ебенку вдруг дать торт — эффект тот же: он не может оторваться. Я тоже не могу. Я даже не понимаю, что мы уже приехали, пока Стас не подхватывает меня и не выносит в коридор, но и тут все просто так не кончается.
До квартиры мы добираемся по стеночке. Знаете, как в кино бывает? Такая страсть, что хоть здесь готов, ведь не можешь отойти и на сантиметр от объекта своего обожания — я вот такая же сейчас. Та самая девчонка, которая целуется с мужчиной, пока идет, пока он достает ключи, пока пытается попасть в замок. И это так круто — я просто в восторге. Опять: со мной такого никогда не было. С Сашей даже не было. С ним как-то изначально спокойно и все тут. Я его любила, я его уважала, и была у нас страсть, но если снова вспомнить ту самую шкалу Рихтера, скорее на пятерку, то есть больше спокойная гавань. Здесь же шторм. Он настолько всеобъемлющий, что у меня уже болят губы, но я продолжаю. Вишу у него на шее, целую, а сама вдруг тихо смеюсь — Стас уже минут десять не может попасть в щелку.
- Может тебе помочь?
- Замолчи, женщина, - рычит, но скорее шутливо, и я улыбаюсь шире.
- Давай я отойду?
Нет. Этот вариант ему не нравится — Стас теснее прижимает меня к себе, а сам одним глазом смотрит на то, что делают его руки. Я это когда замечаю, уже не могу сдержаться и смеюсь в голос — дурак ты, Давыдов. Кладу руку ему на грудь и слегка отталкиваю, смотрю пару мгновений в глаза и шепчу.
- Я не сбегу.
Почему я это говорю? Сама не знаю, но он словно этого очень боится, а я не хочу, чтобы он боялся. Хочу его успокоить, поэтому мягко забираю ключи, продолжая смотреть в глаза. Он сдается не сразу, но сдается, и тогда я поворачиваюсь, чтобы открыть дверь. Чужой квартиры. На секундочку, это ведь так и есть, а я словно забываю, что вообще здесь в первый раз. Даже на миг мне кажется, что вот сейчас он снова все испортит, когда что-то ляпнет о моих мнимых мотивах, но нет. Такая буря обходит нас стороной и слава богу: сегодня с меня драмы хватит, я хочу другого.
Поэтому снова ныряю в омут, но, как и все любители дайвинга, делаю это осознанно и с головой, то есть с четким понимаем: это мой выбор, а не как-то иначе, что важно. Для меня это важно.
Наконец мы переступаем порог его квартиры, а когда он захлопывает дверь ногой, то рушит окончательно любые рамки. Я не успеваю ничего рассмотреть, да и неважно это по большому счету — я скучала. Вот так резко понимаю, что скучала по нему, поэтому помогаю себя раздеть, чтобы он не порвал на этот раз казенную одежду. Все равно рвет, и нет, я не злюсь — мне это снова нравится. Как буду оправдываться перед Леной, придумаю завтра, но сейчас важнее он.
Его чертова, черная форма, которая все это время мозолила мне глаза…Ох, наконец я могу ее с него содрать и сдираю. Золотые пуговицы летят на темную плитку, и их отдаленные стуки, как маленькие гвоздики в гроб моего спокойствия — все. Попалась, Марина. Нет больше причин отказать себе в удовольствии быть рядом с ним, а мне ведь страшно было. Если совсем честно, когда я узнала о жене, с какой-то стороны это было почти «СЛАВА БОГУ». Потому что страшно это быть рядом с таким мужчиной, который способен так сильно и так быстро зажечь тебя.
«Когда он уйдет, после оставит за собой один выжженный лес…» - мысль пробегала тогда, и сейчас пробегает, поэтому вдруг я его отталкиваю.
Стас тут же считывает меня и не настаивает — он в шаге от меня, тяжело дышит, и, пусть я его не вижу, но смотрит на меня — это я хорошо чувствую. Жаром ведь кожу опыляет и мурашки вон бегут по спине…
Молчим пару мгновений. Что я хотела? Ах да. Поговорить. Точно. По-го-во-рить. Да. Ой, плевать! Притягиваю его обратно резким рывком,
Знаю, это неразумно. Знаю, что поступаю опрометчиво, но…Черт, он так потрясающе целуется…Простите меня все, кто предпочитает опираться на логику, а чувства считает обузой. Простите, кто не понимает страсти, а точнее тому, как ты ей поддаешься. Простите все моралисты и моралфаки — простите все. Я не могу и не хочу — я улетаю.
Стас резко поднимает меня на руки и подсаживает так, чтобы я куда-то села. Наверно тумбочка? Наверно да. Следом звучит звон. Я тут же сжимаюсь и отгибаю уголки губ вниз, а потом смотрю на него в темноте и шепчу.
- Черт, прости…
- Мне плевать на все. Поцелуй меня, малышка…
И я целую. Черт, ну что же я делаю? Я же хотела с ним поговорить…Я ведь правда хотела. Мне интересно узнать о его жизни, о нем, про его…развод. Чертов развод. Конечно, эта тема меня сильно волнует! Но это сексуальное напряжение превращает меня в животное, чтоб его…Поэтому я прижимаю его к себе ногами, позволяю стянуть с себя кофточку, за ней юбку, а дальше и белье.
Стасу много времени на это не нужно. Наверно, опыт большой? Наверно он часто стягивал с девчонок одежду, а эту самую форму? Сколько раз он раздевал кого, кто тоже ее носил? О, вот оно — здравствуй паранойя и все мои страхи. Сижу голой задницей, мужчина передо мной, которого я так дико хочу одевает презерватив, а Марина опомнилась — красота.
«Просто он тебя не касается, вот и прорезалась твоя дурость…» - и сидеть тут совсем неудобно, а сексом заниматься каково?
- Подожди!
Я так громко и так резко выпаливаю, что пугаю Стаса, за чем следует характерный такой шлепок. О, черт…Прикладываю руки к лицу, чтобы не заржать в голос, но слышу его «ау-у-у…», и не сдерживаюсь. Черт-черт-черт! Это самый ужасный и странный секс, простите, его попытка, во всей истории всех попыток с кем-то переспать?! Надеюсь нет…
- Марина, твою мать!
- Прости…прости, пожалуйста, тебе очень больно?
- По твоему смеху я слышу, как тебе жаль.
Я не могу сдержаться — нет, это выше моих сил. Смеюсь тихо, в кулачок, но достаточно явно, чтобы это поняли все присутствующие: я, он и его ко всему готовый товарищ. Красота просто. Но знаете? В этом курьере есть свои плюсы — я могу начать думать, а не просто чувствовать. Для себя неожиданно отмечаю, что этот факт меня огорчает, но опять же: «так-будет-правильно» работает лучше любых условных рефлексов, поэтому я шепчу.
- Мы можем…поговорить?
- Поговорить? - комично вопрошает слегка «повышенным» голосом, но потом выдыхает и сам издает смешок, - Вот прямо сейчас ты захотела поговорить?
- Прости…я просто…
Договорить я не могу. И нет, не потому что пугаюсь его реакции и и не потому что он психует — просто не могу. Мне сказать нечего. Для меня все это настолько ново, что я, клянусь, не знаю, как описать все свои чувства? Я в них теряюсь. Их действительно слишком много, чтобы иметь возможность сосредоточиться хотя бы на одном. Стас то ли это понимает, то ли просто принимает мои условия, вздыхает и отходит куда-то, потом возвращается и передает мне плед.
- Возьми и иди в гостиную. Прямо.
- А свет…
- Сейчас включу, - явдовито-саркастично замечает, намекая на неоднозначное свое положение, чем снова заставляет меня глупо хихикать.
Вот так я оказываюсь на его диване и в его гостиной по нос закутанная в меховой, коричневый плед. Свет уже горит, он мягкий, а я сама могу полюбопытствовать обстановкой.
Она меня удивляет. Я почему-то ожидала чего-то более брутального или хотя бы беспорядка, но нет. Здесь все очень красиво и…спокойно даже. Говорят, знаете, что наш дом нас самих характеризует, и оно понятно: дома мы, как в собственном убежище, храним дорогие сердцу вещи, создаем атмосферу, которая нам самим нравится, как мы сами того хотим. У Стаса тепло. Не в плане температуры, а в плане…просто тепло. Стены приятного, кофейного оттенка, на полу карамельный ламинат. Огромный, мягкий диван, куда влезет вся кухня при желании, еще и пара человек из зала. Такой же огромный телек на стене, под которым есть полка с книгами. Я отсюда вижу, что это в основном что-то о кулинарии, но также есть и художественные произведения, при том не современные. Достоевский, Дюма...классика, одним словом. Еще рамки с фотографиями…Их всего три, на самом деле: на одной он в белом таком костюме, совсем молодой и с огромным, золотым кубком, на другой в кругу семьи. Там я сразу узнаю совсем маленького Юру, а по середине женщину, на которую они оба очень похожи — их мать. Обнимает их седовласый мужчина, отец? И третья фотокарточка — это очень красивая девочка в розовом платье. Она смеется, показывая ямочки, у нее вьющиеся волосики и темные, как у отца, глаза — это его дочка.
Кстати о ней. Ее присутствие очевидно по игрушкам, которые аккуратно сложены в коробки, задвинутые на самой нижней полке — это, видимо, чтобы она смогла достать, когда здесь бывает. Интересно, она часто здесь бывает? Вон и стульчик есть. Розовый такой, с мишкой. Я его вижу, потому что кухня тут совмещена с гостиной, а на кухне этой идеальный порядок. Ну оно и понятно: Стас повар, для него это не просто «место», это его жизнь. Он и на моей убирался, мне тогда даже показалось, что я сейчас выговор отхвачу за то, что у меня там был легкий беспорядок — так смотрел, ну точно декан из моего универа…
Снова глупо хихикаю, и потом только до меня доходит, что он уже здесь. Стоит, прижавшись плечом к стене, смотрит на меня. Не злится, что важно. Так, слегка раздосадован только…но я кутаюсь в плед, чтобы скрыть улыбку, и шепчу.
- Злишься?
- Нет, - спокойно и сразу отвечает, слегка пожав плечами, - Я ведь знаю, что отомщу.
- Как?
- Собирался дать тебе футболку, а теперь передумал. Сиди голая за такой облом.
- Серьезно?! - какая ужасная месть, я притворно округляю глаза, а он отрывается от своего места и идет на кухню.
- Серьезно. Будешь что-нибудь?
- Это нечестно! Ты то вон одетый!
Ну…одетый — это очень громко сказано. Его черная рубашка «шеф-повар» висит на нем, оголяя ровные линии пресса, который итак здорово меня отвлекает. Зачем только ляпнула? Он ведь усмехается и снимает даже такую слабую защиту, чтобы теперь я видела все без преград. Черт…