3 февраля 1931 г. в секретариате Лиги Наций Махин принимал участие в чрезвычайном заседании совещательного комитета частных беженских организаций для избрания членов административного совета Международного нансеновского присутствия о беженцах[658]. В 1935 г. участие Махина в выборах представителя в эту организацию спровоцировало конфликт. Якобы Махин при голосовании за кандидатуру Я.Л. Рубинштейна назвался представителем русской эмиграции в Югославии. Речь шла о финансировании помощи беженцам и контроле над финансовыми потоками на сотни тысяч франков[659], что и породило конфликт.
В защиту Федора Евдокимовича выступила газета П.Н. Милюкова «Последние новости», однако яростную травлю в отношении Махина практически в каждодневном режиме повели представители газеты «Возрождение», не скрывавшие неприязни к засудившему их Махину.
9 ноября «Возрождение» опубликовало серию протестов против избрания Я.Л. Рубинштейна[660]. 21 ноября вышло открытое письмо председателя Русского комитета в Королевстве Югославия митрополита Антония (Храповицкого) к председателю и генеральному секретарю Международного нансеновского присутствия о беженцах с протестом против притязаний Махина представлять русскую эмиграцию в Югославии[661].
Затем, в номере от 24 ноября 1935 г. был напечатан издевательский фельетон, в котором Махина изобразили полномочным представителем русских эмигрантов в Югославии на общем собрании выборщиков, где он одновременно был председателем, секретарем, делопроизводителем, экспедитором, а также всеми присутствующими: «Председательствовал Махин. Протокол вел секретарь Махин. Среди явившихся на заседание можно было заметить в первом ряду представителей наиболее крупных организаций: полковника Махина, гражданина Махина, господина Махина, пана Махина и синьора Махина. В остальных рядах места заняли делегаты более мелких организаций: кабаллеро Махин, герр Махин, мосье Махин, эффенди Махин»[662].
В номере от 7 декабря Махина обвиняли в самозванстве и всячески поносили: «Махину нужно как-то оправдать свое существование и существование Земгора, оправдать те средства, которые он получает ежемесячно на этот Земгор. В прежние годы г. Махин зазывал эмигрантов в свое учреждение посредством организации всяких курсов и мастерских, но все они успеха не имели и провалились. Потом г. Махин перешел на роль политической свахи свойства весьма тонкого — но и в этом не успел. Теперь он исхлопотал право выдавать беженцам трудовые карточки и, конечно, располагая крупными средствами, может их выдавать бесплатно, завлекая тем к себе эмигрантов и рекламируя свое учреждение»[663]. В номере за 8 декабря печатались протесты против избрания Рубинштейна с очередными обвинениями в адрес Махина как самозванца[664].
Махин принял этот вызов. В ответ он направил в «Возрождение» письмо с опровержением публиковавшихся в газете сведений. Махин пояснил, что при голосовании представлял только свою организацию. В конце его письма газета опубликовала следующий текст: «Назависимо от этого, русская эмиграция в Югославии… (дальнейшая часть фразы, нагло-непристойная, редакцией вычеркнута)»[665]. Однако, судя по этому и последующему редакционному тексту, непристойно повела себя сама редакция. Далее следовал редакционный комментарий прямо противоположного письму Махина характера, сопровождавшийся следующим заявлением: «Мы с удовольствием помещаем письмо г. Махина, который, наконец-то понял, что его молчание совершенно безобразно.
В заключительной части своего письма г. Махин резко отмежевал себя от всей русской эмиграции в Югославии — и слава Богу!»[666]Редакцию «Возрождения», не прекращавшую нападок, почему-то особенно интересовала денежная отчетность Махина.
Несмотря на сложности, в 1930-е гг. Махин продолжал активно работать. Он проявил себя как публицист, автор целого ряда публикаций о вооруженных силах СССР и международном положении. Часть материалов — статьи по военно-политическим вопросам и рецензии — он помещал в собственном журнале, направленность которого постепенно стала более лояльной СССР[667]. Кроме того, Махин посылал корреспонденции в газету «Новое русское слово», печатался и в популярной югославской газете «Политика». Из работ Махина, относящихся к этому периоду, наиболее крупными являются очерки «Военная мощь России», «Стратегическая обстановка на Дальнем Востоке» и «Стратегическое положение современной России», опубликованные в сборниках «Проблемы», издававшихся в Париже[668].
Произведения Махина на военно-политические сюжеты представляют собой серьезные аналитические очерки с многочисленными выкладками, характеристикой экономики, театра военных действий, армии, военной техники, снабжения, планов сторон. В своих работах этого периода Махин давал положительную оценку развитию СССР, что свидетельствует о значительной эволюции его политических взглядов. Неудивительно, что в правых кругах эмиграции Махина считали едва ли не большевистским агентом[669]. Махин же стоял у истоков «Общества для изучения советской культуры».
Еще в 1934 г. Махин писал о неизбежности конфликта между СССР и Японией, критиковал агрессивный японский империализм, отстаивая интересы своей Родины. Война на Дальнем Востоке, по прогнозу Махина, должна была по причине обширности театра военных действий стать маневренной. Небезынтересно, что Красную армию Махин называл русской[670]. В трудах генштабиста содержался анализ важнейших военно-политических исследований тех лет — работ А. А. Свечина, Б.М. Шапошникова, Г. Гудериана и др. На высоком профессиональном уровне Махин рассматривал такие вопросы, как индустриализация, размещение промышленности в СССР, состояние военной техники, авиации, флота. В 1935 г. он спрогнозировал войну СССР с Германией.
При этом Махина нельзя назвать выдающимся военным мыслителем. Его труды в основном были небольшими и носили пропагандистский характер. Тем не менее как оригинальный военно-политический аналитик с самостоятельными наблюдениями и идеями Махин обратил на себя внимание. По-видимому, глубокое изучение происходивших в СССР изменений наряду с распространением фашизма в Европе привело к тому, что Махин из недавнего противника большевиков стал сторонником советского проекта. В отличие от многих военных аналитиков русской эмиграции в преддверии будущей войны Махин возлагал особые надежды на советскую молодежь, которая была, по его мнению, проникнута идеями патриотизма и энтузиазмом в отношении защиты своей страны.
Любопытны суждения Махина в объемном очерке «Военная мощь России», подготовленном в 1935 г. В частности, он писал: «Временное правительство не смогло создать новую армию на началах, вытекавших из новых идей и воплощавших новый дух страны. Результатом этого явилось дальнейшее углубление революции, закончившееся Брест-Литовским договором… Старая Россия прекратила свое существование. Разгоревшаяся гражданская война продолжила дело ее разрушения»[671]. Другие высказывания Махина еще интереснее: «Мы можем, не впадая в преувеличение, сказать, что никогда начиная со времени Петра Великого в нашей стране не придавалось такого значения армии и никогда страна не приносила для нее таких огромных жертв, как в течение протекшего десятилетия»[672]. По мнению Махина, «чудовищные темпы индустриализации. Продиктованы одной лишь необходимостью обеспечить новую вооруженную силу государства всеми средствами современной техники.»[673] Подводя итог, Махин отметил: «На обширных русских границах стоит новый страж, сменивший старую русскую армию с ее двухсотлетней боевой историей. Задача его остается прежняя: защита целости государства и неприкосновенности его границ. Новому стражу суждено, быть может, в недалеком будущем выполнить свою тяжелую задачу перед страной. Все, для кого отечество не пустой звук, в этот решающий судьбу России момент должны чувствовать себя обязанными сделать все, чтобы новый российский страж мог с честью, присущей великой стране, выполнить свой исторический долг»[674]. Подобный вывод находился в полном противоречии с идеями, которые исповедовала основная масса русской военной эмиграции, стремившаяся в предстоящей войне ради свержения большевистской власти поддержать внешнего врага СССР.
Генерал П.С. Махров высоко ценил аналитику Махина о Красной армии. В частности, он вспоминал: «В декабре 1934 года я получил от Вл. Ив. Лебедева, бывшего морского министра при Временном правительстве две брошюры под заглавием: “Оборонческое движение”. Кроме Лебедева, в этих брошюрах были помещены статьи моего друга Ген[ерального] штаба полковника Федора Евдокимовича [Махина]. Оба автора в своих произведениях стояли на патриотической платформе, считая, что при внешней угрозе со стороны японцев нужно забыть враждебность к советской власти, приняться за изучение советской действительности и готовиться вместе с русским народом защищать свою Родину[675]»[676]