– А он мной…
– Да, он вами прикрываться, как живым щитом стал. Я был в шоке, но всё-таки думал в тот момент: сейчас Лара посмотрит на него и разочаруется, какой он ублюдок. Но этого не произошло. В итоге единственный человек, кто гордо поднял голову в этой ситуации – вы! В тот момент я в очередной раз убедился: вы удивительная!
Воронов говорит всё это, но затем осекается и замолкает. Его слова звучат как комплимент, и я невольно опускаю глаза.
– Как же получилось так, что вы вырастили такого монстра? – срывается с моих губ.
– Я тоже живу в первый раз, как все люди. И тоже совершал ошибки. Наверное, это расплата. Ну и деньги. Много денег. Они плохо повлияли на неё. Лариса долгое время не жила со мной. Её воспитывала мать, а она, как вы сами поняли – характера по отношению к Ларисе не имеет. Да она, в принципе, вообще характера не имеет. Мы были молоды… – замолкает. – Ну ладно, думаю, для начала достаточно. А то как -то совсем слезливо получается. Плюс эту информацию теперь вам переварить надо. Видели бы свои удивлённые глаза! – возвращается «искусственный» Воронов.
Киваю. Я согласна. Мне всё это надо переварить.
– Давайте теперь про ваш интерес, если вы решитесь на помощь мне. Я готов отдать вам многое за то, чтобы они расстались, и чтобы вы помогли мне. Говорите!
– Хорошо, – делаю глубокий вдох.
Ситуация, конечно, за гранью, и я совершенно точно не планировала узнать такое о его семье. Но раз уж я решила, что попрошу взамен за возвращение его блудной дочери, отступать не вижу смысла.
Была не была…
– Говорите, не стесняйтесь. Сколько вы хотите денег?
– Я хочу не денег.
– А чего? – не понимает меня пока.
– Я помогу вам в вашем вопросе, а вы взамен подарите мне клинику.
Замечаю, как Воронов замирает в удивлении, и теряет дар речи после моих слов. Его лицо выражает шок, и я вижу, как он пытается осмыслить то, что только что услышал.
Глава 22.
Глава 22.
– Всю? – практически давится словами, услышав такое предложение. – Вы хотите всю клинику?!
Его голос звучит хрипло, будто в горле застрял ком. Глаза расширяются в удивлении, руки непроизвольно сжимаются в замок, словно так он закрываются теперь от меня.
– Да. Хотелось бы сказать «Да, всю», – мой ответ звучит холодно и чётко, без каких-либо колебаний, – но я понимаю, что это слишком, и не буду наглеть. Особенно в свете событий, о которых я узнала, что вы всё это делаете ради девочки. Моя доля там уже есть автоматом. И вы преподнесёте мне ещё одну в качестве щедрого дара. И того получается половина. Но только я прошу вас в дар вашу долю, не моего мужа. Потому что его доля пока сомнительна. Зачем я буду переживать из-за этого? Для любых последующих действий у меня должны быть гарантии. Сами понимаете.
– Понимаю, – кивает. И теперь уже серьёзен.
– Уговорите жену дать согласие на дарение мне вашей части. Объясните ей, что к чему, и если ей дорого будущее собственной дочери…
– Вы… серьёзно всё это говорите? Не шутите? – уточняет на всякий случай. – Давайте лучше деньгами?
Его взгляд впивается в моё лицо, сканируя, ища хоть намёк на шутку, на игру.
Может, он ждёт, что я вдруг рассмеюсь, подскочу и скажу: "Да ладно, я пошутила!", но, естественно, я не шутила. Какие уж тут шутки, когда ставки так высоки.
Воронов сидит ошарашенный, он явно не ожидал такого поворота.
Возможно, даже сейчас, в эту самую секунду, он проклинает тот момент, когда решил связаться со мной и начать откровенничать о своей сложной ситуации.
Но как бы оно ни было – менять что-либо поздно.
– Естественно. Абсолютно. Мне не до шуток уже со вчерашнего дня. Вся моя жизнь перевернулась вверх дном. И ваша дочь тому в том числе причина.
– Ну не она, так кто-то другая.
– Вы хотите поговорить сейчас об этом?
– Нет, мне достаточно разговоров.
Внутри всё сжимается, сердце бьётся так громко, что, кажется, он может его услышать. Но я не дрогну и предложение своё не поменяю.
Он смотрит на меня и молчит. Я тоже молчу. Мы просто сидим и сверлим друг на друга взглядом, не говоря ни слова.
Не хочу казаться ему неуверенной в своём требовании. Медленно расправляю плечи, вспоминаю, как держатся те, кто никогда не сомневается.
Подбородок чуть выше, взгляд – холодный, прямой. Спина ровная, будто стальной стержень проходит через мой позвоночник.
Чуть приподняв нос, выражаю глазами безапелляционность своего выбора и предложения. И Воронов, видимо, это замечает.
– Да-а-а… Дорого мне обойдётся моя откровенность… – продолжает.
– За всё в этой жизни надо платить.
В душе мне стыдно торговаться при таких условиях, когда на кону счастье ребёнка, но, с другой стороны, я тоже в безвыходном положении. Да и, в конце концов, не так уж много я требую, чтобы он получил взамен того, чего хочет.
Мне тоже нужны гарантии, особенно если учесть, что война с Беловым у меня продолжится.
Я, конечно, не уверена, что Воронов совершает правильные действия в отношении дочери, потому что любить заставить невозможно. Но раз он так решил, что хочет с моей помощью что-то заставить её осознать, – значит, пусть платит за это.
Я ничего ему не должна, в конце концов. Я не воспитатель, не учитель, не надзиратель, чтобы без серьёзного интереса сражаться с похотливой парочкой и впускать их в свой дом, если придут снова.
Кстати, а это основной вопрос после вопроса с ценой за битву.
Если Александр Николаевич согласится, – это уже очень большая победа для меня в той ситуации, в которой я нахожусь сегодня.
– Ну что? Как? Готовы заплатить такую цену? Если согласитесь, естественно, это будет не на уровне «поболтали – разошлись», а нам надо будет подумать, как оформить всё так, чтобы я не боялась, что вы меня обманете, – продолжаю, пока он сидит в шоке.
Говорю твёрдо, но внутри меня самой на самом деле всё сжимается от напряжения.
– Я не имею привычки кидать людей, – резко обрубает, и, наверное, да, я сказала это зря. Такие, как Воронов действительно не обманывают.
– Ну вы как бизнесмен сами должны понимать: смысл мне вкладывать душу, если не будет какого-то такого интереса, за который буду биться до последнего?
– Логично, – неожиданно соглашается он. – Ну что же… Да, готов.
Замираю, растерянно глядя на него. Признаться, я шла ва-банк, потому что мне особо и терять-то нечего. Ничего не осталось из-за предательства и слабостей моего мужа. Но никак не могла подумать, что он с такой лёгкостью согласится.
– В чём подвох? Слишком просто!
– А вы думали, я торговаться с вами начну? Нет подвоха, – он пожимает плечами, и в его голосе звучит искренность. – Если вы ещё так и не поняли, масштаб нашей сделки велик для меня. На кону счастье моей внучки. Это дочь я потерял, а у внучки будущее впереди. Я обязан сделать его счастливым. Если хотите, это моя отработка, бумеранг, как модно сейчас говорить в обществе. Кроме того, если говорить про клинику, во что она превратится, если управленца нормального здесь не будет? Вы же уйдёте из неё, если я вам откажу.
– Ну, естественно!
– Про оформление… надо думать. Хм… – трёт подбородок. – А губа у вас не дура… Хорошо хоть решили не всё отобрать. Но у меня взаимное условие есть.
– Не много ли условий?!
– Нет, в самый раз. Мне надо, чтобы вы продолжили работать здесь хотя бы год. Я увеличу вам зарплату как стимул к труду в таких кабальных условиях, где рядом будет ваш муж и моя дочь.
– Я планирую её уволить, сразу говорю!
– Если найдёте за что, я не против, – отмахивается, – учить так учить!
– Я останусь.
– Ещё…
– Ух, даже страшно! Горшочек не вари!
Воронов улыбается.
– Запишите себе здесь, – приставляет к своему виску палец, – мы с вами не враги. Прошу забыть всё то, что я вам плохого говорил. У меня к вам нет ни одной претензии. Нам с вами ругаться нельзя.
– Помню, помню, мы в одной лодке.
В свете таких событий у меня тоже к нему претензий становится всё меньше и меньше. Главное, чтобы он сдержал своё слово.
Надо признаться, у меня сегодня неожиданно отличный день даже несмотря на тот сюрприз, что подкинул мне Белов! Неожиданные и непредсказуемые результаты! И какие масштабные!
Когда я говорила ему, что я хочу, была уверена: он разозлится. Но, на удивление, нет, Воронов спокоен.
– Надо только подумать, как и где вы будете жить. Давайте я сниму вам квартиру, им снимать не согласен. Если Белов приведёт её снова в ваш дом, вы сделаете вид, что сдались и готовы уйти сама. Но поставите условие, что будете приходить тогда, когда вам захочется или будет нужно! Так сказать, проверять обстановку.
– Такой вариант, признаться, для меня не очень хорош. Надо думать, – теперь озадаченно тру виски я. – Сегодня я была уверена, что в моём доме их никогда не будет…
– Ну не жить же вам с ними в одной квартире, в конце концов?! – теперь совершенно серьёзно удивляется Воронов.
Улыбаюсь. Хотя, если честно, я пока сама не могу ответить на этот вопрос.
Глава 23.
Глава 23.
Вчера я готова была сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть самодовольной ухмылки Воронова, не стоять с ним рядом, не общаться и не встречаться.
Каждый его взгляд при встрече, каждое слово – всё выводило меня из себя.
Воронов всегда казался мне эдаким циником, который наслаждается своим превосходством и чужими слабостями. Я не раз злилась на него за его улыбку, когда надо бы было быть серьёзным, и не раз удивлялась, как он мгновенно собирался при необходимости.
А сегодня… Сегодня всё перевернулось.
Больше всего, пожалуй, на данный момент в его откровениях о дочери меня поразило, что Воронов не оправдывался, не искал причин, чтобы себя обелить. Он просто говорил: да, я виноват, моя дочь – моя боль, и многое другое, что обычно мужчина никогда не скажет.