Но главное – всё это мы собирались делать вместе!
Теперь же... теперь понимаю, как заблуждалась. Это были лишь мои фантазии и ни одной из этих мечт не суждено сбыться.
Он получил своё: клинику, цель, страсть. А я? Что осталось мне?
– Дорогие друзья, мы рады приветствовать вас в нашей клинике! – раздаётся голос мужа, отвлекая меня от моих мыслей.
Аплодисменты. Из-за открытых на проветривание окон всё прекрасно слышно, тем более он говорит в микрофон.
– Благодарим вас за то, что разделяете с нами эту радость в такой важный день! – продолжает и снова аплодисменты. – Как вы знаете, мы потратили больше года на выбор идеального расположения места, строительство этого прекрасного здания, подбор персонала, и, кстати, не просто сотрудников, – делает эффектную паузу для усиления значимости сказанных им слов, – а настоящих профессионалов высочайшего класса! – вновь аплодисменты.
Он продолжает говорить, но его речь звучит настолько примитивно, что становится очевидно: к этому выступлению он не готовился. Да, мы действительно упустили этот момент, не обсудили его. Вероятно, он рассчитывал на меня, а у меня даже мыслей не возникало, что её должна буду говорить я.
Но теперь я рада этому, потому что горькая правда об его измене для меня лучше самой сладкой лжи, где он клялся, что наша семья для него самое главное достижение в жизни.
Пока он выступает, его слова путаются, фразы обрываются, он постоянно делает паузы, будто пытается вспомнить, что хотел сказать или подобрать подходящие слова. Сейчас ему приходится импровизировать, и я чувствую его волнение.
Мне казалось, я знаю своего мужа, умею его "читать". Но ошиблась, главного не разглядела: что он настоящий обманщик и предатель.
Да, всё, что он говорит – чистая правда. И про поиск площадки, и про переживания, и про поиск, кстати, мною, настоящих профессионалов в своей отрасли.
Мы действительно очень старались. Чётко распределили обязанности, и я все эти два года выкладывалась по максимуму, чтобы выполнить свою часть.
Дел было так много тогда, что я буквально валилась с ног от усталости. Каждый вечер, приходя домой, наспех готовила ужин, уделяла мужу немного внимания и мечтала только об одном – поскорее лечь спать.
А мой муж... Он оказался куда энергичнее и активнее во всех смыслах этих слов. Успевал не только заниматься строительством, согласованиями, закупкой оборудования, но и другими, не менее важными делами. Например, изменять мне с дочерью нашего партнёра.
Да, наш пострел везде поспевал...
На ватных ногах выхожу на улицу, где по-прежнему многолюдно. Кто-то хватает меня за руку, поздравляет, восхищается нашей работой. А я лишь автоматически киваю, улыбаюсь натянутой и искусственной улыбкой, благодарю и иду дальше.
Торжественные речи о перспективах клиники закончены, но аплодисменты не стихают. От этого гула начинает болеть голова. Хочется, чтобы всё это поскорее закончилось.
– Наконец-то, Марта Викторовна! Мы вас уже потеряли!
Привычно ласковым тоном обращается ко мне партнёр мужа. Если несколько минут я избегала его компании, то сейчас, выйдя из клиники целенаправленно шла именно к нему.
– Отойдёмте, – прошу. Он кивает, и мы отдаляемся от толпы.
– Что-то случилось? – не успеваю ответить, как он продолжает: – Скажите хоть что-нибудь вы для народа, а то ваш муж, как оказалось, двух слов связать не может. Наверное, волнуется... – ищет оправдания моему неверному супругу. – Но к таким событиям надо готовиться серьёзнее. Здесь же телевидение, журналисты. Материалы пойдут в сеть, а он стоит, мычит! Я бы и то лучше сказал!
Замечаю как Александр Николаевич недоволен им. А уж как я недовольна, и не только речью, не передать!
– Он мычит, потому что растерялся. Я застала его с другой женщиной, – уточняю.
– В смысле? – не понимает Воронов.
– Он изменял мне, когда надо было готовиться к выступлению. И кстати, та, с кем он это делал оказалась ваша дочь.
– Не понял…
Его лицо искажает гримаса недоверия и нескрываемого возмущения.
– Как это он с ней изменял? Что конкретно они там делали?
Его вопрос звучит так, будто он надеется на иное объяснение. Умный мужик, бизнесмен, а задаёт идиотские вопросы. Видимо, тоже в шоке, как и я недавно.
– Они занимались сексом! Мой муж и ваша дочь. Знаете, что это такое? И что из моего слова «измена» вам непонятно?
Глава 3.
Глава 3.
– Что за чушь? – неожиданно рычит на меня Александр Николаевич, его лицо искажено злостью, гневом, возмущением.
– К сожалению...
– Она ваша сотрудница, а не любовница Артура, и моего, кстати, партнёра! – даже закончить не даёт. – Мне кажется, вы, мадам, переволновались, пока готовились к открытию клиники и с кем-то спутали мою дочь. Вас нужно отдохнуть.
Его реакция понятна, и она, вероятно, чревата для меня большим скандалом, но я не собираюсь отступать.
Во мне тоже внутри всё кипит от боли, унижения, предательства, растерянности, возмущения.
– Тише, Саша, тише, – его жена, дёргает его за рукав. – Люди услышат!
Она поворачивается ко мне, и её глаза сверкают в ненависти и злости, как недавно сверкали у её мужа.
– Вы, милочка, совсем что ли чёкнулись!? – теперь она шипит на меня, как змея, готовая кинуться для укуса.
– Прекратите говорить такие вещи! – добавляет он к словам жены.
– Я говорю то, что видела собственными глазами, и не затыкайте мне рот!
Мне плевать, в этот момент, что это мой работодатель. Я пока ещё жена его, как он сам заметил, партнёра в том числе, и тоже имею право на многое по закону. А даже если бы не имела, я никогда не пресмыкалась перед власть имущими независимо от ситуации.
Замечаю, как некоторые присутствующие начинают поглядывать в нашу сторону. Их взгляды полны любопытства, и я понижают тон.
– Я не слепая и не дура. И даже будь я трижды уставшая, вряд ли мои глазам меня подведут.
– Замолчите! – повторяет Воронов повышая голос.
Он хватает меня за локоть и пытается оттащить подальше, где совсем нет людей.
– Что вы себе позволяете? Моя дочь и ваш муж?! Это абсурд! Такого просто не может быть! Он что, самоубийца, а она дура?!
– Очень вероятно, – хныкаю, когда он говорит про них в таком сравнении. – Ну, если я всё придумала, тогда скажите, где она сейчас?
После моих слов он начинает озираться по сторонам, как совсем недавно делала я.
– Как сотрудница, она должна быть здесь и аплодировать успеху отца!
– Мы всё обязательно выясним, но я знаю, что такая как моя дочь никогда не будет с таким как ваш муж. Нахрен ей этот … нищеброд! А вам, Марта Викторовна, придётся перед ней извиниться! И заставлю сделать это прилюдно, при всех сотрудниках этой долбанной клиники! Потому что я никому не позволю порочить её имя, честь и достоинство! – игнорирует мой вопрос.
– А мне и не нужно его порочить, она прекрасно справилась сама. И я не намерена молчать. Если ваша дочь, которая младше его почти на двадцать лет и к тому же моя подчинённая, спокойно ложится в постель с женатым мужчиной, то это говорит, что ни чести, ни достоинства у неё нет. Не находите?
Он смотрит на меня с таким возмущением, будто это я его оскорбила, а не его дочь – меня.
– Урою! – не знаю, к кому относится эта угроза, но мне на данный момент плевать.
– Вы так и не ответили, где ваша дочь, Александр Николаевич? Почему её нет здесь? – настаиваю на ответе.
– Я за ней слежу, она не маленький ребёнок.
Его голос по-прежнему резкий, но я вижу – он совершенно точно расстроен. От прежней улыбки и беззаботности не осталось и следа. Тот, кто несколько минут назад травил шутки, веселился и показывал всем своё превосходство теперь выглядит как грозовой фронт, который с сумасшедшей скоростью движется в нашу сторону.
– Если она не ребёнок, пусть отвечает за свои поступки. Она сбежала, как... мышь, так тихо, что я даже не успела оглянуться.
Александр Николаевич быстрым движением достаёт телефон из кармана брюк и начинает набирать номер. "Дочка" – замечаю, как он нажимает кнопку вызова.
Несколько долгих гудков, кажущихся вечностью, и... звонок сброшен. Но Александр Николаевич человек настойчивый, это я уже поняла. Его улыбка лишь кажется добродушной, но на самом деле это видимость, не более и за ней скрывается холодный расчёт и твёрдость характера. Он добивается всего, что его интересует. А сейчас его интересует обманула я его или нет. Для него, как я неожиданно для себя поняла – это практически дело чести.
– Моего мужа, кстати, тоже уже нет, – замечаю это. – как и она, сбежал, – оглядываясь по сторонам, понимаю, что это так.
Воронов снова набирает дочери. Теперь она, видимо, понимает – разговора не избежать. И наконец отвечает:
– Да, папочка... – я стою рядом и слышимость довольно хорошая.
– Где ты?! – его тон уже совсем не ласковый.
– Я дома! – лжёт она.
Он поворачивается ко мне, и я вижу, как ему неловко от этого разговора. Отходит в сторону.
– Что за враньё?! – повышает голос. – Я видел твою машину! Где ты?!
Она ему что-то отвечает, но теперь её слова для меня недосягаемы.
– Немедленно, – его слова звучат как приказ, – сюда, в кабинет главного врача! Сейчас же! И попробуй не прийти!
Он сбрасывает звонок, опускает лицо и несколько минут стоит молча, не шевелясь. Глаза его закрыты, а дышит он тяжело. Я его просто не узнаю.
– Она придёт, – поворачивается ко мне чуть позднее и говорит тихо, но твёрдо.
– Саша, успокойся! – его жена продолжает пялиться на меня с недоверием. – Надо во всём разобраться. Может, эта... сама что-то придумала про нашу Ларочку.
– Зачем ей это? – недовольно бросает он.
– Ну не знаю… Может, завидует её молодости, красоте, уму…
– Ума у неё нет, не льстите способностям вашей дочери, – кидаю этой дуре в пику. Уж я-точно это знаю, потому что вела её как куратор в ординатуре.