— Стой, черномазый, все равно не уйдешь! — крикнул один. — Опять морда нерусская! Обрыдли вы нам здесь, понятно?
Арам попытался бежать — с троими все равно не сладишь, и кругом ни души, лишь шумит черный парк да орут горластые вороны, птицы-завоевательницы.
Но они успели быстрее и подставили ногу — Арам с разбега полетел на землю и закрыл руками голову — спасти хотя бы ее… Первого удара он даже не почувствовал, но ботинки у парней были здоровенные… Все стало безразлично — и все ушло куда-то далеко-далеко: Женька, родители, профессор Бочкарев… Осталось одно-единственное желание — выжить… Жить любой ценой, чтобы любить, помнить, чувствовать… От асфальта нестерпимо разило бензином. Только бы жить…
— Эй, пацаны, вы чего-то больно увлеклись, мне кажется, — сказал вдруг кто-то очень знакомым голосом.
Арам с трудом оторвал лицо от земли — Валерий стоял напротив, красиво поигрывая кистями рук. Разминался перед битвой.
— Проваливай! — мрачно пробурчал самый здоровый из ревнителей национальной чистоты. — Пока не тронули.
— А чего же не тронуть? — Валерий подошел поближе. — Можно и слегка задеть… Это не возбраняется.
Парни бросили Арама и угрожающе надвинулись на Валерку. Арам сел и стер со щеки кровь.
— Эй, кореша, это дяди-Борин! — крикнул один из бритоголовых и отступил. — Лучше не связывайтесь!
Но два других отмахнулись.
— Напрасно нарываешься! — бросил здоровяк Панину. — Пожалеешь!
— Нет, не напрасно, — усмехнулся Валерка. — А кто там о чем пожалеет… Это выяснится позже. Вопрос крови становится чересчур кровавым. И никогда не надо бежать туда, куда можно просто дойти.
И Арам заметил, как в его узкой длиннопалой руке интеллигента опасно сверкнул тонкий стилет…
Глава 21
Нос они Араму все-таки разбили, пришлось составлять по кусочкам. Валерий сидел в коридоре больницы и терпеливо ждал, когда кончится операция.
Арам велел родителям не звонить — он с ними больше не общается.
— А жить где будешь? — спросил Валерка.
Арам пожал плечами.
Потом его, перебинтованного — бинты немилосердно кровили, — Валерий с великим трудом отвез на машине в Ясенево. Водители ехать отказывались — может, бандиты какие? Вон один уже весь в кровище…
Арама даже стала забавлять эта ситуация. Валерка влил в него приличную дозу коньяка в качестве обезволивающего и успокаивающего, и теперь Араму все было нипочем.
— Подраться с кем-то — еще не мачизм, — заявил он. — А вот сразу после драки небрежно отряхнуться и попросить: «Налейте-ка мне вина!», изящно это вино выпить и улыбнуться — вот это уже мачизм! И все в порядке.
Наконец Валерка психанул и ультимативно объявил очередному бомбиле:
— Мой друг только что из больницы. После операции. Плачу вдвое! Но нам надо домой!
Бомбила нехотя согласился и потом всю дорогу подозрительно поглядывал на пассажиров в зеркало. Арам посмеивался, Валерка злился.
В Ясеневе Светлана и ее хозяйка тотчас хором заголосили, увидев перевязанного Арама.
— Ему лечь надо, — командовал Валерий. — Ты есть хочешь? Тогда только чаю, крепкого… Тебя Светланой зовут? Давай, Света, шевелись!
На сотовый позвонила мать.
— Валерик, Арам опять пропал. Стасе плохо.
— Он со мной, — пробурчал Валерий.
Мать ахнула.
— Как с тобой?
— Да так, не паникуй… А дальше будет еще лучше. Начинается новая жизнь, как в сказке. С другими действующими лицами.
Галина Викторовна не поняла:
— Ты о чем?
— Да все о том же… Мам, скажи честно: ты знала о том, что придумал Виген Арамович? Ну, эта история с Женей и со мной… Чтобы отвадить Арама от Женьки…
Мать молчала.
— Значит, знала… Айрапетова уговорила пойти на это Станислава Владимировна, это ясно… Но ты… Как же ты могла?! Ничего мне не сказала…
— Я не знала, что это коснется именно тебя… — наконец пробормотала мать. — Думала, найдут кого-то другого… А потом… когда узнала… уже не могла…
— Родителей не выбирают, — хмыкнул Валерий. — К несчастью. Чего ж ты дядьку да отца всю жизнь судила? Ладно, дело прошлое… Я заеду за вещами. Ты там сложи мои шмотки. А Айрапетовы пусть сложат вещи Арама.
— Стася не выдержит… — прошептала Галина Викторовна. — Ей не перенести этого… Ты же знаешь, у нее сердце…
— А у нас с Арамом и Женей его, очевидно, нет? — холодно поинтересовался Валерий. — Это прямо научное открытие. Напиши статейку и опубликуй в медицинском журнале. Сразу схлопочешь докторскую. Марк Твен сказал, что кошка, присевшая однажды на горячую плиту, уже никогда больше не сядет на нее. И это хорошо! Но она уже никогда не сядет и на холодную. Тебе все ясно? Синдром обесценивания. Пока!
Сначала они ютились втроем в Ясеневе, пока хозяйка не подыскала им недорогую квартирку неподалеку. Вечерами Арам и Валерий подрабатывали грузчиками в магазине рядом с домом и упорно отказывались брать деньги от родителей.
Плюс к этому Валерка устроился санитаром, а профессор Бочкарев нашел Араму лаборантскую должность на своей кафедре и заставил писать статьи в научный журнал.
— В фашистской Германии проводился анализ крови на происхождение, — печально сказал Петр Александрович после происшествия в парке. — Выбирали только истинных арийцев. Строго по анализу крови! У всех.
— А сам Гитлер? — спросил Арам.
Бочкарев медленно протер очочки:
— Видите ли, фюрер был вне проверки. Непререкаем по определению. Определять национальность по крови — метод фашистов. И глубокую его порочность доказывает хотя бы тот факт, что сейчас у нас уйма людей по анализу крови — абсолютно русские, хотя на самом деле они уже давно не русские, только вот эта кровь… Но кроме нее есть еще душа! Люди когда-то придерживались абсолютно правильного принципа: если ты живешь в России и исповедуешь православие — ты русский. И все! Никакие анализы твоих кровей никого не интересуют.
— Спасибо вам за все… — тихо сказал Арам. — Никогда не думал, что мне так повезет и я встречу такого вот человека… Мне почему-то казалось, что у нас сейчас и людей-то почти не осталось… Вырождение страны… Бандит на бандите…
Профессор улыбнулся:
— Все всегда зависит от людей, а они везде одинаковы, в любых социальных условиях и обстоятельствах. Сволочь всюду сволочь, порядочный — везде такой. И куда он попадет — это детали, мелочи, нечто несущественное. Я в этом уверен. И вы в этом тоже скоро убедитесь. Хотя нельзя представить, что в гестапо мог быть хоть один добряк, но это крайний случай. Говорят о формировании человека средой. Правильно говорят… Однако это лишь составляющая его сути. Все равно каждый — в любой среде — остается индивидуальностью, проявляет свои собственные черты, открывает свои особенности. На какое-то время каждый может подчиниться чужому влиянию, сломаться под давлением ситуации. Но только на время. Если навсегда — значит, он не тот, за кого сначала себя выдавал, не тот, за которого его принимали. Жизнь — не такая уж сложная штука. Просто в ней надо всегда и в любых обстоятельствах оставаться человеком.
— Но это совсем не просто, — возразил Арам. — Если бы это было так легко, мы бы не знали ни войн, ни бед, ни страхов… Ни конфликтов. — Он вспомнил о родителях.
— Ничего, — сказал Бочкарев, словно отвечая мыслям Арама. — Все образуется. Жизнь — она как твой собственный дом, всегда складывается по кирпичикам, которые мы приносим в нее сами. Что уж добудешь… Поэтому следите внимательнее, в оба глаза, что у вас в руках.
— Ошибиться можно, — пробормотал Арам.
— Можно, — кивнул профессор. — И многие ошибаются. Практически все. Без этого не прожить. Только унывать и падать духом от своих промашек не нужно. Осознали, оценили, обдумали свои промахи и просчеты — и дальше… Сделали работу над ошибками, как в школе. Зато в следующий раз будете умнее, так не оплошаете. Помните, мы как-то говорили с вами об эгоизме любви? Существует одна японская легенда. На небе появилась невиданная дотоле звезда, и знаменитый астроном объявил, что ее появление предвещает великое бедствие для семьи одного из двоих главнокомандующих империи — Накаиры или Санегори. Услышав это, Санегори бросился со своим семейством возносить молитвы в храмах и молился непрерывно дни и ночи, а Накаира оставался дома. Священник отправился к нему и удивленно спросил, почему он не посещает храмы и не возносит молитв, как это делает Санегори, чтобы предотвратить бедствие. Накаира ответил: «Звезда предвещает несчастье одному из двух главнокомандующих. Но я уже стар и не могу так хорошо управлять войском, как молодой Санегори. Если я стану молиться о предотвращении несчастья и молитва моя будет услышана, то может погибнуть Санегори, а это — вред для империи. Я хочу сохранить его жизнь, а не свою». Священник был потрясен и сказал, что такой благородный образ мыслей вполне заменяет молитвы в храмах, и, если Будда будет милостив, бедствие не коснется ни Накаиры, ни его семьи.
— И не коснулось? — спросил Арам.
Петр Александрович вновь улыбнулся:
— Легенда об этом умалчивает… Ваш друг — теперь я правильно называю его вашим другом — верно говорит о том, что надо изучать психологию. Вся история народов — сплошная психология. Например, первое покушение на Столыпина сорвалось. Потому что сам Столыпин импровизированно поступил как неплохой психолог. Видя, что к нему бежит мужик с топором в руке, он быстро снял с себя шубу и, крикнув: «Эй, держи!!» — кинул ее мужику. Тот машинально поймал шубу, выронив таким образом топор. Дальше Столыпину оставалось только позвать охрану, и растерянного, не знающего, что теперь делать, и не успевшего опомниться покушавшегося, тупо стоящего с шубой в руках, легко повязали.
Арам засмеялся:
— Кучеряво!
Бочкарев снова протер очочки:
— Я очень люблю сказки Евгения Шварца. Помните, Арам, в его «Золушке» слова короля в финале: «Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу — большой, а сердце — справедливым». Как хорошо сказано… И на века.