Слишком. Она — слишком. Все эти чувства, эмоции и чувства…
Вся она…
Из-за нее…
И я понятия не имею, что мне с этим делать…
Я сцепляю ее руки и прижимаю к кровати над головой Мии. Смотрю на лицо девушки, вижу удовольствие, пока вхожу и выхожу из нее. Ловлю каждый стон и произнесенное шепотом мое имя.
Проходит не так много времени, прежде чем я чувствую, как она сжимается вокруг моего члена, и я знаю, что она на грани.
— Вот так, малыш, — тяжело дышу я, — кончи для меня.
Я чувствую, как она кончает, и сам кончаю в нее так сильно, как никогда прежде.
Ловлю ее дыхание и остаюсь в ней, пока не готовый уйти.
Я нежно целую ее губы.
— Вау, — мурлычет она.
— Что-то вроде этого, — говорю я.
Она тихонько смеется. Ее смех звучит очень мило.
Я прижимаю свой лоб к ее, вдыхая ее запах.
— Ты захватила все мое существо, Мия. — Мне нужно, чтобы она знала о моих чувствах. Как много она значит для меня. Мне нужно, чтобы она знала обо мне все, но не знаю, как ей рассказать об этом.
Ее пальцы дотрагиваются до моего лица. Прикосновения едва ощутимы, но я чувствую, как она прикасается прямо к моей душе.
— Я чувствую то же самое, — шепчет она.
Мое сердце останавливается — только сейчас я понимаю, как отчаянно желал услышать от нее эти слова.
— Дай секунду, мне нужно привести себя в порядок, — слезаю с нее, иду в ванную, где снимаю с себя презерватив и быстро моюсь.
Когда я возвращаюсь, достаю из-под нее одеяло и забираюсь на кровать, укрывая нас обоих. Притягиваю ее к себе, прижимаюсь и крепко держу ее в своих объятиях.
Я обнимаюсь. После секса.
И я не хочу убегать. Не хочу быть где-нибудь, кроме как здесь, в постели, с Мией в моих руках.
Меня омывает такая умиротворенность, которую я никогда не ощущал прежде.
Я тону в ней. Тону в ней. Все, чего я хочу — последний глоток Мии. Я хочу дышать только ею.
Она гладит меня.
— Я счастлива, — шепчет она.
Я улыбаюсь в ее нежную кожу.
— Как и я, малышка.
Она поворачивается лицом ко мне, смущенно улыбаясь своим невероятным ртом.
— Что? — спрашиваю я.
Она проводит пальцем вниз по моей груди.
— Можем ли мы… повторить?
— Сейчас? — поднимаю бровь.
— Ну…
— Ему нужна хотя бы минута, чтобы вернуться к жизни, — говорю я, показывая на член.
Она опускает руку, обхватывает его ладонью, и тот под действием ее прикосновений снова твердеет.
— Ладно, может, минута — это слишком, — говорю я, усмехаясь, кладу ее на спину, а сам ложусь сверху. Я люблю издаваемый ею смех, который оказывается во мне, когда ее рот прижимается к моему.
Глава 18
Мия
Чувствую спиной тепло. Чьи-то пальцы выводят кружочки на моей коже. За всю свою жизнь я не ощущала себя такой счастливой после пробуждения.
Затем я вспоминаю, где нахожусь, и кто дотрагивается до моей спины.
Джордан.
Я в его кровати.
На меня обрушиваются воспоминания о прошлой ночи, яркие и красивые, воспоминания о сексе с Джорданом. Вдруг меня охватывает ужас, когда я понимаю, что полностью обнажена, не прикрыта и лежу на животе.
Джордан, наверное, проснулся. Он увидит мои шрамы. Возможно, смотрит на них прямо сейчас.
Мне плохо.
Я надеялась встать до того, как он проснется, и одеться. Я не готова к тому, чтобы он увидел мои шрамы. Не готова к его вопросам.
Это все моя идиотская вина.
После нашей встречи со второй Анной Монро, ее чуткого отношения к нам и последующего моего разочарования, что эта Анна Монро — не моя мать…
А также того, что последняя Анна из списка на самом деле может быть моей матерью…
Итог — я убежала в круглосуточный магазин, потом в мотель, где пряталась целый день. Мне стало плохо от мыслей об этом.
— Эй, — нежно позвал Джордан, когда я проходила через лобби.
Я знала, что он стоит за стойкой регистрации, но я просто не могла посмотреть на него, осознавая, что собираюсь делать дальше. Я опасалась, что он прочтет все на моем лице.
Со вчерашнего дня я так с ним и не поговорила. Он был таким милым, говоря со мной об Анне… но я слишком глубоко ушла в свои переживания.
— Я ухожу, — сказала я.
Выйдя из отеля, я села в машину и поехала в круглосуточный магазин на окраине города, где купила все то, что заставляло меня чувствовать себя лучше.
Я припарковалась на тихой стоянке и начала открывать пакеты с едой. Но потом меня пронзило озарение, быстро сменившееся паникой. Что, если меня кто-то увидит? А если Джордан поехал за мной и узнает, чем я занимаюсь? Звучит нелепо, конечно, но в тот момент я не могла рассуждать здраво.
Меня мучили всякие «что, если…».
Да и как бы я ему объяснила? Как бы заставила его понять?
Никак. Я бы его потеряла.
Потом я заметила вывеску мотеля прямо внизу улицы. Снова завернув еду, я завела машину и поехала туда.
Снаружи мотель выглядел запущенным, но мне было все равно. Мне просто нужно было побыть одной, поэтому я сняла себе номер.
Оказавшись в комнате, я сразу села на кровать и опять достала еду. Стоило ей прикоснуться к моему небу, как я почувствовала раздражающее рецепторы счастье — как раз то, что мне было необходимо после побега из дома Анны Монро.
Как низко. Позже, после всего, что я совершила, я хотела только одного — Джордана. Это всепоглощающее желание быть с ним было похоже на одержимость.
Он — единственный человек, с которым я чувствовала себя полноценной.
Я хочу, чтобы он вернул мне это ощущение, поэтому привожу себя в порядок, ухожу из отеля, сажусь в машину и снова еду к нему… чтобы там снять с себя одежду и попросить его заняться со мной любовью.
Я просто не подумала о том, что будет после. О том, что он увидит меня. И шрамы.
Мне нужно выбраться отсюда.
Я быстро выбираюсь из кровати, беру полотенце и оборачиваю вокруг себя.
— Привет, — осторожно говорит он.
Я не могу заставить себя посмотреть в его глаза.
— Привет, — отвечаю я, — мне просто… нужно воспользоваться ванной.
Через секунду я уже там, закрываю за собой дверь, а затем иду к раковине и смотрю на себя в зеркало. Ненавижу свое отражение.
Я сижу на краю ванны, пытаясь взять под контроль все свои эмоции и желания. Мне нужно одеться и выбраться отсюда, но не могу — одежда осталась там, где я раздевалась перед Джорданом.
О чем я думала? Я же так не поступаю. Это не я. Но это он заставляет меня стать такой. Стать кем-то… кто лучше меня.
Когда он увидит шрамы, которые я скрываю, это станет для него слишком большим потрясением. Я его потеряю теперь, когда я только его обрела.
Раздается тихий стук в дверь.
— Мия? Ты как, в порядке?
— Да, — мой голос срывается, — я скоро выйду.
Плотно обернув вокруг себя полотенце, я медленно открываю дверь ванной.
Джордан сидит на постели. На нем только черные боксеры.
Если бы не мое состояние, я бы обязательно получила удовольствие от созерцания его тела. Сказать, что он в хорошем состоянии — ничего не сказать. Я могла бы часами ласкать его шесть кубиков.
Его глаза встречаются с моими.
— Эй, — нежно говорит он. Поднимается на ноги и подходит ко мне.
Я делаю шаг назад. Сильно желаю, чтобы он дотронулся до меня, но одновременно боюсь последствий его прикосновения.
— Спасибо тебе… за прошлую ночь.
Спасибо тебе? Я не могла придумать ничего лучше?
— Я пойду в свою комнату…
— Подожди, — слышу его голос позади себя, — не уходи. Поговори со мной.
Я вздыхаю и оборачиваюсь.
— О чем ты хочешь со мной поговорить?
— Об этом… о тебе, обо мне, — показывает рукой на нас. — Поступая так, ты меня просто обижаешь. Я думал об этом ночью, — он проводит рукой по спутавшимся после сна волосам. — Слушай, я думаю, что знаю, почему ты так себя ведешь. Почему не позволила включить свет… Эти шрамы…
Я заметно съеживаюсь от страха.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — я чувствую, как мои глаза предательски наполняются слезами.
— Так расскажи мне, — он подходит с протянутыми ко мне руками.
— Не могу.
— Нет, можешь. Ты рассказала мне о других вещах, о том, что сделал тот ублюдок. Можешь рассказать и об этом. Я не осуждал тебя и не буду этого делать и дальше. Малыш, я тут…
Качаю головой. С ресницы падает слеза.
— Это сделал со мной не Форбс.
Его лицо каменеет. Я вижу, как пальцы сжимаются в кулак.
— Кто? — медленно говорит он.
Меня парализует страх. Я чувствую себя обнаженной и очень хочу, чтобы на мне была хоть какая-нибудь одежда.
— Кто, Мия?
В его голосе я слышу гнев. Я знаю: он злится не на меня, а на того, кто причинил мне боль.
Еще одна слеза падает на щеку. Я вытираю ее ладошкой и набираю в грудь больше воздуха.
— Оливер. Мой отец.
— Это сделал твой отец? — недоверие в его голосе причиняет мне боль. Заставляет почувствовать себя ничтожеством.
— Ага, ну не все же такие везунчики, как ты. Не у всех есть такой отец, как у тебя, Джордан, — я не хочу, чтобы слова звучали так горько, но я не могу остановиться. — Мой отец не был мужчиной, который любил своего ребенка так, как твой. Мой был жестким, больным уродом, который бил меня, чем ему только вздумается. И обычно это был ремень, который оставил на мне эти шрамы.
Я сбрасываю с себя полотенце. Поворачиваюсь к нему спиной. Я чувствую постепенно возрастающую боль и выпадаю из реальности. Я не знаю, что делаю и где находится мой разум. Я просто… делаю это.
— Если все было плохо, а для этого много было не надо… достаточно было просто пролить молоко… Если я совершала особо тяжкие преступления, например, опаздывала в школу на минуту, то тогда он использовал металлический конец своего ремня. Ну, знаешь, чтобы причинить больше боли. Он считал, что так воспитывает меня.
Горячие слезы стекают вниз по моим щекам. Я не вытираю их, позволяя им обжечь мою кожу, чтобы я хоть что-то почувствовала. Мне нужно что-то почувствовать. Что угодно.