Но астрал – лишь первая и самая неорганизованная ступень энергоинформационного поля Земли. Структура ментала иная, ее можно сравнить с кристаллической решеткой какого-нибудь минерала, невероятно сложной, но упорядоченной, снабженной «указателями» – каналами озарений в разных областях знаний, и ориентироваться там проще, вот только перейти на уровень ментала труднее. Подняться же на уровень логоса еще сложней, для этого надо обладать огромными запасами душевной энергии и тонкими Силами, управляющими законами магической физики – главной физики «розы реальностей».
Матвей продавил волей потенциальный барьер, отделяющий ментал от логоса, и оказался в стремительно мчащемся энергетическом потоке, напоминавшем могучую горную реку! Забарахтался изо всех сил, пытаясь не захлебнуться в «воде», с трудом «высунул голову» из взбаламученной пенистой субстанции, заработал «руками и ногами», стараясь удержаться на плаву. И тотчас же оказался внутри странной черной сферы, пронизанной лучиками света от бесчисленных черных звезд, в полной тишине и неподвижности, и в то же время сохраняя ощущение несущейся с дикой быстротой горной реки…
Успокоив дыхание, испытывая огромное внутреннее напряжение и трепет – он попал в слой информполя, хранящего все тайны Вселенной, и мог получить исчерпывающий ответ на любой вопрос в тот же момент, – чувствуя, что надолго его не хватит, Матвей позвал нужное знание и через мгновение получил его – знание мировых линий кардиналов Союза Девяти, их истоков и пересечений с его собственной линией. Теперь он знал, где и как встретить предков кардиналов, как достичь этого момента, спускаясь по собственной мировой линии в прошлое, и что сделать потом, чтобы изменить настоящее из прошлого. Однако в голову вдруг пришла дерзкая мысль пойти еще дальше, в универсум, и Матвей прыгнул «вверх» изо всех сил, поднимаясь на предельный уровень своих возможностей, уровень сверхбыстрого сгорания психики.
Оглушающий удар по голове, рывок – и он оказался в невообразимо странном мире, в мире без объектов и свойств, одновременно бесконечно большом и бесконечно малом, в мире оглушительно грохочущей тишины, где ничего не происходит, но и ничего не забывается, где ощущаешь себя ничем и одновременно всем…
Взгляд пронизал его, взгляд Брахмана – безличной абсолютной реальности, основы всего сущего, взгляд Великой Пустоты. Матвей, отождествив себя со Вселенной, ощутил вдруг дивный восторг прямого переживания своей бесконечности и… умер!..
чтобы, пройдя…
миллион состояний…
вновь осознать себя…
в человеческом теле!
Кто-то большой и сильный помог ему спуститься с горных высей универсума, обладающего столь высокой плотностью энергии, что выдержать это состояние мог только могучий интеллект, владеющий тайнами прямого преобразования физических тел в ментальные объекты. Кто-то поддержал Соболева в момент входа в универсум и еще более – в момент выхода, и лишь благодаря этой помощи Матвей сохранил свою индивидуальность, свою личность.
Если бы он не был так ошеломлен и потрясен, он бы понял, кто ему помог, но рядом находилась Кристина-Светлена, и Матвей решил, что это была она.
Открыв глаза, он увидел ее тревожный, тут же прояснившийся взгляд.
– Все в порядке? – вырвался у девушки вздох облегчения. – Почему ты не предупредил меня, что пойдешь так далеко?
– Сам не знал, – пробормотал Матвей, снова закрывая глаза. – Любопытно стало, смогу ли выдержать такую нагрузку.
– Без подготовки ты мог раствориться…
– Все позади, – перебил Кристину Матвей. – Отдохну немного и поплыву вниз. Если не передумала сопровождать, держись рядом. И молчи!
Кристина пристально посмотрела на заострившееся, потемневшее, с провалившимися глазами – общение с логосом и универсумом явно не прошло для Матвея даром, отняв часть души, – лицо друга и отгородилась от него личным «колоколом отталкивания», чтобы позвать того, кого она считала ответственным за происходящее. Ответа получить не успела, Матвей начал погружение в ортосон.
Падение в прошлое по цепи родовой памяти не вызвало привычных ощущений. Просто был черный провал, короткое забытье, и Матвей осознал себя в теле первопредка, стоящего в цепи таких же гигантов, закованных в сияющие всеми цветами радуги «латы» – хитиновые сегменты тел Инсектов. Цепь окружала исполинское, слепяще белое сооружение в форме пирамиды, ажурные стены которого казались страницами древних манускриптов с иероглифическими письменами, рунами, создающими эффект эстетического совершенства и гармонии. Откуда-то Матвей знал, что пирамида – гнездо-замок ликозидов, разумных тарантулов. Такие замки вообще были большой редкостью, но ценились они перволюдьми не за красоту и величие, а за набитые всякими полезными (и опасными) вещами кладовые. Кланы перволюдей часто воевали между собой за обладание таким гнездом, что в первую очередь и стало главной причиной их уничтожения.
Информация, выуженная Матвеем из логоса, не подвела. Сознание Матвея внедрилось в голову предка в тот момент, когда на его родовой клан, защищавший пирамиду ликозидов, напали воины другого племени, среди которых находился тот, кто начинал мировую линию потомков Германа Довлатовича Рыкова. И Матвей, получивший достоверное знание логоса, без труда узнал его.
Глава рода «Рыковых» в отличие от трехметровых великанов – воинов клана не участвовал в сражении. Он занимал пост советника вождя (вероятно, это послужило печатью, отметившей всю линию его потомков вплоть до Германа Довлатовича) и терялся в его свите, незаметный, небольшого роста (всего два метра) – по сравнению с воинами, одетый в бурый плащ поверх доспехов, превращавший его в немощного на вид, безобидного, никому не опасного старика. Лишь взгляд выдавал в нем существо умное, хитрое и жестокое. Должно быть, он здесь тоже представлял местный Союз Неизвестных, корректирующий реальность по своему разумению. Матвей знал, что Внутренний Круг человечества к этому времени уже существовал.
Матвей оглядел шеренгу солдат, защитников замка ликозидов, своих сородичей, и понял, что замок они не удержат. Силы были слишком неравными: против полусотни стражей – две сотни солдат вражеского клана, половина которых образовывала на шестиногих зверях своеобразную конницу. У защитников тоже были «лошади», но всего с десяток.
План созрел сразу, как только Матвей оценил положение, а выполнение его упрощалось тем, что предок Соболева был здесь не простым солдатом, а «сотником», командиром отделения. Завладев его сознанием, Матвей взял инициативу в свои руки и начал сражение не так, как его представляли обе стороны. Он отдал приказ десятку воинов оседлать «коней» и, не давая противнику возможности опомниться и подготовиться, стремительно атаковал цепь наступавших.
Удар был так стремителен и неожидан, что конница врага не успела на него отреагировать. Отряд Матвея легко пробил строй атакующих, рассеял арбалетчиков, идущих следом и успевших сделать всего один залп, и в мгновение ока взлетел на холм, на вершине которого обосновалась ставка враждебного клана. Лишь после этого пришла в движение «конница», заворачивая к подножию холма, и повернулись лицом к вождю растерявшиеся шеренги переднего «полка». Но было уже поздно. Прорвавшиеся воины Матвея вовсю рубились с охраной вождя, а сам Соболев, вооруженный знаниями многовековых традиций воинских искусств, пробился к его свите, свалил двух «офицеров» и приблизился к предку Рыкова, загородившемуся двумя рослыми воинами и готовому улизнуть с поля боя в подходящий момент.
Одного воина Матвей проткнул копьем со светящимся наконечником, которое легко пробивало любые доспехи. Второго сбил грудью шестинога и затоптал. Однако достать прапрадедушку Германа Довлатовича не успел. Тяжелая холодная тень легла на холм, придавила все живое, заставила отвлечься от боя и напрячь силы, чтобы сбросить с себя путы странного оцепенения.
Матвей глянул вверх и увидел плывущий над холмами колоссальный трехкилометровый черный веер – чудовищное творение акридоидов, существ из вида разумной саранчи. Усеянное стометровыми колючками, гнездо акридоидов представляло собой довольно сложный сросток геометрических форм, образующих веер, создающих впечатление гармонии и совершенства, только эта гармония была гармонией угрозы и несла неизгладимый отпечаток агрессивных устремлений обитателей гнезда.
Все поплыло перед глазами Матвея, он едва не вывалился из седла. С трудом отбил выпад копья предка Рыкова, проявившего вдруг с появлением веера невиданную прыть и смелость. Снова волна искривления побежала по земле, накрыла холм, исказила форму всех объектов, встряхнула всех, кто там сражался. Слабость, охватившая Матвея, едва не погубила его предка. Пока он боролся с неожиданным пси-нападением (это было именно нападение, а не случайное явление), пра-Рыков подобрался ближе и метнул что-то вроде длинного светящегося шипа, пробившего щит Матвея, кирасу и распоровшего плечо. Если бы не рывок шестинога в сторону, шип вонзился бы предку Соболева в горло и, вполне вероятно, прервал бы его мировую линию.
Волна слабости схлынула, кто-то помог ему отбить чужую атаку, зажавшую было волю в тиски. Матвей ответил врагу яростным выпадом такого же четырехгранного шипа (не меч и не шпага, просто заостренная металлическая палка), заставив его кубарем покатиться с холма, направил следом шестинога, но в спину ему вонзились сразу три стрелы со светящимися наконечниками – защитники вождя не дремали, и схватка с пра-Рыковым отошла на второй план. Следовало срочно позаботиться о собственной жизни, явно нуждавшейся в спасении.
Если бы предок Матвея в данной ситуации остался без «водителя»-потомка, он неминуемо бы погиб. Но Матвей не дал ему пасть смертью храбрых, хотя вынужден был сражаться на два фронта: против сородичей клана Рыкова и с чьим-то холодным и беспощадным разумом, занявшим замок акридоидов. Это мог быть и разум уцелевшей семьи разумной саранчи. Матвей не встречался с подобным видом Инсектов ни в одном своем походе в прошлое и возможностей акридоидов не знал, однако после нескольких атак понял, что воюет с кем-то из людей Круга, может быть, даже с иерархом, пси-матрица которого и оккупировала гнездо акридоидов. Спустя некоторое время стало ясно, что бой он проигрывает.