пылесосила в спальне Реганы.

— Ты уверена?

— Уверена, мадам.

Крис застыла. Взгляд ее замер, дыхание остановилось. В ее памяти болезненно четко вспыхнула картина того вече­ра, когда умер Дэннингс. Она ясно вспомнила открытое окно в спальне Реганы. Что-то совсем знакомое шевельнулось в ее мозгу, когда она взглянула на первую страницу книги.

По всей длине страницы была аккуратно оторвана тонень­кая полоска бумаги.

Крис дернулась, услышав наверху в спальне Реганы звуки возни.

Стук, очень частый, с мощнейшим резонансом, будто кто-то кувалдой молотил в комнатах!

Истошный крик Реганы, ее испуганный, умоляющий го­лос!

Карл! Это Карл что-то со злостью кричит Регане.

Крис выскочила из кухни.

О Бог мой, что там происходит?

Обезумев, она бросилась к лестнице в спальню. Крис услышала удар. Кто-то споткнулся, кто-то рухнул на пол, как тяжелый мешок.

Раздался крик Реганы:

— Нет! Нет! Прошу тебя, нет! — и потом жуткий голос Карла.

Нет-нет, это не Карл! Там кто-то еще!

Крис пролетела через холл, задыхаясь, ворвалась в спаль­ню и замерла в ужасе. Невероятные удары сотрясали стены. Карл без сознания лежал около письменного стола. Девочка волчком вертелась на кровати, а кровать подпрыгивала и тряслась. В руках Регана сжимала белое костяное распятие и направляла его во влагалище, с ужасом уставившись на крест. Ее глаза почти вылезли из орбит от страха, все лицо было перепачкано кровью, сочащейся из носа, трубка для пи­тания валялась рядом.

— Я прошу тебя! Нет! Ну, пожалуйста! — кричала девоч­ка, а руки все ближе придвигали крест. Казалось, она изо всех сил пытается оттолкнуть распятие, но не может.

— Ты сделаешь то, что я говорю, мерзавка! Ты с д е - лаешь это!

Ужасный бас, эти жуткие слова шли от Реганы, голос ее вдруг стал низким и грубым, свирепым и яростным, и в одно мгновение выражение ее лица изменилось, превра­тившись в дикую бесовскую маску, виденную Крис на сеансе гипноза. И теперь лицо и голос менялись с невероятной ско­ростью. Оглушенная, Крис продолжала смотреть.

- Нет!

— Ты сделаешь это!

— Прошу тебя!

—- Ты сделаешь это, или я убью тебя!

— Прошу тебя!

Глаза Реганы раскрылись еще шире, она невидяще устави­лась перед собой, отступив перед какой-то страшной неиз­бежностью, открыла рот и закричала с неистовым отчаянием. Потом черты беса опять появились на лице Реганы, комната наполнилась зловонием, и стало очень холодно, казалось, что этот холод шел от стен. Удары прекратились, и пронзитель­ный крик девочки перешел в грудной, захлебывающийся злобный крик ликующего победителя. Регана ткнула распя­тие во влагалище и яростно начала глубже и глубже вонзать его, при этом она свирепо приговаривала все тем же низким, оглушительным басом:

—- Теперь ты моя, ты м о я, вонючая скотина!

Крис не могла пошевелиться, а Регана яростно бросилась на мать. Лицо ее изменилось до неузнаваемости, она вытяну­ла руку, схватила Крис за волосы и дернула вниз.

— А-а-а! Мамаша маленькой хрюшки! — пророкотал тот же низкий голос.—А-а-а-а! — Затем рука, вцепившись в голо­ву Крис, дернулась вверх, а другая сильно ударила ее в грудь. Крис отлетела от кровати и стукнулась головой о стену, а Ре­гана продолжала злобно хохотать.

Крис в полуобморочном состоянии лежала на полу, пе­ред ней мелькали какие-то лица, раздавались непонятные зву­ки. Перед глазами вертелось что-то бесформенное, расплыв­чатое, в ушах шумело и свистело. Крис пыталась встать, но это ей никак не удавалось. Она посмотрела на заляпанную кровью кровать, на дочь, лежащую к ней спиной, и поползла мимо Карла к кровати. Вдруг Крис съежилась и подалась на­зад. Она разглядела, как голова дочери начала медленно по­ворачиваться вокруг неподвижного туловища, все круче и круче, пока Крис не показалось, что голова повернулась на 180°.

— Ты знаешь, что она сделала, твоя трахнутая дев­ка? — захихикал знакомый голос.

Крис взглянула на это безумное ухмыляющееся лицо, на пересохшие растрескавшиеся губы, на лисьи глаза и потеряла сознание.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ