ал приемы на учениках, а может быть, на рабах – трупы уносили молчаливые женщины-львицы в своеобразных балахонах, – и снова записывал соображения, изредка стирая проступающий на металле текст куском пемзы.
Матвей попытался воздействовать на сознание мастера и даже вывел его из дома, похожего на термитник, но, кроме десятка таких же трех-четырехъярусных термитников, коричнево-красных, отблескивающих глазурью, геометрически безупречных, да леса за ними, над которым висел зоэрекс, ничего больше не увидел. Зоэрекс, летающий город Веспидов, показался ему необычным, однако времени на рассмотрение предок Матвею не дал, сердито вышвыривая сознание потомка из своего.
Проснувшись, Матвей проанализировал сон, понял, почему воздушный замок Веспидов показался ему необычным: он был совсем новенький, красивый, изящный, как игрушка, – и пришел к выводу, что прапредки человека вполне могли уживаться мирно с пережившими Изменение Инсектами.
Сон не показался Матвею интересным, и все же он остался доволен. В этот раз ему удалось опуститься по мировой линии своих предков гораздо глубже в прошлое, чем в предыдущих трансовых путешествиях-снах, а это вселяло надежду, что когда-нибудь ему удастся подобраться к Изменению вплотную, а может быть, и перешагнуть этот временной барьер, чтобы пересечь эпоху царствования Инсектов, пообщаться с Аморфами и встретиться с Безусловно Первым, Творцом «розы реальностей».
Встав, как обычно, в половине шестого, Матвей проделал комплекс обязательных упражнений и медитации, не выходя в астрал, затем начал тренировать свои растущие возможности. Летать он еще не научился, как и ходить по воде, но вес тела был способен уменьшить в три-четыре раза. Мог излечивать раны, нанесенные холодным или огнестрельным оружием, у себя или у других людей, чем пользовался не однажды, развил обоняние до такой степени, что мог конкурировать с любым животным, остротой зрения – с орлами, а слухом – с дельфинами и летучими мышами. Теперь его интересовали более высокие материи: способность создавать видимые копии, так называемые «астральные тела», или, по-научному, – динамические голографические призраки, возможность ощущать панорамы и перспективы других реальностей и весьма необходимая способность проникать сквозь стены, не говоря уже о способе мгновенного преодоления огромных расстояний, которым владели иерархи и Хранитель Матфей. Но тот был Посвященным III ступени Внутреннего Круга, а Соболев принадлежал к касте II ступени, что и кардиналы Союза Девяти, поэтому мог только мечтать о возможностях Хранителей, хотя в будущем рассчитывал на новое Посвящение.
Конечно, он не ждал милостей от природы, он тренировался упорно и настойчиво, и кое-что у него начало получаться.
Однажды Кристина застала его, упиравшегося в стену рукой (рука излучала нежное розоватое свечение), и даже засмеялась от неожиданности:
– Что это ты, Соболев, стену подпираешь?
– Пытаюсь пройти насквозь, – сказал истинную правду Матвей, что было воспринято сначала как шутка. Потом девушка заметила светящийся ореол вокруг руки и перестала улыбаться.
– Ты… серьезно?!
– Что ни на есть, – кивнул Матвей. – Понимаешь, всего-то и надо подогнать частоту вибраций тела под частоту вибраций стены, но у меня пока не получается.
Он убрал руку, и Кристина увидела на бетонной, покрытой обоями стене отпечаток ладони…
Вспомнив этот эпизод, Матвей улыбнулся. С тех пор он пытался тренироваться в одиночестве, ночью или когда Кристина отсутствовала, чтобы не травмировать ее психику.
Он заперся в ванной, коснулся двумя ладонями перегородки между ванной и туалетом, сосредоточился, и руки, засияв, как раскаленные бруски металла, вошли в перегородку на сантиметр.
Боль ударила по нервам кнутом. Матвей выдернул руки, подул на них, потряс, сунул под воду. Утихомирив боль, покачал головой. Чего-то он не учитывал при экспериментировании, и проникновению в материал стен мешала реакция нервной системы, вызывающая сильнейшую боль-ожог в нервных окончаниях погружаемых в твердые тела рук.
После душа с непременной сменой холодной и горячей воды Матвей вскипятил чайник и привычно обозрел «окрестности» астрала, входя в меоз[8] без всякого усилия.
Как всегда, мерный «космический» шум первого информационного слоя Земли подействовал на него завораживающе, и он даже пропустил тихое прикосновение чьего-то мысленного потока. Опомнился, уплотняя пси-блок и одновременно расширяя диапазон гипервидения. Мыслепоток был незнакомым, и от контакта с ним у Матвея родилось ощущение прикосновения к холодной и скользкой шкуре болотной змеи. Кто-то пытался лоцировать его в астрале, ожидая появления, кто-то незнакомый, чужой, равнодушно-внимательный и оттого непредсказуемо опасный.
Стряхнув с себя щупальца чужой воли, Матвей побрел было дальше, настраиваясь на прием нужной информации, но вынужден был прервать сеанс – на кухню выпорхнула Кристина, босоногая, как всегда, в наспех наброшенной мужской рубашке, розовая со сна, соблазнительная и милая.
– Я его ищу по всей квартире, а он здесь медитирует в одиночестве. О чем задумался, детина? – Она взобралась к нему на колени, шутливо потянула за нос, лизнула в ухо.
Матвей поцеловал ее в шею, потом не удержался и расцеловал обе груди, прижал к себе.
– О чем может думать молодой мужик в семь утра? О тебе, конечно. А еще о несовершенстве человека.
Кристина белозубо засмеялась.
– Еще твой любимый Омарчик Хайям задавался этим вопросом. Помнишь?
Отчего всемогущий творец наших тел
Даровать нам бессмертия не захотел?
Если мы совершенны – зачем умираем?
Если несовершенны, то кто бракодел?
– Помню, – улыбнулся Матвей. – Хотя в принципе, знаю, кто бракодел.
– Кто же?
– Аморф Конкере, Монарх Тьмы.
– Это еще кто такой, почему не знаю? Разве не Господь нас создал?
Матвей покачал головой, сказал серьезно:
– Разве мог Господь создать таких злобных, трусливых, агрессивных, лживых и порочных существ, как люди?
– Конечно, мог, – пожала плечиками Кристина. – В противовес кому-то, например, или для ассортимента, так сказать, или вообще шутки ради. Ведь недаром говорят, что весь наш мир – майя, иллюзия… Е г о иллюзия, понимаешь? Мы всего-навсего мыслеформы Бога.
Матвей внимательно всмотрелся в лицо подруги. На миг ему показалось, что сквозь черты Кристины на нем проступили черты лица Светлены. Но он отогнал от себя это наваждение.
– Как я понял, ты уже кое-что прочитала из того, что я тебе давал. Интересно?
– Торчу и балдею. – Кристина освободилась из объятий, побежала в ванную, выглянула оттуда. – Даже на лекциях читаю. И вообще, ты действуешь нечестно.
– Это почему же? – вытаращил глаза Матвей.
– Я и так с тебя тащусь, как говорят подружки, минуту не могу прожить одна, а ты еще эту гипнотизирующую эзотерику подсунул, чтобы крепче меня к себе привязать.
Дверь закрылась, зашипела в кране вода.
Матвей улыбнулся, потом рассмеялся, по ассоциации вдруг припомнив рассказ Васи Балуева.
Два года назад… или вперед? Ведь те события как бы еще не происходили… и все же хранится в памяти история двух «волкодавов»-перехватчиков и трех Посвященных, и никуда от этого не деться! Все это было… или все-таки еще только будет?
«Не рефлексируй! – строго приказал сам себе Матвей. – Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе».
История же, поведанная Балуевым, была в самом деле уморительна. Вася тогда жил во Владимире с девушкой Наташей, перезнакомился с ее друзьями, ходил к ним в гости, вместе отдыхал. А однажды, отпраздновав чей-то день рождения, поздно ночью компания пошла прогуляться и, выйдя на берег Клязьмы, решила искупаться. Но так как все заранее не побеспокоились о купальных костюмах, один из самых юморных приятелей Наташи – Алексей, Леха – предложил купаться голыми, но лагерями: женщины отдельно, мужчины отдельно. Провел черту на песке до реки, скомандовал: бабы налево, мужики направо. Разделись, залезли в теплую воду, а через минуту раздался вопль и визг на «левой» половине – Леха заплыл на женскую территорию. Оправдывался он потом тем, что «черту смыло водой»…
Матвей еще раз улыбнулся, потом внезапно сбросил с себя одежду и ворвался в ванную. Кристина, правда, визг поднимать не стала…
Потом они завтракали: рис, овощная поджарка, кофе. Кристина была настроена весело, болтала о том о сем, изредка бросая на Соболева странноватые взгляды, и Матвею снова показалось, что из нее выглядывает Светлена, спутница инфарха, его светлый ангел. Рассердился на себя, отодвинул чашку.
– Сколько тебе экзаменов осталось сдать?
– Два, – остановила свой рассказ Кристина. – А что?
– Прикидываю, когда и куда мы поедем потом.
– Куда захочешь. Можно ко мне в Рязань, можно к родственникам в деревню, они в Красноярском крае живут, в тайге, на берегу горной речушки. А куда ты ездил вчера?
– За кудыкины горы, – не моргнул глазом Матвей.
– Меня не мог взять с собой?
– Не мог, к сожалению.
– Не ври. Не захотел.
Матвей подумал, кивнул, соглашаясь, поднял вверх палец и назидательно проговорил:
– Если мужчина никогда не лжет женщине, значит, ему наплевать на ее чувства.
Кристина засмеялась, поперхнулась чаем, и Матвей легонько постучал ее по спине.
– В следующий раз обещаю взять тебя с собой. Но только после того, как сдашь экзамены, и только в том случае, если будешь слушаться.
– Слушаю и повинуюсь, мой господин. – Кристина вдруг ойкнула, бросив взгляд на висевшие на стене в кухне часы. – Заговорил ты меня, перехватчик, я же на консультацию опоздаю! – Она подхватилась и бросилась из кухни в спальню, откуда раздался ее голос: – Посуду не забудь помыть.
– Это называется статус-кво, – глубокомысленно пробормотал Матвей, вспомнил старый анекдот, добавил: – «А вот этого не надо, – сказал граф и пошел мыть посуду…» – Зашел в спальню, оценивающе разглядывая переодевающуюся Кристину. – Я тебя подвезу, успеешь.