С тех пор Флейм был таким. Тихим, закрытым от всего мира, даже от меня.
Ощущая, что вода начала остывать, я вытащила пробку из ванны, продолжая там сидеть, пока вода сливалась, и пыталась найти выход из ситуации. Флейм не выражал своих проблем. Он хоронил их глубоко внутри, не прося помощи.
На протяжении дней я думала о том, что может помочь ему справиться с внутренней болью, затем, когда почти опустила руки, меня осенила идея. Осознание было настолько неожиданным, что я поверила в то, что это может хоть немного помочь.
Было еще одно воспоминание, страх, который Флейм еще не преодолел. Барьер, с которым он еще не справился. Сделав глубокий вдох, я молилась, чтобы это сработало. В противном случае, я не была уверена, что Флейм вырвется из ловушки своего разума.
Я вылезла из ванны, быстро высушилась, надела черные кожаные штаны и черный свитер, а волосы заплела в тугую косу. Когда была готова, вышла из ванной и обнаружила Флейма в позе, в которой он провел последние пару дней. Он прислонился к стене рядом с камином, водя пальцем по острому лезвию... а его темный взгляд было прикован к дальнему углу комнаты... к люку... к точной копии того люка, что принес ему так много боли в юности.
Я заметила, что он напрягся при виде меня. Как и последние пару дней, он постучал по полу рядом с собой, безмолвно показывая мне сеть рядом с ним.
На этот раз вместо этого я присела на корточки у его ног. Флейм едва заметил, что я была одета в кожу. Он даже не двигался. Взяв его за руку, я дождалась, когда его он заморгает, избавившись от потерянности в своем взгляде, я нежно приказала:
— Ты должен отвезти меня в одно место.
Выражение лица Флейма не изменилось, но по тому, как поднималась и опадала его грудь, я могла сказать, что он не хотел уезжать. Я сжала его руку и прошептала:
— Ради меня, Флейм. Пожалуйста, сделай это ради меня.
Флейм опустил нож и поднялся на ноги. Отказываясь отпускать мою руку, потянул меня на себя и прижал к груди.
— Куда мы поедем?
— Мы должны поехать в центр Остина.
Флейм поднял голову, затем спросил:
— Куда?
Я закрыла глаза, понимая, что предстоит борьба. Затем сказала ему название улицы. Как только слова покинули мой рот, Флейм напрягся, выпятив грудь, будто готовый к бою.
— Нет, — сказал он с яростью, сжимая меня крепче. — Нет, — повторил еще более властно.
Немного отстранившись, я встала на цыпочки и, положив руку на его грудь, умоляла:
— Доверься мне. Мне нужно, чтобы ты поехал со мной. Я просто... пожалуйста, Флейм... ради меня. — Я прижала руку к груди, где билось мое сердце, и продолжила: — Я люблю тебя. Я никогда не сделаю то, что причинит тебе боль. Поэтому, пожалуйста, доверься мне. Я твоя Мэдди. Я не желаю тебе плохого.
— Мэдди, — пробормотал Флейм, заморгав.
— Доверься мне, — продолжала давить я и Флейм опустил голову в поражении. Через секунду он повел меня на улицу, к байку. А минуту спустя мы были на дороге.
Флейм вел медленно, как будто хотел отстрочить то, что надвигалось. Я крепко держалась за него всю дорогу. Когда мы достигли точки назначения, Флейм остановился перед знакомым белым зданием.
Все его тело излучало опасение. И я знала, что это будет трудно. Но хотела вернуть своего Флейма. Хотела, чтобы темный туман, наполняющий его голову, рассеялся.
Я слезла с байка и встала рядом с Флеймом. Проведя рукой по его, положила ее на его кисть. Флейм тяжело вздохнул, затем с лез с байка, мгновенно обняв меня.
Медленно я направила его вперед, он запаниковал и признался:
— Не думаю, что могу идти.
Мое сердце болело из-за потерянного взгляда на его лице. Осторожно потянув Флейма, я кивнула.
— Да, ты можешь. Это не плохое место. Ты должен сам это увидеть, Флейм. Ты должен увидеть и понять, что то, где мы выросли, это зверское место. — Выражение лица Флейма не изменилось. — Доверься мне.
Флейм начал идти вперед, поднимаясь за мной по ступенькам, сжимая мою руку в железной хватке. Затем мы достигли верхней ступеньки и открылись деревянные двери.
Смотря на стиснутые челюсти Флейма, я спросила:
— Ты готов?
Флейм стиснул челюсти и покачал головой.
— Нет, — прохрипел, осматривая в церковь в поисках чего-то.
— Но ты последуешь за мной?
На этот раз Флейм посмотрел мне в глаза и ответил:
— Куда угодно.
С облегчением выдохнув, я повела Флейма в основную часть церкви. Он осматривался вокруг, но мы были одни, чему я была благодарна. Флейм должен был понять, что эта церковь не имеет ничего общего с той, что была причиной его боли.
Направившись к скамьям, я села. Увидев фото пастора Джеймс на алтаре, окруженное свечами и цветами, загрустила. Я знала, что Стикс организовал все, чтобы ее семье анонимно сообщили о ее смерти. Я не была в курсе деталей, но Мэй сказала, что им все передали и отправили деньги. Но видя ее улыбающееся лицо на фото, я не думала, что смогу вырезать из памяти ее смерть. Особенно от рук ребенка.
Флейм сел рядом со мной, натянутый как струна и тяжело дыша. Я была невероятно горда им за то, что он пришел сюда. Потому что он был готов сделать что угодно ради меня.
Голова Флейма дергалась, когда он осматривал церковь. Затем вздохнув, он посмотрел на меня и спросил:
— Здесь нет змей? Нет людей, корчащихся на полу?
— Нет, — ответила я и положила голову ему на плечо. — Это место не такое. — Я посмотрела на статую Иисуса, за которой обычно пряталась, и добавила: — Недели назад, когда ты пришел за мной, боясь, что мне причиняли боль, ничего такого не было.
Указала нашими соединенными руками на мраморную статую Иисуса и продолжила:
— Я приходила сюда, когда ты проходил лечение своей шеи. Я пряталась за статуей и наблюдала. Я слушала хор, который пел на балконе, произнося слова, которые я боялась говорить. Всю свою жизнь я боялась петь, потому что мне говорили, что это неправильно. Даже когда та моя жизнь закончилась, я все еще была сосредоточена на своих мыслях. Глубоко внутри я боялась их отпускать.
Флейм выдохнул и спросил:
— Почему ты не отпускала их?
Я закрыла глаза, чувствуя, как в горле встает ком из-за скопившихся эмоций о девушке, которой я была раньше... живой, но не живущей.
— Я думаю... думаю, что держалась за прежнюю веру, потому что... потому что не знала, кто я без нее. Всю свою жизнь я следовала ей. Я была рабыней своих страхов. Затем, когда была свободна, я сидела в темноте, наблюдая как другие принимают в себя свет... наблюдая, как они поют. А я произносила слова про себя, так желая почувствовать свободу, которую ощущала в воздухе. Но не могла. Я не могла заставить себя отпустить страхи. Я боялась человека, которым являлась.
Флейм, гладя кожу на тыльной стороне моей ладони, прошептал:
— И кто ты?
Слезы заполнили мои глаза, а губ коснулась улыбка.
— Твоя, — призналась я. — Я твоя. Мне пришлось погрузиться во тьму, чтобы увидеть правду и свет.
Флейм замер, затем приподнял мой подбородок пальцами и простонал:
— Мэдди... — а затем закрыл глаза на мгновение.
Держа его за запястье, я продолжила:
— Это правда. Я твоя. Ты дал мне цель к существованию, Флейм. Ты дал мне причину жить... подарил свою любовь... отдал мне себя.
Флейм прижал лоб к моему и запустил руки мне в волосы.
— Мэдди, — прохрипел он. — Я... не верю в эту херню. Церковь, Бога. Я, бл*дь, ненавижу все это. Ненавижу то, как люди погружаются в это все и меняются, позволяют управлять собой. Я больше не могу быть вовлеченным в это.
Чувствуя легкость, я ответила:
— И я тоже, Флейм. Это больше не моя жизнь. Я тоже больше в это не верю.
— Тогда во что ты веришь? — спросил он.
Улыбаясь сквозь слезы, я сказала:
— В тебя. Я верю в тебя. — Потеревшись носом об его, я призналась: — Я верю в себя. В нас. Нам больше никто не нужен.
— Бл*дь, Мэдди, — Флейм прижал рот к моему. Как только наши губы раскрылись, приятное соединение голосов хора наполнило воздух... и это была моя любимая песня. Та, которую я пела Флейму.
Флейм оторвался от моего рта и произнес:
— Мэдди, ты пела мне эту песню. — Он свел брови на переносице, задумавшись, затем переспросил: — Ты пела мне ее? Когда я... — он постучал по виску. — Когда я Был в ловушке разума. Ты пела... я слышал ее.
Я кивнула.
— Я знаю.
— Но ты никогда не пела прежде. Говорила, что не позволяешь себе петь вслух.
— Знаю, — повторила.
— Тогда почему?..
— Потому что когда спас меня, ты дал мне голос. Ты дал мне силу высвободиться из цепей моего прошлого. Эти цепи были только в моей голове. Ты... ты освободил меня.
Я наблюдала, как глаза Флейма забегали. Это означало, что он сосредоточенно думает.
Когда напряженный стон вырвался из его горла, по щеке побежала слеза и он сказал:
— Я все потерял. Он, бл*дь, забрал у меня все. Мою маму, Исаию. Он забрал меня у самого себя. Сделал меня психом. Всю мою жизнь у меня ничего не было. Он, бл*дь, все забрал. У меня...у меня никогда не было и шанса.
Я чувствовала всю боль Флейма. Внезапно он замер и вперился в меня взглядом, как будто я была чудом наяву.
— Затем я обрел тебя. И я не могу тебя потерять, Мэдди. Я не могу потерять тебя, иначе сойду с ума.
— Ты никогда не потеряешь меня, — заверила я.
Он опустил голову и выпалил:
— Затем я обрел Ашера. — Флейм поднял взгляд, в котором плескался страх. — У меня снова есть брат. У меня есть ты и брат... и что если... что если...
Положив голову ему на затылок, я сказала:
— Никто не заберет нас у тебя. Я никуда не денусь. И Ашер... Ашер просто хочет старшего брата, Флейм. Он хочет, чтобы вы общались. Он нуждается в твоей любви. Он тоже потерял все и всех. Он потерял все благодаря вашему отцу. Как и ты.
Флейм раскинул руки.
— Но Исаия мертв. Он умер на этих чертовых руках. После одиннадцатого вдоха он умер. Он оставил меня... из-за меня самого. — В его глазах стояли непролитые слезы.— Я убил его. — Он постучал по голове. — Это всегда везде. Я вижу это все время. Всегда одиннадцать — из-за количества порезов отца и последних вдохов Исаии.