Махину был дан мандат на право присутствования в штабе Н[ародной] армии в качестве связи с Ком[итетом] У[чредительного] с[обрания], но и этот шаг вызвал решительный протест и вопль со стороны Галкина и “демократического” штаба, и Ком[итет] У[чредительного] с[обрания] вынужден был согласиться на назначение Махина команд[ующим] Вольским фронтом, которое предложил штаб в желании избавиться от “контроля” эсеровского Генштаба.
Махин принял это назначение по постановлению воен[ной] комиссии П.С.-Р., которая нашла нужным его выезд туда для того, чтобы он побывал на фронте, зарекомендовал себя, а сами решились на постепенную, но упорную борьбу в среде членов партии за Махина и его ответственное назначение. С тоской подчинился Махин постановлению и уехал, чтобы больше не являться.
Было еще несколько моментов в жизни Ком[итета] У[чредительного] с[обрания], когда, казалось, левая оказывалась сильнее и мы с ВКВ[239] уже предвкушали отставку Галкина и назначение Махина, но в этот момент все дело портили… и Махин продолжал оставаться в немилости»[240].
Иное объяснение дается в материалах опроса бывшего управляющего военным ведомством Комуча Н.А. Галкина, проводившегося в 1936 г. советскими историками. Галкин отмечал, что «крупных офицеров-эсеров в Самаре не было за исключением Махина, командовавшего Сызранским фронтом»[241]. На вопрос, почему управляющим военным ведомством Комуча не стал Махин, Галкин ответил: «Прежде всего, потому, что, как уже указывалось в стенограмме, нельзя было при тогдашних настроениях офицерства поставить во главе военного ведомства эсера. Это повлекло бы за собой массовый переход офицерского состава в Сибирь. Офицерский состав называл эсеров говорунами и был убежден, что без контроля беспартийного военного руководителя все кончится крахом. В доказательство этого положения во всех своих выступлениях по этому поводу офицерство ссылалось на пример “керенщины”. Это обстоятельство побудило эсеров отказаться вообще от назначения кого-либо из эсеров во главе военного ведомства, а также от принятия автора[242] в партию, ибо вступление в партию грозило срывом популярности среди командного состава. Помимо этих положений в отношении Махина в среде офицерства не могли ему простить и понять его двурушническую политику и измену, хотя бы в то время и врагам, говоря, что “он может изменить и еще раз”»[243].
Этому же вопросу в своем докладе ЦК партии эсеров от 29 апреля 1919 г. уделил внимание и член ЦК М.А. Веденяпин, высказавший иное мнение: «Комитет назначил командующим Южной армией лучшего офицера Генерального штаба, Махина и известил товарищей в Советской России о предстоящем наступлении. Из военных был один человек — подполковник Махин, который должен бы быть во главе военного ведомства. Махин, перед тем как попасть в Самару, был в Уфе начальником штаба у большевиков; это сильно мешало дать ему сразу надлежащий пост; [В.И.] Лебедев, [Б.К.] Фортунатов и весь военный штаб отказывались сотрудничать с Махиным, как с лицом, бывшим на службе у большевиков. Только после того как на страницах партийного органа я официально заявил о том, что Махин был командирован в Уфимский штаб, удалось Махина назначить на Южный фронт командующим. К товарищам в Советской России не раз обращались с просьбой прислать нам военных специалистов, но из России к нам прибыл только Лебедев и “возрожденец”[244] ген[ерал] [В.Г.] Болдырев»[245].
В этой цитате любопытно позднейшее признание Веденяпина в том, что его газетные публикации в июле 1918 г. позволили добиться для вчерашнего военспеца и советского командарма Махина назначения на ответственный пост командующего одной из групп войск Народной армии. Правда, Веденяпин, по-видимому, рассчитывал на более высокое назначение для Махина с тем, чтобы иметь собственного выдвиженца во главе всей Народной армии или военного ведомства Комуча, но добиться своего не смог.
Сейчас уже затруднительно определить, что именно сыграло решающую роль при назначении Махина — его принадлежность к партии эсеров, служба на ответственном посту в Красной армии или же протекция Веденяпина. Как бы то ни было, потенциал Махина для эсеров был явно выше полученного им назначения.
Итак, Махин, перейдя к своим, оказался встречен со значительной долей недоверия[246]. Однако уже через несколько дней он влился в работу по укреплению Народной армии Комуча, причем не только военную, но и политическую. Так, в период с 8 по 11 июля он участвовал в работе Самарского уездного крестьянского съезда, пытаясь убедить крестьян дать новобранцев в армию[247].
14 июля 1918 г. Народной армией был занят Хвалынск, на следующий день там был образован штаб формирования частей Народной армии. Махин, согласно приказу Главного штаба Народной армии № 19 от 21 июля 1918 г. и приказу войскам Народной армии № 19 от 23 июля 1918 г., получил назначение начальником частей Народной армии, формируемых в Хвалынском районе (с 17 июля 1918 г.), с подчинением начальнику Сызранского района полковнику А.С. Бакичу[248]. При этом группа Махина имела самостоятельное значение. Начальником штаба Махина стал капитан М.Н. Руссет. Кроме того, Махин стал начальником гарнизона Хвалынска. К 15 августа 1918 г. в распоряжении Махина имелись, помимо 7-го Хвалынского и 8-го Вольского стрелковых полков, Хвалынская добровольческая дружина и Вольский отдельный конный дивизион[249]. Состав войск района периодически менялся — прикомандировывались мелкие подразделения из Сызрани и Самары.
Войска Бакича составляли Центральную группу войск Народной армии, севернее действовал капитан А.П. Степанов, южнее — подполковник Ф.Е. Махин. Общая численность войск составляла 6,5 тысяч штыков, 3,3 тысячи сабель, 150 пулеметов и 35–40 орудий[250]. Таким образом, несмотря на изначальное недоверие, Махин сравнительно быстро получил высокий пост в армии.
В отличие от многих старших офицеров, участвовавших в борьбе с большевиками, Махин по своим политическим взглядам был убежденным противником монархии, по этой причине в Народной армии Комуча он пришелся ко двору. Тезисно политическая позиция Махина изложена в его записке «О ближайших задачах, стоящих на очереди в связи с возобновлением войны с Германией», составленной для Комуча 17 июля 1918 г. в Самаре, и состояла из трех пунктов: 1) подъем народных масс на борьбу при опоре на рабочих и крестьян; 2) единственно возможный лозунг — «Земля и Воля, независимая демократическая Россия»; 3) борьба с большевиками[251]. Все эти положения соответствовали политической программе ПСР.
В докладе шла речь о восстановлении Восточного фронта против германцев, что могло бы сыграть решающую роль в разгроме Германии и сочеталось с распространенной в то время среди офицерства патриотической позицией о необходимости возобновления борьбы против Центральных держав. При этом мало говорилось о ближайших задачах, стоявших перед Народной армией. Махин предлагал отказаться от добровольческого принципа комплектования армии, оборудовать тыловую базу (Екатеринбург — Челябинск — Оренбург), создать штаб командующего действующей армией. Ближайшей оперативной задачей Махин считал выход на линию река Ока — река Цна — Царицын. Махин наметил четыре района сосредоточения армии: Вятка — Пермь — Сарапул; Казань — Самара — Уфа — Оренбург; Саратов — Царицын — Уральск; Астрахань. Важной составляющей своего плана Махин считал подготовку народных восстаний и партизанских действий в тылу красных, а также установление тесной связи с антибольшевистскими организациями на Дону, Кавказе и Украине. По мнению Махина, на Востоке России можно было развернуть 42 дивизии[252], что, однако, было явным преувеличением. Кроме того, избыточные надежды он возлагал на помощь союзников.
Махин должен был, действуя от Сызрани и Хвалынска вдоль Волги, овладеть Вольском. Хвалынск имел исключительное значение как база для новых формирований и операций на Саратов и Николаевск. Махин действовал практически без помощи чехов, причем, по мнению одного из мемуаристов, «лишь его способностями и мужеством можно объяснить те результаты, которых он достигал при этом»[253]. У Хвалынска Махин сосредоточил свои главные силы (около 3000 человек, по другим данным, на 16 августа 1918 г. в Народной армии Хвалынского района числилось 295 офицеров и 2118 солдат и добровольцев[254]) и затем перешел в наступление.
В боях 21–23 июля войска Махина отбросили красных от Хвалынска, после чего появилась возможность высадить десант на левом берегу Волги, что и было сделано[255]. Сбив противника, Махин двинул свой отряд на Вольск. Расстояние между двумя городами составляло около 70 верст. Левый фланг народоармейцев прикрывала речная флотилия.
26 июля Махин получил благодарность Комуча за победу 24 июля на хвалынском направлении: «Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания искренно приветствует Вас и в Вашем лице вверенные Вам доблестные войска Народной армии за одержанную 24 сего июля победу [на] Хвалынском направлении, за геройство и самоотверженное исполнение своего долга перед Родиной и выражает Вам свою благодарность и уважение»