Лариса и бутерброды… Здесь сложнее понять, как она согласилась на это. Но голод не тётка, как говорится в народе.
Только с такой едой её задница – орех скоро превратится в тыкву с размером кареты у золушки.
Каждое утро, заходя на кухню, я снова сжимаю кулаки, видя брошенные на столе продукты, но ничего не трогаю. Пусть всё лежит как есть.
Естественно, я всё записываю на видео, в качестве доказательств несоблюдения наших договорённостей. Но не это сейчас важнее.
Мне главное, чтобы она расслабилась. И это действительно происходит.
Как следствие, Лариса снова стала опаздывать на работу.
И теперь я сосредоточена пока только на этом.
Вчера ко мне обратилась сотрудница ресепшена с просьбой назначать Вороновой пациентов попозже, но я запретила это делать. Взамен за ожидание я предложила делать для них приличную скидку на сбор анализов.
Но Лара об этом знать не должна, естественно.
Конечно, пациенты для меня важнее всего, но мне надо всего несколько дней, чтобы уволить её по статье. И поэтому я мысленно, ради их же блага прошу прощения у них за это ожидание.
Игра на рабочем поле началась… Мои помощники по кадровым вопросам теперь оформляют каждое опоздание по всей строгости закона о трудовой дисциплине.
Сегодня я ездила по делам в министерство здравоохранения, а когда в десять часов зашла в клинику, оказалась свидетелем её очередного опоздания.
Лариса влетает в клинику буквально перед моим носом.
– Лариса Александровна, доброе утро, – выходит ей навстречу начальница отдела кадров. – Вы опоздали почти на два часа. Снова. Не в первый раз…
Лариса закатывает глаза.
– Ой, да ладно вам, Наталья Петровна. Пробки. Знаете, что это такое? – разговаривает с ней как с особо тупой.
– Пробки не форс-мажор!
Лариса на слова начальницы отдела кадров лишь резко вскидывает подбородок, глаза горят нескрываемым презрением. Ей совершенно точно не нравится, что с ней спорят.
– Они были и вчера, и позавчера! И все эти дни вы опаздываете! Они будут и завтра, и послезавтра.
Наталья Петровна остаётся невозмутимой, лишь чуть напрягает губы. Железная женщина.
– Пройдёмте в кабинет. Хотите в ваш, хотите, в мой.
– Зачем?
Она спокойным движением протягивает бланк объяснительной:
– Чтобы заполнить это. И подписать, естественно.
Лариса даже не шевелится в ответ, чтобы взять бумагу. Вместо этого её губы растягиваются в язвительной усмешке.
– Вы серьёзно? – в голосе лишь издевательство.
– Абсолютно.
– Наталья Петровна, вы в курсе, что мой отец?
Наталья Петровна в ответ даже бровью не ведёт.
– Естественно, в курсе. Но приказ о дисциплине существует для всех сотрудников без исключения. Пока вы наш сотрудник, вы обязаны соблюдать эту дисциплину.
Лариса замирает на секунду, будто не веря, что ей такое говорят, приравнивая ко всем остальным. Где она и где вся оставшаяся челядь!
– Ох, юмористка! Для всех! – хохочет громко. – Ну ладно, потешьте себя иллюзиями. Посмотрим, как долго вы продержитесь.
Лара ждёт, когда начальник отдела кадров испугается и сдаст свои позиции. Но та стоит и не шевелится даже. Ждёт.
– Да вы бессмертной себя, что ли, ощутили?! Не цените своё рабочее место? – Наталья Петровна молчит и дальше. – Вам очередная бумажулька нужна, чтобы вы за мной серой липучей не ходили, как в прошлый раз? Да без проблем! – резко выхватывает у Натальи Петровны бланк.
Через пару минут она швыряет заполненный лист передо начальницей отдела кадров.
– Довольны? – повышает голос.
Пациенты, входящие в клинику, начинают оборачиваться на Ларису.
– Что здесь происходит? – вмешиваюсь в ситуацию.
– Очередное опоздание. Вот объяснительная, – протягивает мне и почему-то улыбается.
Я бегло смотрю на текст.
«Объяснительная. Я буду приходить на работу, когда посчитаю нужным! Потому что мне так удобнее! И потому что это клиника моего отца, а значит, и моя тоже!».
Лариса с вызовом смотрит на меня, ждёт реакции.
Всё понятно, она считает, что раз клиника принадлежит её отцу практически полностью, она может не бояться за своё будущее, чтобы не творила.
Какое разочарование её ждёт впереди…
– Я могу идти?
– Конечно! Вас пациенты ждут! – киваю спокойно, сдерживая улыбку.
– Вот именно! – фыркает. – Вы с меня бумажки свои трясёте. Но я обещаю: мой отец об этом узнает. И тогда вам не поздоровится! Вылетят все, кто нервы мне мотает! – зло смотрит на меня. – Всё! Исключений не будет!
– Обязательно! – соглашаюсь с ней.
Она резко разворачивается и уходит прочь.
– Вот, посмотрите, что она написала в прошлые дни, – говорит мне Наталья Петровна заходя в мой кабинет.
Начальник отдела кадров достаёт мне из папки объяснительные Ларисы.
«Будильник прозвонил, но я его не услышала, потому что спала».
«Проспала, так как мне снилось, что я уже на работе».
«Не смогла вызвать такси, чтобы приехать на работу. Не рискнула воспользоваться городским транспортом, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу».
«На улице был гололёд. Ждала, пока выйдет солнце и он растает».
– Да, интересно.
– Продолжаем собирать?
– Пару дней и заканчиваем.
Не успеваю договорить с начальницей отдела кадров, как в кабинет заходит Артур. Он сдержанно кивает Наталье Петровне, и та, понимая, что нам надо поговорить, уходит.
– Ты что, решила Ларису с работы выжить? Ты зачем её заставляешь всякие объяснительные писать?!
– Она опаздывает. И к ней относятся как к любому из сотрудников. Нарушила дисциплину, пиши объяснительную.
– А дальше что?
– А дальше увольнение. Что же ещё.
– Как бы не так, – ухмыляется. – Марта, ты осмелела, что ли? С чего?! Откуда столько прыти? Опять тебе про Воронова напоминать и кто он для Ларисы? Твоя задача – руководить...
– Именно это я и делаю, а ты и твоя дура мне мешаете.
– Да, но твоё руководство не должно распространяться на Ларису. Это же ясно как день и ночь! В отношении её персоны всё, что ты должна сделать – это закрыть глаза и уши, не замечая её мелких промахов. Зачем ты постоянно нарываешься? Не боишься последствий?
– Интересно... И от кого в данном случае я должна ждать последствий? Ты заступишься?
Глава 30.
Глава 30.
– Да хоть бы и я! – горд собой. Видимо, вспоминает, как Лару из обезьянника спас. – А если не я, то папаша её.
Не могу сдержать улыбки.
– Прекрати издеваться! – взрывается ответом на неё. – Я думал, мы нормально будем работать, а ты что устраиваешь?!
– Я просто выполняю свою работу. Ты же сам уговаривал меня остаться. Я сделала как ты хотел. Но тебе опять всё не так.
– Да, но ты словно издеваешься надо мной, над Ларой! Я же сказал тебе: надо поработать и потерпеть! Ради нашего счастливого будущего! Твоего! Моего! Неужели это так сложно сделать?! Ларе нужно время, чтобы помириться с отцом, и тогда всё наладится! Но ты упёрлась и только вредишь, вместо того, чтобы способствовать их примирению! Помоги нам!
– Чем?
– Воронов относится к тебе с уважением. Начни… ну не знаю… например, нахваливать её. Рассказывай, какая она молодец. Глядишь, он и растает.
– Ага, разбежалась, – киваю, но он понимает, что это сарказм.
– Тогда не трогай её, забудь про неё. Словно нет её и точка! – кажется, из его ушей сейчас пар повалит, насколько он зол и взбешён.
Он хотел и надеялся видеть во мне союзника для достижения собственных целей, но получил того, кто шаг за шагом ставит ему подножку, при каждом его движении в светлое будущее.
– Так, давай по фактам. Она опаздывает? Опаздывает. А значит, на равных условиях со всеми врачами пишет объяснительные, по какой причине это произошло. Запомни, пока я главный врач этой клиники, у неё нет никаких привилегий здесь. И мне плевать, что ты спишь ты с ней. И на то, кто её отец. Устраивает её, пусть пока работает. Не устраивает, пусть валит отсюда по собственному желанию.
Артур резко поднимает на меня глаза после этих слов.
– Разговор закончен! Недальновидная ты, Марта. Рисков своих не просчитываешь. Я сособственник клиники, и я буду решать, кто свалит, а кто нет!
– Решать ты будешь это вместе со мной, потому что я тоже собственник!
– Да. А кроме нас ещё две части у семьи Вороновых. Если я не против, чтобы она опаздывала, если Воронов молчит, значит, тоже не против. Вникаешь, Марта? – смотрит взглядом победителя. – Чистая математика, где три от четырёх долей на стороне Ларисы. Так что смирись! У неё будут приоритетные условия! И ты ничего не сможешь сделать!
Он злится, но уходит. А я улыбаюсь, вспоминая его разговор о том, что часть у него, часть у Воронова, и часть у меня. Каким сюрпризом для него будет открытие, что теперь как раз ровно половина клиники моя!
Но не успеваю даже помечтать о его растерянном после таких новостей лице, как через несколько минут дверь снова распахивается.
Белов врывается в кабинет так, что дверь с грохотом ударяется о стену.
– Я не понял, это что?! – его голос хрипит в новом возмущении.
– Чего тебе опять не так? – вздыхаю, делая паузу, чтобы подчеркнуть своё раздражение. – Как ты мне надоел…
Он швыряет бумаги на стол передо мной. Листы разлетаются, падая на пол, но он даже не наклоняется поднять.
– Ты видела её трудовой договор?! Мне Лариса его только что принесла.
– Конечно. Я же его подписывала как главный врач.
Мои слова звучат так, будто я объясняю очевидное ребёнку.
– Ты зарплату её видела? Лариса сказала там три копейки!
Я откидываюсь в кресле, скрещиваю руки на груди и не скрываю своего возмущения:
– Когда у нас заработная плата шестьдесят пять тысяч рублей стала тремя копейками? Молодые специалисты за меньшие деньги работают.
– Но не для Ларисы!
– Тогда зачем она согласилась здесь работать, если её не устраивала сумма? – не знаю, почему, но мне стало приносить удовольствие видеть его то гневное, то растерянное лицо.