[185], которую левые антисоветские круги считали наследницей свергнутого Временного правительства. О последнем факте Махин рассказывал Стеллецкому, пытаясь объяснить, что он остался эсером и что в эмиграции его следует считать представителем партии эсеров. Б. Стеллецкий на это заметил, что Махин никакой не эсер, а член партии КВД — “Куда ветер дует”. О том, что приключилось с его однокашником[186] дальше, Стеллецкий узнал из рассказов Махина. Тот, единственно, умолчал, что, пока он служил московским “замвоенруком”, Уфимская Директория, то есть ее секретный штаб[187], расценивала его как обычного разведагента, а не как члена штаба, как того хотелось самому Махину»[188]. Думается, подобные наблюдения не соответствовали реальному положению вещей.
9 июня в Уфу прибыл поезд Высшей военной инспекции благоволившего Махину Н.И. Подвойского[189]. Махин же приехал, судя по всему, 16 июня, а уже 18 июня был назначен Подвойским временно исполняющим обязанности начальника Уфимской советской дивизии с возложением на него обязанностей военрука Уфимского губернского комиссариата по военным делам и начальника временного полевого штаба при комиссариате[190]. Это подтверждается и телеграммой Махина командовавшему войсками в районе Уфа — Самара В. Н. Блохину от того же числа: «Согласно приказания наркомвоен товарища Подвойского я сего числа принял командование войсками против чехословаков по линиям Уфа — Самара и Уфа — Челябинск. Военрук Махин»[191].
В приказе № 146 от 17 июня 1918 г. Подвойский писал: «Сегодня я выезжаю в Москву для личного доклада правительству рабочих и крестьян — Совету народных комиссаров — о чехословацком мятеже и соединенном с ним контрреволюционном движении буржуазии и правых социалистических элементов, идущих рядом с нею, которые на своих спинах, прикрываясь лозунгом Учредительного собрания, желают навязать народу вместо власти рабочих и крестьян — власть помещиков и капиталистов, как это и было до Октябрьской революции. Напоминаю, что главная цель капиталистов и помещиков — на спинах социалистов-революционеров ввести самодержавие, о чем пока говорят робкие маневры их, вроде открытия в Самаре памятника Александру II после взятия этого города чехословацкими мятежниками. Вдумайтесь в это, товарищи рабочие и крестьяне, соберите всю силу духа, используйте весь имеющийся у вас запас материальных и технических сил и средств, встаньте как один, создайте стройные боевые единицы, выступите все на защиту чести республики и революции.
Во главе всех сил, действующих на самаро-челябинском направлении, мною оставляется временный полевой штаб, учрежденный моим приказом от 13 июня № 138 при Уфимском губернском комиссариате по военным делам, во главе с прибывшим вчера ночью, по моему вызову из Москвы, товарищем Генерального штаба Махиным, обладающим великим боевым опытом, запасом совершеннейших знаний, и другими опытными военачальниками с прочно установленной боевой репутацией.
Товарищ Махин — военный руководитель Уфимского губернского комиссариата — ни один день не оставался в стороне, когда правительство призывало к созданию вооруженных сил Российской Федеративной Советской Республики.
Тов. Махин и прибывшие с ним его сотрудники, видные военные специалисты, в своей работе по руководству Уфимским губ[ернским] военным комиссариатом, формированием боевых частей и по руководству операциями против чехословаков с честью продолжат многодневную работу Высшей военной инспекции совместно с губернским комиссариатом по военным делам и найдут также всемерную поддержку от Уфимского губернского исполнительного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов и от уездных исполнительных комитетов.
Общее руководство всеми войсками против чехословацких мятежников и восставших урало-оренбургских казаков-богатеев передано Народным комиссариатом по военным делам особо назначенному Военно-революционному военному совету во главе с народным комиссаром [П.А.] Кобозевым.
Правительство рабочих и крестьян и трудящийся люд напрягают все свои силы, чтобы раздавить новый взрыв контрреволюции, застрельщиками которой явились находящиеся на службе и содержании французского буржуазного правительства чехословацкие войска.
Рабочие и крестьянская беднота и на этот раз раздавят мятежников.
Да здравствует Социалистическое Отечество.
Да здравствует Российская Федеративная Советская Республика.
Да здравствует власть рабочих и крестьян и их правительство — Совет Народных Комиссаров!»[192]
Махину было поручено руководство Уфимским губернским военным комиссариатом, формирование пехотной дивизии и руководство боевыми операциями против чехословаков на миасском и кинельском направлениях[193]. По-видимому, зарекомендовав себя способным военруком, Махин через девять дней после первого приказа получил назначение командующим армией.
В июне 1918 г. на Востоке России уже шла широкомасштабная Гражданская война. Еще в конце мая началось восстание против большевиков Чехословацкого корпуса. 13 июня постановлением СНК для руководства операциями против чехословаков был создан Реввоенсовет. Фактически возник Восточный фронт — первый из фронтов Советской России, хотя такое название употреблялось пока редко[194]. Возглавил фронт бывший подполковник М.А. Муравьев. В состав РВС вошли: П.А. Кобозев (председатель), М.А. Муравьев, К.А. Мехоношин и Г.И. Благонравов[195]. Еще до прибытия на фронт Муравьев распорядился о создании армейских штабов с привлечением бывших офицеров Генерального штаба. В войсках, в том числе вследствие боевой обстановки, происходил переход от отрядов к полкам, дивизиям и армиям[196].
Наряду с другими создавалась и 2-я армия. Приказ о ее создании путем сведения уфимской и оренбургской групп войск был подписан Муравьевым не позднее 22 июня 1918 г. Первым командующим декретом РВС Восточного фронта № 3 назначался В.В. Яковлев[197] (позднее перешел на сторону Комуча[198]), но уже 26 июня на основании декрета РВС Восточного фронта № 8 его сменил Махин, назначенный временно исполняющим должность командующего[199].
На 28 июня армия включала три группы, расположенные в районе Уфы, Златоуста и Оренбурга. Положение Уфы тогда было крайне сложным. Секретарь уфимского губкома РКП(б) Г.Н. Котов вспоминал, что «от центра мы оказались почти оторваны, так как связь наша шла окольным путем по Волго-Бугульминской железной дороге через Ульяновск[200]. Почта и газеты не приходили… Тов. Подвойский приехал в Уфу с большой, крайне серьезной и неотложной задачей: проверить и подготовить наши боевые силы к борьбе с чехословаками и учредиловцами. По ходу событий можно было уже думать, что нам предстоит продолжительная Гражданская война. Необходимо было создавать постоянную регулярную армию, способную не только на партизанские выступления, а на упорную позиционную и, может быть, даже окопную войну; к этому уфимская Красная армия не была приспособлена»[201].
Считается, что в должности командарма Махин пробыл с 26 июня по 3 июля 1918 г. Как уже отмечалось, его назначение состоялось при помощи бывшего прапорщика Н.Н. Мартьянова, в прошлом товарища прокурора Тифлисской судебной палаты, также состоявшего в ПСР[202]. На процессе эсеров в 1922 г. о Мартьянове упомянул член ПСР и один из организаторов военной комиссии ЦК ПСР И.С. Дашевский, показавший, что «одновременно с Махиным было решено послать другого нашего давнишнего военного работника, еще по Петрограду, по фамилии Мартьянова, бывшего в небольшом чине, кажется, в чине прапорщика или подпоручика, имевшего знакомство с Махиным, работавшего по установлению связи и информации. Кажется, он был назначен к Махину именно на должность начальника связи штаба. В частности, мы имели определенное предположение, что именно Мартьянов, известный нам с этой именно стороны как чрезвычайно расторопный, распорядительный и пронырливый работник, сумеет легче и быстрее всего организовать связи Махина с нашими товарищами как по ту, так и по эту сторону фронта… Махин получил назначение, вместе с Мартьяновым отправился на фронт и спустя некоторое время в районе Уфы перешел на сторону Самарского комитета Учредительного собрания. Вместе с ним перешел и Мартьянов»[203].
Приказ о назначении Махина был подписан командующим большевистским Восточным фронтом М.А. Муравьевым[204]. Наличие такого приказа давало возможность советским историкам предложить простое объяснение проникновения Махина на пост командующего посредством протекции другого будущего изменника Муравьева[205].
Авторов подобных схем не смущало, что Махин был эсером, а Муравьев примыкал к партии левых эсеров. В действительности Муравьев в то время был добросовестным советским военачальником и вносил весомый вклад в советское военное строительство[206], тогда как Махин работал по заданию ЦК ПСР.