Торн часто повторял, что возвел эти чертоги для своих сыновей Роберта и Ричарда. Он обожал сыновей и, видя в них продолжение рода, делал для мальчиков все возможное. Когда их не приняли в престижную Дэвидсоновскую Военную Академию по причине того, что их отец занимается «торговлей», Торн выложил кругленькую сумму на постройку новой гимназии. Мальчиков туда, естественно, приняли, школе было присвоено имя их отца, а Ричард и Роберт закончили ее с отличием.
Роберт, старший сын, занимался дипломатией. А Ричард с головой ушел в семейный бизнес. Торн был доволен обоими. Все шло по его плану. Незадолго до своей смерти Реджинальд вложил деньги в постройку огромного музея в самом сердце Чикаго. В этом музее должны были демонстрироваться древние христианские реликвии и произведения искусств.
Он не дожил до того дня, когда был достроен музей. Как не дотянул и до времени расцвета «Торн Индастриз». И, к счастью, его уже не было в живых, когда его сын Роберт Торн — посол при английском дворе — был застрелен на церковном алтаре, где он вскоре после трагического и необъяснимого самоубийства горячо любимой жены пытался, очевидно, зарезать собственного сына.
Никто не знал, что помнил Дэмьен из событий того страшного дня, семь лет тому назад, когда отец волочил его к алтарю, чтобы вонзить в его маленькое, бешено колотящееся сердце кинжал, как замертво упал он, сраженный пулей британского констебля.
Скорее всего, Дэмьен ничего не помнил об этом трагическом дне, но психика его, по-видимому, была травмирована, и Ричард Торн запретил обсуждать события семилетней давности. Его вторая жена Анна —детский психолог — была убеждена, что вся эта драма погребена в глубинах подсознания Дэмьена, что может наступить час, когда мальчик все вспомнит, и совершенно непредсказуемо, в каких формах поведения проявится это воспоминание. Анна высказала Ричарду свои опасения. Но муж не дослушал ее. В конце концов разве Дэмьену чего-нибудь не хватало?
Марк ничего не знал об этой трагедии, ему лишь сказали, что родители Дэмьена погибли при ужасных обстоятельствах и любое упоминание об их гибели может оказаться слишком болезненным для его сводного брата.
Единственным человеком, кто был твердо убежден, что Дэмьен помнил все отчетливо и ясно, была Мэрион Торн.
Тетя Мэрион, как ее здесь все звали, являлась прямой родственницей Реджинальда Торна. Это была редкая штучка, упрямая и своенравная. Никто не любил тетю Мэрион, ибо она вечно совала нос не в свои дела. Она никогда не была замужем и весь свой нерастраченный пыл посвятила племянникам и их семьям. Однако Мэрион всегда предпочитала Роберта, потому что он выбрал свой путь, порвав с семейным бизнесом. Известие о его неожиданной и трагической смерти потрясло тетушку до глубины души, с тех пор она испытывала к Дэмьену неприязнь. Тетя Мэрион чувствовала, что мальчик каким-то образом причастен к гибели Роберта, хотя и не сознавала истинного смысла происшедшей трагедии.
Тетя Мэрион прекрасно понимала, что ее не очень-то любят, но ее это не трогало. Она и раньше не испытывала к себе щедрого внимания. Ее редко звали на обеды, даже родственники не удостаивали ее приглашением на семейные праздники.
На этот раз тетя Мэрион была вынуждена одолеть свою гордыню. Она без приглашения приехала к Торнам на День Благодарения. Ибо тетя Мэрион собиралась неожиданно сообщить всем что-то очень важное.
В этот субботний вечер она наблюдала, как мальчики прощались со всеми в холле; дверь была широко распахнута, чтобы Мюррей, шофер, спокойно сносил вещи мальчиков в машину. Из года в год повторялось одно и то же: приезжали они сюда с парой чемоданов, уезжали с шестью. Холодный ветер внезапно ворвался в холл, и Ричард Торн, красивый черноволосый мужчина лет шестидесяти, поеживаясь от пронизывающего сквозняка, отошел в сторону. Он давал Анне возможность не торопясь проститься с мальчиками.
Анна стояла в дверях и обнимала обоих мальчиков, покусывая свои губы, чтобы не разрыдаться. Целуя детей, она просила их не забывать писать письма и вести себя хорошо. Ричард, наблюдавший эту сцену, наполнился вдруг какой-то новой любовью к этой замечательной женщине, вошедшей в его жизнь в трудное и полное отчаяния время.
Марк обернулся и бросился к отцу, чтобы еще раз обнять его.
— Ну что, встретимся на нашем дне рождения, да, па?
— Спрашиваешь. Дэмьен! Подойди сюда. Обними, что ли, своего старика.
Дэмьен подбежал к Ричарду и прижался к нему, правда, не так пылко, как Марк. В дверях появился Мюррей и деликатно кашлянул.
Анна улыбнулась.
— Мы поняли намек,—проговорила она, направившись к Ричарду и подросткам.—Ну, мальчики, пора.
Обнявшись на прощание с мачехой, мальчики плюхнулись на заднее сиденье роскошного черного лимузина. Дверцы захлопнулись, мальчишеские носы и губы расплющились о холодные стекла в прощальном поцелуе, и машина плавно покатилась, шурша по дорожному гравию.
Ричард с Анной стояли на ступенях особняка и махали до тех пор, пока автомобиль не скрылся из виду. Когда они повернулись, чтобы войти в дом, Анна рассмотрела в окне третьего этажа тетушку Мэрион, наблюдавшую за отъездом. Старушка тут же отскочила от окна, резко задернув занавески...
Дэмьен вольготно раскинулся на заднем сиденье.
— Ну и дела! — воскликнул он и присвистнул.
— И не говори,—согласился Марк.—Что за уик-энд! Мне уже показалось, что я начну орать.
— А давай сейчас поорем,—предложил Дэмьен. И они так пронзительно завопили, что чуть было не оглушили Мюррея.
— Мюррей,—позвал Дэмьен, когда им надоело кричать,—а ну-ка, выдай нам по сигаретке.
Мюррей отрицательно покачал головой и взглянул в зеркальце.
— Ты знаешь мое отношение к этому, Дэмьен.
Дэмьен, вздрогнув, пожал плечами.
— Пока не спросишь, никогда не узнаешь.—Внезапно он развернулся на сиденье, приставил большой палец к носу, и, пошевелив другими пальцами, загримасничал. —Тетя Мэрион! Это тебе наш прощальный приветик! — выкрикнул Дэмьен. Марк протрубил в свой охотничий рожок.
— Боже,—произнес он, оборачиваясь,—до чего она противна. И чего они вообще разрешили ей приехать?
— Да все для того, чтобы она тыкала в нас пальцем и своей сварливостью портила праздник. Вот почему,—объяснил Дэмьен.
— По крайней мере нам не пришлось еще и сегодня с ней обедать.—Когда Марк сильно волновался, он начинал излишне четко выговаривать отдельные слова.—Ей, должно быть, уже лет СТО,—продолжал он.—А чем это несет от нее постоянно?
— Дурак, это лаванда,—пояснил Дэмьен.—Все старые леди ею поливаются.
— Мальчики,—прервал их Мюррей,—только потому, что леди — старушка...
— Старушка действует нам на нервы,—смеясь, перебил его Марк.
Дэмьен вдруг изменился в лице.
— Мюррей прав,—заявил он.
Марк уставился на брата, пытаясь уловить в его голосе шутку. Но Дэмьен не шутил.
— Время бедняжки кончилось,—продолжал он, сам себе удивляясь.—И не следует нам над ней подтрунивать!
Дэмьен говорил такие странные вещи, что Марк, замолчав, разинул рот. Мюррей попытался изменить тему разговора.
— Вы уже встречались с новым командиром взвода?
Оба подростка отрицательно покачали головами.
— Я все надеялся, что они не смогут найти замену,—сказал Марк.
Дэмьен опять вздрогнул: «Пока не спросишь, не узнаешь».
— Вам когда-нибудь говорили, что случилось с сержантом Гудричем? — поинтересовался Мюррей.
— Нет, а...—протянул Дэмьен, пихнув Марка локтем под ребра. Он снова, похоже, включился в игру.
— Говорят, он покончил самоубийством.—Мюррей бросил взгляд в зеркальце. Но никакой реакции на эти слова не последовало. Самоубийство бывшего взводного, видимо, совершенно не волновало мальчиков.
— Эка невидаль — сержант взвода,—воскликнул Дэмьен.—Да все они одним миром мазаны.—И он, войдя в раж, начал выкрикивать команды:— Внимание! Глаза на лоб! Уши торчком! Пузо вперед! Целься!
Мальчики просто зашлись от хохота. Марк с обожанием взглянул на брата.
— Ты все-таки рехнутый, ты это знаешь?
Дэмьен кивнул, а затем, склонившись, таинственно прошептал:
— Я практикуюсь.
Марк хмыкнул.
— Еще один приветик тете Мэрион!— закричал Дэмьен.
Марк, всегда готовый доставить своему странному, чудному и обожаемому брату удовольствие, громко протрубил в свой любимый охотничий рожок. Звук получился какой-то хрустальный и завораживающий. Он долго еще звенел в холодном ночном воздухе уже после того, как машина скрылась в темных окрестностях Иллинойса.
Обеденного стола вполне хватало для того, чтобы свободно разместить двенадцать человек, но сегодня за ним восседало всего лишь четверо. Ричард Торн занимал место во главе стола, слева сидела Анна. По правую сторону расположилась тетушка Мэрион, а рядом с ней примостился взъерошенный мужчина средних лет, звали его доктор Чарльз Уоррен. Будучи одним из самых выдающихся знатоков христианских артефактов, он являлся куратором Музея Древностей, основанного Реджинальдом Торном.
Тетушка Мэрион собиралась произнести речь, и окружающим ничего не оставалось, как выслушать ее. Ричарду, правда, очень не хотелось, чтобы при этом присутствовали посторонние.
— Уже поздно, и я устала,-—начала тетушка Мэрион, окидывая присутствующих взглядом и убеждаясь, что все трое внимательно слушают ее. — Перейду сразу к делу. Я старею и скоро умру. — Она в упор взглянула на Анну.—А вздохи свои приберегите на потом.—Анна пыталась что-то возразить, но тетушка продолжала: — Я владею тридцатью семью процентами «Торн Индастриз» и, кажется, имею право распорядиться своей долей, как сочту нужным.
— Да, конечно, — подх мтил Ричард, как он это всегда делал, когда речь заходила на подобную тему.
— Вы знаете так же,—продолжала Мэрион,—что в настоящий момент я все оставляю тебе, Ричард.
Племянник кивнул.
— И что?
— Так вот, я сегодня здесь для того, чтобы объявить: пока вы не выполните мою просьбу...—Торн отшвырнул салфетку. Он на дух не переносил ничего такого, что хоть отдаленно напоминало вымогательство.