[284]. Старшинство в чине было установлено с 8 августа, т. е. со дня боя под Левенкой. Тогда же персональными приказами в следующие чины произвели и других видных военных деятелей Комуча: Н.А. Галкина, В.О. Каппеля, В.И.Лебедева, Б.К.Фортунатова.
По данным к 26 августа 1918 г. в Народной армии Хвалынского района (Хвалынской группе Народной армии) числилось 329 офицеров, 10 врачей, 10 военных чиновников, 109 унтер-офицеров, 1282 добровольца, 1790 военнообязанных при 631 лошади[285]. Таким образом, боевой состав войск Махина был равен 3510 бойцам. В подчинении Махина находились 7-й Хвалынский и 8-й Вольский стрелковые полки 2-й стрелковой дивизии, 4-я батарея 1-й артиллерийской бригады, 5-я и 6-я батареи 2-й стрелковой артиллерийской бригады, конный дивизион 2-го Сызранского кавалерийского полка.
Однако инициатива уже переходила к красным. Наступление Махина застопорилось под Николаевском, которым его отряд овладел на один день 20 августа[286]. Уже утром 21 августа в город вошли чапаевцы[287]. Войска Народной армии отошли на Хвалынск. В частях вспыхнула эпидемия тифа и малярии.
6 сентября в 18 часов Махин взял Вольск, ворвавшись в город фактически на плечах красных. Была разбита Вольская советская пехотная дивизия (на момент поражения входила в состав 4-й советской армии, 7 сентября передана в 1-ю армию), погибли ее начальник и начальник штаба, в плен попало около 400 человек, вся дивизионная артиллерия (6 орудий), пулеметы и делопроизводство штаба дивизии[288]. Косвенно подтверждает гибель командования дивизии то, что 9 сентября в дивизию был назначен новый начдив И.Н. Гаврилов[289]. Речь шла о созданной незадолго до этого на основе Поволжской группы войск слабой дивизии численностью 1080 человек при 6 орудиях и 9 пулеметах без налаженной дисциплины, с неустойчивым личным составом из мобилизованных и слабым аппаратом управления[290]. Все это не умаляет достоинств Махина как умелого тактика. Наступление красных на Хвалынск было отбито. Махин развивал успех далее. Генерал С. А. Щепихин впоследствии отметил: «Хвалынск и Вольск были трофеями Махина, и Саратов мог считать свою участь предрешенной»[291]. Однако вышло иначе.
9 сентября командующий Поволжским фронтом Народной армии генерал-майор С. Чечек телеграммой поздравил Махина с победой: «Полковнику Махину и его храбрым войскам. Поздравляю от души с новым успехом, которым опять доказали жизненную силу молодой армии. Передайте всем своим сознательным солдатам мою искреннюю благодарность и признательность и весть, что с востока двигаются уже эшелоны братских по оружию народов для подкрепления и смены»[292]. Впрочем, братских эшелонов бойцы Народной армии так и не дождались.
Реальное положение частей Махина было достаточно сложным. Очень ярко проблему нехватки сил демонстрирует телеграмма Махина командующему фронтом и управляющему военным ведомством Комуча от 8 сентября: «Ввиду продвижения войск за Вольск необходимо выделение сил для гарнизонной службы [в] Хвалынске и охраны этапов тыла. Прошу разрешения немедленно развернуть Хвалынскую добровольческую дружину с 79 человек до трехротного состава, мобилизовав граждан города Хвалынска от 25 до 30 лет.
Без этого я принужден буду оттянуть часть сил с фронта, что сильно ослабит боевое положение Вольска»[293]. Когда судьба фронта зависит от наличия нескольких сотен человек подкрепления, это свидетельствует о глубочайшем кризисе военной системы, принятой в Народной армии, и о том, что за несколько месяцев существования Комуча вопрос с пополнениями так и не был возведен в систему, а массовая мобилизация провалилась. При таком положении вещей многое зависело от личных способностей командиров. Результатом усилий Махина, проявившего себя в целом в качестве грамотного и энергичного полевого командира, стала постепенная трансформация повстанческих формирований в боевые части[294]. При этом даже самые выдающиеся личные качества командующего, как и его глубокая убежденность в правоте дела борьбы за Учредительное собрание, не могли привести Народную армию к победе при отсутствии планомерного военного строительства, массовой мобилизации и регулярного пополнения войск.
Служивший в войсках Махина артиллерист Н.Н. Голеевский свидетельствовал: «Несли потери, а резервов никаких не было. Дрались с большевиками, надеясь больше на Провидение свыше… Сдерживать красных не имелось достаточно сил»[295].
По оценке однокашника Махина по академии П.П. Петрова, на решении вопроса развертывания Народной армии негативно сказывалось «отсутствие во главе военного дела опытного, проницательного, энергичного руководителя. Ни работавшие на фронте полковники Каппель и Махин, ни чины штаба — большею частью молодежь, также не были достаточно опытны в разрешении этих вопросов, да кроме того слишком далеко стояли от власти»[296].
Нет ничего удивительного в том, что войска Махина, в течение лета и осени 1918 г. непрерывно находившиеся в боях без смены и пополнений, оказались переутомлены. Доходило до подачи командующему коллективных петиций. Так, 10 сентября 1918 г. казаки 1-й полусотни 1-й сотни и 3-й сотни 2-го Оренбургского казачьего полка обратились к Махину с коллективной докладной (орфография сохранена): «Ввиду непрерывной месячной боевой работы, от которой мы никогда не отказывались и которую мы исполняли так, как толко позволяли наши силы, у нас в полусотни появилось много больных казаков и лошадей; оставшихся здоровых людей настолько мало и они настолко устали, что им одним выполнять боевую работу на одних и тех же лошадях не представляется возможным: посему очень просим Вас, г[осподи]н полковник, заменить нас смено возможно скорее сотней подъесаула [Н.Л.] Чигвинцева, пришедшей нам на смену или другими частями. Казаки вышеупомянутой полусотни»[297]. Это было пока еще мягким предостережением со стороны казаков.
В итоге 12 сентября Махин телеграфировал генералу С. Чечеку, что «беспрестанные бои в течение двух месяцев, особенно тяжелые в последние недели, утомили людей страшно, и даже успешность последней операции не поборола усталости войск вследствие крайней их утомленности.
Занимая слишком растянутый фронт, не имея никаких резервов, части не могли устоять перед давлением противника. Начатая с таким успехом операция могла бы закончиться успешно только при введении свежих частей. В данный момент войска находятся в полном отступлении, и я не имею уверенности, что при данном положении они выполнят задачу по обороне Хвалынска. Только при условии подкрепления свежими частями можно рассчитывать задержаться на хвалынских позициях. Считаю своим долгом о вышеизложенном донести Вам»[298].
Кроме того, в войсках возникали проблемы с дисциплиной. В частности, 7 сентября Махин требовал от командира 7-го стрелкового Хвалынского полка полковника Я.М. Розенбаума прекратить самочинные обыски и аресты жителей и разного рода эксцессы[299].
Непростой была ситуация и с обеспечением войск Махина. В частности, он дважды просил штаб армии прислать автомобиль, так как в ходе Заволжской и Вольской операций приходилось передвигаться в экипаже (по свидетельству очевидца, на тройке[300]), что осложняло управление войсками, а штаб не имел ни железнодорожного, ни водного сообщения с тылом[301]. Телеграф работал безобразно, из Вольска накопилась масса неотправленных телеграмм.
Тогда же, 9 сентября, Махин обратился к председателю Комуча с протестом против возрождения в Народной армии дореволюционных наград, полагая награждение ими в сложившейся обстановке «немного несвоевременным»[302]. Из доводов Махина видны и его политические взгляды в тот период. Свою позицию Махин аргументировал тем, что «эти обычные шаблонные награды, казалось бы, не соответствуют моменту, когда награда дается за исключительную доблесть при сражении за цельность России и за Учредительное собрание.
Было бы самым желательным, если бы совершенно не было установлено наград или же, если это не может быть проведено в армии, то я полагаю, что в настоящее время за доблесть, оказанную в боях в защиту Учредительного собрания, было бы желательно установление особой единой награды, каковая бы резко отличала храброго и доблестного защитники Родины в боях настоящей войны.
Таковой наградой является особая вновь установленная военная медаль, которая должна быть одинаковой как для солдата, так и [для] офицеров, ибо офицеры сражаются в рядах войск Народной армии как ее рядовые бойцы. Награждение ею[303] должно бы производиться с особой тщательностью наиболее отличившихся в бою воинов[304], отдающих все свое мужество, всю жизнь в защиту Учредительного собрания.
Кроме этой особой награды, являлось бы наградой и производство исключительно за боевые заслуги в следующие чины.
Малое же количество наград, которое вытекает из сего, повлекло бы за собой лишь то, что награды сии