[773]. Сложно сказать, насколько такое свидетельство достоверно.
Однако можно предполагать, что новый брак был гражданским. Доказательством тому следующая история о Махине, изложенная его сербским товарищем по оружию В. Зечевичем (впоследствии югославским министром внутренних дел): «Каждый день приносил что-то новое, что-то необычное. Однажды, стоя с Весой Маслешей и Федором Махиным у окна, я услышал на улице песни, музыку и крики. Несколько повозок проехали мимо, и с пением вышла свадебная процессия. Я пошутил: “После войны мы поженимся, хотя у нас есть женщины, но мы устроим свадьбу с повозками и музыкой”. Махин воспринял это всерьез и добавил: “Я не могу, не могу, потому что у меня только одна жена, я не согласен жениться во второй раз”»[774].
Наконец, некая Вера Махина училась в 1941 г. в Русско-сербской женской гимназии в Белграде[775]. Возможно, она имела какое-то отношение к Федору Евдокимовичу.
Удалось установить, что уроженец Чкалова (Оренбурга) Махин Петр Федорович 1900 года рождения принял участие в Великой Отечественной войне. Очевидно, это был сын Ф.Е. Махина. Он был призван в Красную армию 23 февраля 1944 г. Ашхабадским райвоенкоматом, служил гвардии рядовым, телефонистом 3-й батареи 214-го гвардейского гаубичного артиллерийского полка резерва главного командования. 6 апреля 1945 г. он устранил шесть порывов на линии связи под обстрелом противника. За это 8 мая 1945 г. П.Ф. Махин был награжден медалью «За боевые заслуги»[776]. Из этого следует, что сын Махина проживал в городе Ашхабад Туркменской ССР.
По свидетельству сослуживца Ф.Е. Махина генерала П.С. Махрова, «в эмиграции он резко отмежевался от организаций, враждебных Советской России, и стал сотрудничать с Союзом Оборонческого движения, борясь против эмиграции, пораженчески настроенной.
Он любил Россию и болел душой, когда нашей Родине грозила опасность с Востока и с Запада. Он изучал то, что происходило в Сов[етской] России, и написал книгу о Красной армии. Когда грянула война, Федор Евдокимович ушел с патриотами-сербами бороться против гитлеровской армии, сознавая, что одновременно он служит и своей Родине.
Он был счастлив дожить до дня, когда он увидел свое Отечество во славе.
В частной жизни Федор Евдокимович был добрейшей души человеком, а если кого он полюбил, то был ему верным другом до гроба. У него было два сына[777], оставшиеся в СССР, о судьбе которых до последней войны он ничего не знал. Мир праху твоему, мой дорогой друг»[778].
Жизненный путь полковника Махина в высшей степени интересен, парадоксален и противоречив. Оренбургский казак-старообрядец, родившийся в консервативной семье героя, попавшего на каторгу за пьяное буйство. Волевой человек, который, несмотря на каторжное детство и отсутствие образования, поступил в училище и вышел в офицеры. Думающий командир, которому претило участвовать в подавлении крестьянских волнений. Целеустремленный офицер, тянувшийся к знаниям и сумевший окончить академию, несмотря на отчисление. Убежденный сторонник демократии, примкнувший в революцию к партии эсеров и пошедший по заданию ЦК партии в Красную армию для ведения подрывной работы. Красный командарм, оказавший большие услуги своим товарищам по партии и перебежавший затем в антибольшевистский лагерь. Талантливый военачальник, завоевавший доверие своих бойцов и ставший для них настоящим народным вожаком и отцом-командиром. Человек, искренне убежденный в своих политических взглядах, причем готовый ради достижения намеченных целей идти даже на авантюры. Эмигрант, жаждавший активной деятельности и обладавший вкусом к нелегальной работе в международном масштабе, что привело его к сотрудничеству с югославским МИДом и советскими спецслужбами, а также к членству в масонских организациях. Аналитик и мыслитель, спрогнозировавший ряд событий эпохи Второй мировой войны и, возможно, благодаря точности прогнозов сделавший тот идейный выбор, который и сегодня кажется нам верным. Русский патриот, антифашист и коммунист, ставший генералом Народно-освободительной армии Югославии. Все это об одном человеке — Федоре Евдокимовиче Махине.
Всякий выбор имел свои издержки. Командовавший соседней с Махиным 1-й армией Восточного фронта и сохранивший лояльность большевикам М.Н. Тухачевский сделал в Красной армии блестящую карьеру, став в итоге одним из первых Маршалов Советского Союза. Впрочем, расстрельный финал Тухачевского известен. Последующая жизненная траектория Махина оказалась, быть может, более пологой, но и не столь драматичной.
Изменив большевикам, Махин не пришелся ко двору и эсерам, на сторону которых перешел. Несмотря на членство Махина в эсеровской партии, лидеры Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания опасались доверить ему высшие посты в военном ведомстве и, видимо, рассматривали его как потенциального контрреволюционера. В итоге Махин так и остался одним из нескольких полевых командиров Народной армии Комуча, удерживавших фронт на Волге летом-осенью 1918 г.
В боях Гражданской войны Махин зарекомендовал себя с лучшей стороны, оказавшись способным, решительным и инициативным начальником, а также популярным народным вожаком. Однако с белыми ему как стороннику демократии и эсеровской политической программы оказалось не по пути. Участие в заговоре против атамана А.И. Дутова и адмирала А.В. Колчака в Оренбурге стало формально очередной изменой Махина, теперь уже антибольшевистскому лагерю. Как следствие, он, в отличие от своих сверстников и сослуживцев, надевших генеральские погоны, не сделал карьеры и у белых.
Оказавшись в эмиграции, Махин первоначально пытался участвовать в подрывной работе против Советской России, но, придя к выводу об отсутствии перспектив широкого антибольшевистского движения, переменил род деятельности. Махин многое сделал для помощи русским эмигрантам, в основном через работу в такой организации, как Земгор. Прежние противоречия с белыми не исчезли. Для белой военной эмиграции Махин оставался изгоем, контакты с которым порицались. Тем более что постепенно Махин эволюционировал в своих взглядах в сторону коммунизма и антифашизма. Однако непростыми оказались взаимоотношения и с прежними товарищами по партии эсеров, что привело к расколу Земгора.
Уже в 1930-е гг. Махин занял антифашистскую, просоветскую и оборонческую позицию, что привело его сначала к сотрудничеству с советской политической разведкой, а в конечном счете в ряды югославских коммунистов.
В этот период Махин раскрыл еще одну грань своих способностей — показал себя хорошим военно-политическим аналитиком и прогнозистом, внимательно изучавшим международное положение и военные угрозы.
Несомненно, Махин был амбициозным человеком. В особенности это проявилось в годы эмиграции, когда он стремился упрочить свое влияние в среде русских беженцев и стать заметной фигурой в югославском истеблишменте (например, через связи в масонских организациях). На него действительно обратили внимание, а возглавлявшийся Махиным Земгор стал центром притяжения для многих эмигрантов.
Однако кульминацией карьеры Махина стало участие во Второй мировой войне. На склоне лет Махин вписал в свою биографию, казалось бы, совершенно невероятную для простого русского эмигранта главу — стал приближенным генерального секретаря ЦК Компартии Югославии И.Б. Тито и генералом НОАЮ. В итоге в силу разных причин с Махиным не смогли ничего сделать ни Тито, ни Сталин.
Какими бы ни были взгляды Махина (консервативно-монархические, эсеровские, антибольшевистские, коммунистические), он всегда оставался патриотом своей Родины. Вдали от России, в эмиграции, он не погряз в бытовой рутине, активно занимался политической, военной, просветительской, социальной, организационной деятельностью, стараясь помогать русским беженцам. Махин — яркая, талантливая, противоречивая и недооцененная фигура, а его судьба — наглядный пример пути «лишнего» человека, который провел всю жизнь в мучительных исканиях, нередко ввязывался в авантюры, но стремился приносить пользу стране и своим соотечественникам.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ДОКУМЕНТ 1[779]Записка Ф.Е. Махина о ближайших задачах, стоящих на очереди в связи с возобновлением войны с Германией. 17 июля 1918 г.[780]
Вопрос о возобновлении военных действий против Германии требует немедленного же составления плана войны, хотя бы в самых общих чертах, для того, чтобы, не теряя ни одной минуты, можно было вести подготовительные к войне работы.
Надежда на то, что план войны должен быть или будет разработан или нашими союзниками, или чехословацким штабом, является плодом непонимания вообще той роли, которую должна играть в зарождающейся борьбе Россия, и в частности задач высшего военного командования.
Разработка плана войны штабом наших союзников безусловно будет сделана, но она не освобождает от этой работы русский Генеральный штаб. Она должна бы быть им сделана для того хотя [бы], чтобы придти на помощь союзникам освещением тех условий русской действительности, которые, конечно, известны союзникам не с такой полнотой, с которой они известны нам.
Анализ условий войны позволит нашей дипломатии при всех переговорах с союзниками стоять на почве учета реальных сил, как наших, так и союзнических.
Решаясь на возобновление войны, как высшее военное командование, так и верховная в стране власть должны отчетливо представлять себе те задачи, которые вызываются войной, и какие жертвы должны быть потребованы от народа.
Апрельский удар германцев в сторону французских и английских войск, который мог бы в случае успеха в кратчайший срок дать окончательную победу Германии над союзниками, был отражен совместными усилиями англо-французских войск. Новый удар немцев в направлении на Париж втягивает их в длительную борьбу, сводящуюся к борьбе за выигрыш пространства, т. к. даже с потерей Парижа Франция сохраняет за собой большую часть территории, которая может продолжать служить ей источником, из которого она будет черпать свои людские и материальные средства.
Затягивание борьбы не может быть выгодно Германии, т. к. силы союзников с каждым днем могут увеличиваться за счет американского десанта.
Окончательная победа Германии будет еще более сомнительной, если часть ее сил будет вновь притянута к Восточному фронту.
Борьба на Восточном фронте будет губительной для Германии и еще вследствие того, что Россия в этом случае перестает служить ей в качестве глубокого тыла, снабжая ее продовольствием и необходимым для военных действий сырьем.
Таким образом, возобновление войны на русском фронте может оказать решающее значение на окончательный исход более чем 4-хлетней великой мировой борьбы в смысле крушения империалистических надежд Германии. Как следствие отсюда вытекает, что если борьба на русском фронте необходима во имя возрождения России, то она также необходима и во имя торжества общесоюзнического дела.
Вследствие отсутствия свежих данных о противнике можно воспользоваться только приблизительными сведениями о нем, которыми располагал к 25 мая штаб Московского района. Общая численность германо-австрийских войск определялась в 500 тысяч человек — 48–52 пехотных и 11 кавалерийских дивизий. Из них почти половина: 25 пех[отных] и 3 кав[алерийские] дивизии [-] была сосредоточена на Украине и на Дону; другая значительная часть: 16 пех[отных] и 8 кавал[ерийских] дивизий — в районе Гельсингфорс — Выборг — Рига — Ревель — Псков.
Связующей эти группы войск была группа в 6–8 пех[отных] дивизий, сосредоточенная в районе Могилев — Орша.
О численности германо-турецких войск на Кавказе сведений не было. Подобная группировка неприятельских войск давала место такому предположению о плане действий противника:
Главные действия развивать на флангах; при этом более решительные действия намечаются на левом фланге, т. к. южная группа, оккупирующая Украину и Дон, имеющие громадное значение для Германии, не может выделить значительных сил для активных действий; задача этой группы может свестись к захвату Нижней Волги, прекращению единственной связи с Кавказом.
Северная группа, по-видимому, имеет своей задачей, во-первых, прервать всякую связь с Мурманом и Архангельском, во-вторых, развивать действия, обходя с севера р[еку] Волгу, дабы, с одной стороны, возможно скорей овладеть левым берегом этой реки на участке примерно до Симбирска, с другой, овладеть ж[елезно]д[орожным] путем Вологда — Вятка — Пермь — Челябинск с целью лишить нас возможности использовать уральские заводы и предупредить прибытие помощи с востока.
Наступление противника в двух рассмотренных направлениях в значительной степени облегчит действия противника в направлении на Москву и почти автоматически отдает в его руки всю Центральную Россию.
Выход противника на линию Вятка — Средняя и Нижняя Волга лишит нас большей части наших людских средств и громадного запаса военного имущества, сосредоточенных в Москве, Рыбинске, Н[ижнем] Новгороде, Козлове, Тамбове, Саратове и др[угих] пунктах.
Для союзников англо-французов желательно, чтобы военные действия на русском фронте возобновились без особого расхода живых сил с их стороны, дабы возможно большую их часть использовать на Зап[адном] фронте. Создание союзнического фронта у нас более приемлемо для союзников главным образом за счет американской, а в особенности японской армий.
В грубых цифрах: для перевозки двух корпусов потребуется резерв вагонов к началу посадки около 10 000.
На дороге должно иметься исправных паровозов не менее 100.
При максимальном напряжении графика и занятии его исключительно для воинского движения два корпуса могут быть сосредоточены: — один у Сызрани, другой у Вятки — 30 дней.
Эти данные весьма приблизительны, взяты теоретически при нормальных условиях ж[елезно]д[орожного] транспорта. Они могут служить только отправными при поверхностном решении вопроса.
В действительности же срок сосредоточения должен быть значительно увеличен.
Отсутствие в моем распоряжении данных о транспортных средствах, которые могут быть использованы союзниками для десанта, вынуждает меня пользоваться только приблизительными расчетами.
Транспортные средства Германии по расчетам, которые имелись у нас к началу войны, позволяли ей произвести единовременный десант двумя корпусами. Весьма вероятно, что союзники могут располагать не меньшими транспортными средствами и могут поднять одновременно также не меньше двух корпусов. Если допустить благоприятный случай возможности движения по Мурманской ж[елезной] д[ороге] без помехи со стороны противника и, следовательно, возможности совершать движение по двум колеям при провозоспособности их в 12 поездов каждая, можно считать в среднем, что сосредоточение десанта в районе ст[анция] Званка — Вологда двух корпусов может быть закончено в 10 дней. Полагая величину рейса в 10 дней, получим, что при самых благоприятных условиях мы будем иметь в районе Званка — Вологда два союзнических корпуса с момента их посадки через 20–25 дней. Подвижного состава потребуется:
вагонов — около 5000, паровозов — около 200.
Таким образом, при самых благоприятных условиях союзники, считая и чехословацкий корпус, могут через месяц от начала десанта иметь до 5 корпусов.
В действительности, вероятно, срок этот, ввиду невозможности иметь достаточный подвижной состав и невозможности весь график предоставить для военного движения, должен быть увеличен по крайней мере в два раза.
1. Германцы безусловно в первый период после начала военных действий будут иметь численный перевес над войсками союзников.
2. Пользуясь превосходством в силах, они могут отрезать всякое сообщение нашего Севера с Центральной Россией и этим самым развязать себе руки для осуществления своего плана.
3. Для задержания германского наступления необходимо усилить союзнические войска русскими контингентами, организованными в войсковые части, а также и партизанскими отрядами, которые должны действовать в неприятельском тылу.
К середине июня Советская Россия располагала, по крайней мере на бумаге, для задержания германского вторжения около 90 тысяч[ами] штыков[781]. Войска эти составляли «завесу», передовые части находились у демаркационной линии. Управление войсками осуществлялось посредством штабов военных руководителей участков и отрядов.
Участков было два:
Северный Петроградский — (штаб в Петрограде).
Западный — (штаб в Калуге).
В состав последнего входил Московский район, имевший своей задачей оборону ближайших к Москве губерний.
В состав участков завесы входит несколько отрядов.
Штаб участка был организован наподобие штаба армии.
Штаб отряда — наподобие штаба корпуса.
Штабы были организованы из вполне опытных военных специалистов, которые в своем большинстве, вне всякого сомнения, стояли на платформе борьбы за независимость России.
Отряды находились в начальном периоде их переформирования в дивизию, почти не имели артиллерии, обозов.
План действия сводился к задержке противника на важнейших ж[елезно]д[орожных] путях, намечалось создание и укрепленных рубежей, но к работам еще приступлено не было. Вопрос о[б] использовании войск завесы в целом может быть поднят только после свержения советской власти. Тем не менее все же необходимо считать, что часть войск, находящихся под влиянием левых соц[иалистов]-революционеров, примет активное участие в задержании противника. Благодаря наличию сорганизованных, вполне дееспособных штабов, часть которых будет находиться в руках левых с[оциалистов]-р[еволюционеров], можно рассчитывать, что управление этими частями будет удовлетворительно.
Предстоящая война главной своей тяжестью должна лечь на русский народ. Несмотря на самое искреннее желание помочь нам, союзники не могут бросить на нашу территорию такое количество войск, которое превосходит тот максимум, который допускается соотношением пространства и средствами транспорта. Вследствие этого русскому народу надлежит в самый кратчайший срок создать достаточно сильную армию.
В период формирования союзнические войска должны сыграть роль прикрывающих формирование авангардов. Вместе с этим они должны явиться центрами, вокруг которых будут группироваться русские народные вооруженные силы.
С этой точки зрения всякий союзнический корпус можно учитывать равным по крайней мере — двум.
Помимо создания регулярной армии, русский народ должен подготовиться к общему восстанию против германцев. Восстание должно носить организованный характер и выражаться в партизанских набегах на железные дороги, места складов, важные сооружения, имеющие военное значение, и т. п.
Рассчитывать на успешный исход борьбы можно только при общем единодушном подъеме всей России, включая в нее и только что отвергнутую по Брестскому договору — Украину.
Главную массу борющегося народа представят, конечно, крестьяне и рабочие. Обеспеченные классы дать большого контингента не в состоянии, вследствие своей малочисленности. Таким образом, перед ответственными руководителями страны стоит задача поднять на борьбу многомиллионные народные массы. Эта задача [не] может считаться неосуществимой. Примеры из нашей и всеобщей истории доказывают, что, невзирая на расхождение интересов отдельных групп населения, в критические моменты в жизни страны народы находили общие, объединяющие их идеи и вступали в борьбу во имя их.
В Смутное время в области, примыкающей к Н[ижнему] Новгороду, была сформирована стотысячная армия, которая изгнала иностранные войска, усмирила шайки бунтовщиков и восстановила в стране порядок.
В 1812 году губернии Московской области, кроме регулярных войск, выставили в 2 месяца ополченские части численностью в 60 тысяч человек.
Во Франции в 1871 году Гамбетта в 1 месяц сформировал добровольческую армию в 600 тысяч человек.
В эпоху Наполеона, несмотря на то что господство французов несло освобождение народным массам от гнета абсолютизма, испанский народ, сплотившись около короля, вел борьбу с Наполеоном 11 лет, закончившуюся крушением наполеоновских планов.
Северные области Германии, вскоре после заключения Тильзитского мира, подняли восстание против французов.
В период нашей истории, предшествовавший Смутному времени, мы могли, в случае надобности, выставлять армию в 500 000 человек, несмотря на то, что количество населения было сравнительно незначительно.
Если взять в расчет те губернии, населением которых можно будет воспользоваться даже в случае вторжения противника в страну — (Приволжские, Приуральские и Сибирь), получим общее число жителей в 39 милл[ионов] (равняется Франц[ии]), общее число мужчин рабочего возраста (от 20 — [до] 70 л[ет]) — 8 мил[лионов].
Если рассчитывать на ⅛ часть мужчин рабочего возраста, то можем получить армию на Волге, Приуралье и Сибири в один миллион.
Если к этому числу прибавить те повстанческие части, которые могут оперировать в неприятельском тылу, то получим общую сумму наших сил, вполне достаточную для решения стоящей перед нами исторической задачи.
При отсутствии правильно действующего государственного механизма, а в частности военно-мобилизационного аппарата, рассчитывать призвать весь возможный контингент можно только при условии духовного подъема народа. Лозунг, который может привести народ в движение, по-моему, единственный: «Земля и Воля, независимая демократическая Россия». Всякие другие едва ли окажутся настолько могущественными, чтобы народ, находящийся в периоде революции, мог бы поддаться их обаянию.
Таким образом, во имя спасения России, во имя тех жертв, которые выпадут на рабочую и крестьянскую массу, все остальные классы страны должны найти в себе гражданское мужество для того, чтобы указанный выше лозунг трудового народа сделать своим лозунгом.
Следующей задачей является борьба с советской властью[: ] во 1-х — с целью иметь возможность объединить на почве одной идеи борьбы с Германией население Советской России и, во-вторых, воспользоваться военным имуществом, сосредоточенным во всех крупнейших пунктах, и, в 3-х, обеспечить за собой наиболее выгодное стратегическое положение. Нельзя не учитывать в данный момент и того обстоятельства, что борьба за возможность привития массам Советской России идеи восстания против германцев несколько облегчается разрывом с коммунистами так называемых левых с[оциалистов]-р[еволюционер]ов, усиленно культивирующих эту идею как в войсках, так и в населении.
1. Принцип добровольческого формирования армии должен быть в самом ближайшем времени откинут. Русский народ привык защищать Родину сообща, массой. Нужно формировать армию принудительно, но таким образом, чтобы каждый чувствовал, что этим формированием творится общее большое дело. Агитация, нравственная подготовка народа облегчит задачу осуществления мобилизации армии.
Для выполнения принудительного призыва должен быть создан стройный мобилизационный аппарат с работоспособными органами на местах, прочно связанными с центром. Аппарат этот должен, не теряя ни одной минуты, начать работу по учету военнообязанных, коневых и перевозочных средств и разработке плана мобилизации.
Обстановка диктует необходимость образования, таким образом, Военного министерства и Генерального штаба, общих для всех освобожденных от большевиков мест России, включая и Сибирь, и местных органов военного управления.
2. Одновременно с подготовительными мобилизационными работами приступить к оборудованию нашей тыловой базы по линии Екатеринбург — Челябинск — Оренбург.
3. Для управления войсками, выполняющими боевую операцию, создать штаб командующего действующей армией.
4. Ближайшей оперативной задачей должно быть поставлено продвижение к линии реки Ока — Цна — Царицын и окончательное очищение от большевиков Приуралья.
5. Районы сосредоточения формирующей армии наметить:
а) Вятка — Пермь — Сарапуль.
б) Казань, Самара — Уфа, Оренбург.
в) Саратов, Царицын, Уральск и
г) Астрахань.
6. Сейчас же приступить к разработке плана народного восстания в тылу противника, составлению инструкций для партизанских действий.
План восстания должен предусматривать:
а) снабжение оружием,
б) связь и согласование действий с регулярно действующим войсками,
в) подготовка очагов восстания и
г) денежная помощь повстанцам.
7. Связываться с организациями, ведущими борьбу с Германией на Дону, Кавказе и Украине (пунктами, через которые удобно держать эту связь, являются Царицын и Астрахань).
17 июля 1918 г.
г. Самара
ДОКУМЕНТ 2[782]К.С. Буревой. Полковник Махин[783]
На мрачном фоне самарской трагедии, где-то в конце, на отшибе, стоит как-то сама по себе светлая и мощная фигура полковника Махина.
Уже тогда, когда для всех стало ясно, что Самара будет сдана, когда уже вся пакость, панически настроенная, удирала куда глаза глядят и когда для самого руководителя военного ведомства стала очевидной полная несостоятельность очень и очень многого — только тогда командующим войсками Самарского района был назначен полковник Махин.
Армия бесконечно обрадовалась этому назначению, но, однако, нашлись люди, которые старались своей провокацией подорвать авторитет Махина; руководимая немецкими агентами организация вызвала возмущение в офицерском батальоне.
Полковник Махин вынес на своих плечах всю тяготу эвакуирующего[ся] города, и только ему (и больше никому) Россия обязана тем, что отступление из-под Самары приняло организованный характер, что отступившие части Народной армии сохранили свою боеспособность.
Заслуги Махина в защите уже проигранной Самары огромны. Не менее огромна и его прежняя деятельность в борьбе с большевизмом.
С небольшим отрядом вольских повстанцев, имевших всего-навсего одно легкое орудие, начал свои операции полковник Махин на Хвалынском фронте, куда он приехал уже как человек, обладающий головою, которую советская власть оценила в сто тысяч рублей за уфимское дело.
И сразу же по прибытии в Хвалынск, — это было 19 июля, — полковник Махин завоевал себе большую любовь со стороны солдат Народной армии, на глазах которых протекала его самоотверженная и трудная работа по защите территории Учредительного собрания на нижне-вольском фронте и по формированию войск.
Всегда в бою под непрестанным огнем сильной большевистской артиллерии, полковник Махин — энергичный и сильный испытанным на опыте знанием — молчаливо и упорно производил одну операцию за другой: там отражал, там разбивал и преследовал во много раз превышающие большевистские отряды.
«Это уже японцы, не чехословаки», — так говорили бегущие красноармейцы об отряде Махина, состоявшем из крестьян и рабочих.
И бежали к Вольску, к Саратову. Возвращались с подкреплениями и с новой злобой. Наступали на Хвалынск многочисленными отрядами со стороны Вольска, Кузнецка и Николаевска, по Волге надвигалась хорошо вооруженная большевистская флотилия.
Всему этому противостояли войска полковника Махина, пополненные крестьянами Николаевского и Хвалынского уездов. Плохо вооруженный, но храбрый пароходик «Горец» отражал большевистскую флотилию; слабая махинская артиллерия то и дело поражала сильную артиллерию Красной армии. Одна за другой там пушка выходила из строя или попадала вместе с ружьями и пулеметами в плен к полковнику Махину.
Так было не раз, такие нападения одно время наводили панический страх на большевистскую артиллерию.
Слишком широкий фронт Махина, охватывавший уезды Хвалынский, Николаевский и Вольский, требовал слишком большого напряжения и жертв.
И это напряжение и жертвы были. И первым примером был сам полковник Махин.
Вот отряд окружен, Красная армия слишком сильна, много пулеметов и орудий, а у нас 2 пушки. Тяжело. Люди устали, измучились. Грохот, безпрерывный грохот советских пушек. У нас много жертв — чистых, беззаветных… Убит адъютант полковника Махина Владимир Борулев. Правая рука. Смятение в рядах Народной армии, уныние. Махин сам идет в разведку, но против этого протестуют, — протестуют все — и решаются дружным натиском взять ряд деревень. Выполняется это в несколько часов; разведка оказалась нужной.
Через несколько дней опять ухудшилось положение. Махин под огнем. Пуля ударяет его в лицо. Махин наклоняется к земле. Солдаты плачут, но Махин жив. Не сдавая командования, истекая кровью, он последним покидает поле сражения.
«Это не Махин, а махина! — восторгаются солдаты Народной армии. — Дураки-большевики оценили его [в] сто тысяч, — нет, мы эту голову за сто миллионов не отдадим, сами умрем, умрем в Саратове, в Москве, там, где сказал Махин».
Любовь к нему велика, велико уважение. Его приказания не могут быть не выполненными.
Любит он солдат. Ибо он из народа — сын простого казака; видел много горя и нужды с раннего детства, когда его отец, ныне любимый всем Оренбургским казачьим войском судья Евдоким Васильевич Махин, безвинно страдал на каторге, в далекой Сибири.
Был в работниках, служил писарьком в станичном управлении и этим оказывал поддержку нуждавшейся семье.
Будучи 20-летним юношей, берется он за книгу и успешно сдает экзамен на вольноопределяющегося. На этом самоучка не останавливается и своими силами готовится к экзамену в академию Генерального штаба, которую и оканчивает одним из первых. Но трудна дорога казацкого сына, хотя уже и офицера Генерального штаба. Его тянет [не] к «великому свету», а к своим родным убогим станицам, к народу. С 1905-[190]6 гг. Ф. Е. Махин задумывается уже над организацией революционного казачества.
Всю войну с немцами он проводит на фронте, не покидая своей части до последних дней, когда только и осталось оплакивать разрушенную большевиками силу российской свободы и независимости — нашу многострадальную армию. И опять борьба… Махин организует в Москве противобольшевистскую тайную военную организацию, откуда и направляется к берегам могучей Волги для новой работы, работы трудной и ответственной.
Работа эта всем ведома.
О ней могут рассказать люди компетентные, — офицеры, которые рыдали, когда вторично раненный полк[овник] Махин прощался с ними перед отъездом с докладом в Самару.
И второе ранение, как и первое, Махин перенес, не выходя из строя; он был ранен в шею.
Его отряд, выдержав около 40 боев, увеличенный теперь до 4000 чел[овек] и снабженный в достаточном количестве отнятыми у большевиков пушками и пулеметами, достойный своего вождя, благополучно выбрался из натиска большевистских сил, показав им зубы, несколько раз их смяв и опрокинув.
«Махин — надежда Русской армии» — так говорят о нем знающие его офицеры.
И это действительно так.
Свою любовь к Народной армии и ее делу полковник Махин дважды засвидетельствовал своею кровью.
Свои знания, опыт, огромную волю — все без остатка отдает он Народной армии.
ДОКУМЕНТ 3[785]И.Г. АкулининКолчак и атаман Дутов. Отзвуки омского переворота 18 ноября 1918 года в Оренбурге и Уфе[786]
18 ноября 1918 года в Омске произошел государственный переворот. Директория, выбранная на Уфимском совещании[787], была свергнута. Военный министр Сибирского правительства адмирал А. В. Колчак[788] был провозглашен Верховным правителем.
Весть об омских событиях пришла в Оренбург на другой день. Атаман Дутов[789] получил пространное телеграфное извещение, в котором приводились все причины, повлекшие за собою устранение Директории и переход власти в руки адмирала Колчака. Он просил атамана Дутова признать новое положение вещей и поддержать его в деле борьбы с большевиками.
Почти в то же время в Оренбурге было получено воззвание Комитета членов Учредительного собрания, который, после падения Самары, перебрался в Уфу. Члены Учредительного собрания выражали горячий протест против низложения Директории и призывали всех объединиться вокруг комитета, дабы оказать адмиралу Колчаку самое решительное сопротивление.
С конца 1917 года во главе всего антибольшевицкого движения в Оренбургском крае стоял атаман Дутов. Он располагал значительными военными силами, каких в то время еще не было — ни у Сибирского правительства, ни у комитета. В состав Оренбургской армии[790], кроме казачьих полков, входили целые дивизии, сформированные из крестьян Самарской, Уфимской и Оренбургской губерний, а также особые башкирские и киргизские части. Оренбургские казаки, помимо непосредственной защиты войсковой территории, дрались под Самарой, Уфой и Екатеринбургом.
Поддержка атаманом Дутовым той или другой стороны в те дни имела первенствующее значение.
Почти с самого начала вооруженной борьбы с большевиками в Оренбурге были две местных власти: Войсковое правительство Оренбургского войска и Башкирское правительство, распространявшее свое влияние на башкирские земли Оренбургской и Уфимской губерний,
Комитет членов Учредительного собрания, с минуты своего возникновения, держал в Оренбурге своего уполномоченного, функции которого сводились к правам и обязанностям прежнего губернатора.
Во главе оренбургского Войскового правительства стоял атаман Дутов, а председателем Башкирского правительства был Валидов, выдвинувшийся во время революции из народных учителей.
В сентябре месяце 1918 года как атаман Дутов, так и Валидов с особыми делегациями от обоих правительств ездили в Уфу на Государственное совещание и принимали самое живое участие в создании общегосударственной власти, вылившейся тогда в форму Директории.
Теперь, когда Директория была свергнута, перед обоими правительствами вновь встала ответственная задача — определить свое отношение к той новой власти, которая возникла в Сибири в результате омских событий 18 ноября.
Войсковое правительство Оренбургского войска, после некоторых дополнительных запросов и разъяснений, полученных из Омска, постановило: признать адмирала Колчака Верховным правителем и оказать ему всемерную поддержку в борьбе с советской властью. Принимая такое решение, Войсковое правительство учитывало всю обстановку, как на фронте, так и в тылу, и исходило как из своих, местных, так и [из] общегосударственных интересов. О своем решении Оренбург уведомил ближайших соседей — уральских казаков.
Атаман Дутов издал приказ по Оренбургской армии, призывая всех чинов сплотиться вокруг адмирала Колчака и удвоить энергию в борьбе с красным врагом. Командный состав в подавляющем большинстве приветствовал вступление во власть адмирала Колчака, имя которого было хорошо известно по его блестящим действиям на посту командующего Черноморским флотом.
Ни в одной войсковой части Оренбургской армии в эти дни никаких эксцессов не было. Везде было спокойно. Но Башкирское правительство уклонилось от признания адмирала Колчака. Симпатии его председателя склонялись на сторону Комитета членов Учредительного собрания. Однако прежде, чем принять то или иное решение, Валидов хотел выяснить общее положение и усиленно переговаривался с Уфой по прямому проводу.
В Оренбургской городской думе большинство гласных составляли эсеры и меньшевики. Появление у власти адмирала Колчака они расценивали как возврат к старому режиму. Наоборот, умеренная (главным образом кадетская) часть думы явно сочувствовала омскому перевороту.
В первых числах декабря из Уфы прибыли в Оренбург два члена комитета. В Караван-Сарае (местопребывании Башкирского правительства[791]), — Валидов созвал тайное совещание, на котором присутствовали, кроме прибывших делегатов и членов Башкирского правительства, местные социалистические лидеры, несколько офицеров башкирских полков, окружной атаман 1-го округа и — что самое существенное — командующий Актюбинской группой (оборонявшей подступы к Оренбургу со стороны Туркестана) Генерального штаба полковник М[ахин].
Прибывшие члены Учредительного собрания ознакомили участников совещания с настроениями в Уфе и настаивали на поддержке комитета в его выступлении против Сибирского правительства.
В момент совещания в Оренбурге квартировали два башкирских полка. Казачьих частей не было: все они находились на фронте, за исключением Атаманского дивизиона и одного запасного полка, в котором обучались молодые казаки.
Валидов предлагал, с помощью башкирских полков, произвести в Оренбурге «местный переворот» — захватить власть в свои руки, с подчинением Комитету членов Учредительного собрания.
О происходившем заговоре был предупрежден, одним из башкирских офицеров, сначала комендант г. Оренбурга, а затем главный начальник Оренбургского военного округа, каковую должность в то время занимал пишущий эти строки.
Немедленно были приняты меры на случай выступления Валидова во главе башкирских полков. Атаманский дивизион и запасный полк были приведены в боевую готовность. За Караван-Сараем и казармами башкирских частей было установлено наблюдение. Большинство русских офицеров, служивших в башкирских полках, явились в распоряжение коменданта города. Но до решительных действий дело не дошло. Участники совещания после продолжительных прений под утро разошлись (заседание происходило ночью), не придя ни к какому определенному решению.
Приехавшие из Уфы члены комитета, из-за опасения ареста, поспешили покинуть Оренбург. Командующий Актюбинской группой, полковник М[ахин], получил от штаба Оренбургской армии предписание отправиться в Омск (причем ему была гарантирована полная безопасность), оттуда он выехал за границу. Председатель Башкирского правительства Валидов укрылся вглубь Башкирии и вскоре перешел на сторону большевиков. Атаман 1-го округа, по постановлению окружного съезда, был смещен со своей должности.
В одном из полков[792] небольшая группа офицеров и казаков, под влиянием воззваний комитета, повела агитацию против подчинения адмиралу Колчаку. Руководители группы были арестованы и отправлены из боевой линии в Оренбург. Не желая создавать эксцессов, начальство ограничилось наложением на них дисциплинарных взысканий.
В общем, переход власти в руки адмирала Колчака в Оренбургском крае прошел сравнительно спокойно. Ни бунтов, ни открытых выступлений не было. И вскоре стало казаться, что с новым порядком вещей примирились даже не сочувствовавшие омскому перевороту.
В действительности, социалистическая часть русской общественности и большевизанствующие круги повели усиленную подпольную работу, разрушительные последствия которой не замедлили сказаться, как на фронте, так и в тылу. В конце концов, эта работа, как мы знаем, привела все освободительное движение со стороны Сибири к роковому исходу.
ДОКУМЕНТ 4[794]Ф.Е. МахинКрестьянство в Гражданской войне
Больше трех лет, протекших со времени большевистского переворота, открывшего эру Гражданской войны, крестьянство России служит пушечным мясом в руках то красных, то белых диктаторов, возлагая свои надежды то на тех, то на других и, в конце концов, проклиная обе стороны. До сих пор оно еще не в состоянии, однако, найти в Гражданской войне свою собственную дорогу — дорогу борьбы за свои, а не за чужие цели. В этом направлении пока мы имеем лишь немногие первые попытки, из которых едва ли не самой интересной является история организации и борьбы черноморского крестьянства, документально обрисованная одним из участников и руководителей движения, членом нашей партии Н. Вороновичем[795].
В пределах газетной статьи невозможно исчерпать всего богатого фактического материала книги. Ограничимся самым кратким изложением истории борьбы. В июле месяце 1918 г. черноморцы освобождаются от большевиков, но затем в конце лета того же года попадают под власть Добровольческой армии. Первые столкновения с добровольцами начинаются из-за отказа от мобилизации. Власть не замедлила ответить на этот отказ набегами карательных отрядов, расстрелами, поркой и уничтожением артиллерийским огнем целых сел. Крестьяне разоренных мест или подлежащие мобилизации скрываются в лесах, затем начинают разрозненные нападения на отдельные части Добровольческой армии. Таким образом, кладется начало движения «зеленых». Скоро, однако, крестьяне начинают сознавать необходимость организованных объединенных действий. Из просто «зеленых» начинает создаваться «Зеленая армия».
На сельских и волостных сходах создаются районные штабы, из 2-х, 3-х сельчан, знакомых с военным делом, которые и берут в свои руки руководство местными отрядами. Затем удается устроить окружные собрания, на которых избираются окружные штабы, берущие на себя объединение действий отрядов данного округа. Наконец, 18 ноября 1919 года собирается в горах съезд делегатов от всей губернии при невероятно трудных условиях (многие из делегатов обморозили себе руки и ноги, а несколько человек попали в лапы деникинской контрразведки и были расстреляны). На съезде создается «Комитет освобождения» с задачей руководства движением во всем крае; оперативное управление поручается Главному штабу, который с соблюдением строгой конспирации производит большую подготовительную организационную работу через посредство окружных и районных штабов: во 1-х — берет на учет все мужское население от 24 до 45 лет, а также имевшееся у крестьян оружие, во 2-х — формирует в каждом районе по две роты — первой и второй очереди (распределение по очередям зависело не от возраста, а от наличия огнестрельного оружия).
Каждые две первоочередных роты были сведены в дружины, второочередные же составляли запас для пополнения первоочередных частей и для формирования новых. На вооружении крестьянского ополчения оказалось только 300 винтовок, часть ополченцев была вооружена старыми берданками, охотничьими ружьями и иногда просто кольями и дубинами.
Под влиянием крестьянского настроения Комитет освобождения, во главе которого стояли крупные соц[иалисты]-революционеры (Филипповский[796] и др.), вынужден был ускорить выступление. В ночь на 28 января было устроено нападение на белых в районе Сочинского округа. Благодаря умелому руководству, высокому подъему настроения участников, выступление достигло своей цели. Половина войск Деникина, сосредоточенных в Сочинском округе, попала в плен, и только часть пробилась на север. Отношение крестьян к выступлению видно из следующих строк: «В этом выступлении приняли участие не только вооруженные ополченцы, но поголовно все крестьянское население: древние старики, женщины, дети — все помогали, кто чем мог. Старики добровольно мобилизовали себя и своих лошадей для обоза, бабы приняли на себя заботы по продовольствию отрядов, подростки несли службу ординарцев и разведчиков».
В две недели черноморское побережье было очищено от противника. Большие запасы оружия и воинского снаряжения попали в руки крестьянского ополчения.
26 февраля [1920 г.] уже имелась возможность созвать открыто губернский съезд, на котором присутствовало 150 депутатов от крестьян и рабочих губернии.
В дальнейшем события развивались таким образом: наступившая весна заставила крестьян думать о полевых работах; ввиду того, что захваченные солдаты Добровольческой армии оказались насильно мобилизованными крестьянами и рабочими и изъявили согласие сражаться с белыми, Главный штаб решил заменить ими крестьянское ополчение; крестьянские роты были распущены на полевые работы. Сначала новые части ничем не нарушали доверия штаба и храбро сражались на фронте, но затем часть солдат, раньше служивших в Красной армии, стала обрабатываться большевиками, приехавшими из Москвы, уговаривавшими их бросить черноморцев и идти на соединение с наступавшими на Кубань советскими войсками. Красноармейцы согласились, и вскоре весь фронт вышел из подчинения Главному штабу и самовольно пошел пробиваться на север. Пробиться ему, однако, не удалось, а Черноморье оказалось не защищенным. Этим воспользовался генерал Шкуро[797], вторгнувшийся в область. Черноморцы вновь попали под власть белых. Скоро Шкуро бежал, оставив на произвол судьбы свои войска. Власть белых сменилась властью красных, ничем не отличающейся от первой. Начались аресты, расстрелы руководителей крестьянского восстания. Казалось, что большевики получили поручение от Деникина расправиться с его врагами, чего сделать в то время сам он уже не мог.
Перед черноморцами вновь стала задача бороться с красными насильниками, вновь началась подготовительная работа по уже испытанному плану. Горький опыт доказал, что крестьянское движение теряет все свои завоевания, если не научается борьбе на два фронта.
Несомненно, что в момент решительной схватки всего русского крестьянства с большевиками черноморцы вступят в бой вполне сорганизованными.
Приведенный пример борьбы черноморцев дает некоторые данные для построения военно-стратегической теории крестьянского движения. Попытаемся изложить ее хотя бы в самых главных и общих чертах.
1. Организованным движением нужно считать такое, которое выявляется в повсеместном и, по возможности, одновременном восстании трудовых масс, которое может быть направлено по определенному руслу и способно наносить поражение как красным, так и белым.
2. Организация движения заключается в создании возможностей:
а) с первого же момента осуществлять идею народовластия, путем участия самих трудовых масс, как в центральном аппарате власти, так и в местных органах управления.
б) организовать достаточные вооруженные силы для парализования всяких нападений со стороны красных и со стороны белых.
в) руководить повстанческими частями, с целью согласования действий и направления их сообразно общему плану.
г) без промедления удовлетворять потребности населения в снабжении всем необходимым.
3. В организованном движении отмечаются два периода: подготовительный и решительный.
В первом идет конспиративный процесс сплочения масс по селам, волостям и уездам, если возможно, губерниям. Создаются кадры руководящих органов, общественно-политических и подчиненных им специальных военных из среды самого же населения, учитываются силы и средства данных районов, вырабатываются оперативные соображения для этих районов, согласно единому общему плану, принимаются меры к вооружению населения. В этом периоде возможно начало партизанских действий с целью дезорганизовать власть, заставить ее разбрасывать свои силы, быть в состоянии постоянного напряжения. Во втором происходит открытое массовое вооруженное выступление, имеющее целью в возможно короткий промежуток времени захват повсеместно власти пародом. Нужно иметь в виду возможность в некоторых районах затяжки в достижении решительного успеха; в этом случае понадобится поддержка повстанцев этого района соседями. С первого же момента выступления должны начать свою работу народные органы управления.
4. Трудовые массы могут опираться только на свою собственную вооруженную силу, всецело находящуюся в их полном распоряжении и действующую исключительно под руководством органов, ими созданных. Подготовка народного ополчения может проводиться по примеру черноморских крестьян, изложенному выше; идея районных (волостных), окружных (уездных) штабов вполне рациональна, она совершенно исключает появление атаманов и своеобразных местных диктаторов, этих постоянных насадителей анархии. Система черноморцев — деления наличных сил на первую и вторую, также вполне правильна; она позволяла заблаговременно иметь людской запас, который немедленно пускать в ход, когда того требовали обстоятельства и когда это позволяли средства вооружения.
5. Тактика повстанческих частей.
Партизанские действия. Цель этих действий указана выше. Партизанские части избегают открытых столкновений с численно превосходным противником и заблаговременно уклоняются от них, пользуясь местными условиями: лесами, горами. Они нападают на пути сообщения противника, обозы, разного рода склады оружия и военного имущества, небольшие неприятельские гарнизоны, разрушают средства связи — телеграф, телефон. Партизанские действия способны фактически вырвать из рук врага большую часть территории страны и тем самым способствовать ускорению подготовки решительного выступления.
Управление действиями партизанских частей сводится к указанию им районов и широких полос территории, ведущих к важным стратегическим объектам — ж[елезно]д[орожным] узлам, административным центрам. Придача артиллерии партизанам дает им возможность осуществлять более широкие задачи, но стесняет их подвижность, затрудняет укрывание от неприятеля.
На партизанские отряды необходимо смотреть как на основные ядра, около которых должно собираться крестьянское ополчение, поэтому районы их действий должны служить районами действий и ополченцев и определяться важными стратегическими направлениями.
Действия частей крестьянского ополчения имеют место преимущественно в периоде решительных действий. Задачами служат: нападения на крупные административные центры, решительные схватки с более или менее значительными гарнизонами и регулярные действия с крупными неприятельскими частями, результатом которых может быть очищение от противника больших территорий. С каждым успехом размах действий увеличивается, и малая война превращается, благодаря притоку новых сил и средств, в войну крупными массами, способную достигать самых решительных стратегических успехов.
Взаимная поддержка, как партизанских частей, так и развернувшихся около них частей крестьянского ополчения, является одним из главных условий успеха и обеспечивается наличием общего управления посредством высшего оперативного органа, поэтому создание таких органов есть первейшая задача при подготовке народного движения. Крестьянство твердо должно знать, что только взаимная помощь одних районов другим дает возможность одолеть врага.
6. Стратегия в крестьянском движении сводится к выяснению основных и важнейших стратегических центров, как то: важные ж[елезно]д[орожные] узлы, переправы через большие реки (напр[имер], Волга), промышленные пункты и т. п., захват которых может решить дело борьбы. Сообразно этим центрам на каждом участке должны быть определены операционные направления, которые и служат основными данными при определении районов партизанских отрядов и ополченских частей. В Гражданской войне захват центров имеет неизмеримо большее значение, чем в войне с внешним врагом. С потерей их власть утрачивает авторитет, лишается части своей административной системы, выпускает из рук управление, дезорганизуется, революционное настроение захватывает все большие участки территории, подневольные защитники этой власти освобождаются от гипноза ее силы и переходят на сторону народа.
Стратегия властно диктует начинать народное движение на возможно большей территории, а лучше повсеместно. Сила одновременного и повсеместного выступления громадна. Никакая власть не в состоянии справиться с ним. Моральное воздействие такого выступления на войска, защищающие власть, огромно. Армия, составляющая кость от кости и плоть от плоти народа, невольно воспримет общее настроение и пойдет рука об руку с народной массой.
7. Отношение к сдающимся войскам и пленным.
Крестьянское движение ни в коем случае не может преследовать целей мести. Оно может вестись только во имя высших идеалов правды и гуманности. Одной из его задач является освобождение самой армии от тяжелой обязанности, глубоко противной каждому сыну народа, будь то солдат или офицер — спец, [-] защищать власть, угнетающую народ; поэтому к сдающимся войскам отношение не может быть иным, как братским. Но это отнюдь не исключает принятие таких мер предосторожностей, которые бы не позволили врагу делать свое дело.
8. Источником снабжения вооружением и снаряжением служат запасы и склады, находящиеся у противника.
Крестьянству поневоле приходится начинать борьбу с крайне ограниченным вооружением. Поэтому первоначальной задачей повстанцев является захват неприятельских складов оружия. В подготовительном к восстанию периоде должно быть произведено тщательное осведомление о местах и количестве запасов оружия, главным образом, винтовок, пулеметов и патронов. От успеха первого нападения на такие склады будет зависеть судьба дальнейшего хода движения, так как при условии готовности населения бороться, количеством оружия будет определяться и численность ополчения.
ДОКУМЕНТ 5[798]Ф.Е. МахинКому служит Красная армия
Армия представляет собой могучую силу и, попадая в руки власти, не считающейся с волей народа, становится страшным оружием, с помощью которого эта власть держит в повиновении миллионы людей. Поэтому для трудовых масс, занятых мирной работой в деревне, на фабриках и заводах и не могущих вследствие этого защищать себя с оружием в руках, важно, чтобы армия не была бы их врагом и не служила бы делу их угнетения.
Массы могут считать своей только такую армию, которая находится в руках избранной народом власти и дающей ему отчет во всех своих делах.
Только такая армия может считаться подлинной народной армией, существующей не во вред народу, а на защиту его свободы и прав.
Поэтому красноармейцам, являющимся плотью от плоти трудового народа, важно знать, действительно ли Красная армия есть армия народная и идет ли проливаемая ими кровь на пользу народа.
Чтобы ответить на эти вопросы, нужно, прежде всего, себе выяснить: есть ли большевистская власть подлинная власть народа, что эта власть сделала для него, для каких целей она пользуется Красной армией и какие порядки завела в этой армии.
Доказывать, что большевистская власть — не народная, не приходится. Большевики, не скрывая, говорят и пишут, что они отвергают право народа управлять государством.
«Партия коммунистов является правящей партией», «во главе России стоит партия коммунистов», то и дело повторяют они.
Но велика ли эта партия, желающая присвоить только одной себе право управлять государством и заменить волю народа своей прихотью и выдумками своих главарей?
По большевистским сообщениям, всего членов в ней около 211 тысяч. Это на 130 миллионов-то русских рабочих и крестьян!
Конечно, такая ничтожная кучка теперешних правителей и законодателей России, не желающих в своих делах давать отчет многомиллионным народным массам, должна, прежде всего, заботиться о сохранении своей власти, а не о защите прав и интересов этих масс. Поэтому понятно, что власть коммунистов не только не народная, но и прямо враждебная народу. Наглядным подтверждением этого служит то положение рабочих и крестьян, до которого она довела их за время своего самовластия. Большая часть заводов и фабрик закрылась, рабочие лишились всякого заработка и живут впроголодь, крестьянство каждый год ограбляется всякими продотрядами, лишается хлеба не только на продовольствие, но и на семена. В этом году в поволжских губерниях 30 миллионов крестьян умирают с голоду и в значительной степени благодаря тому, что не могли, как следует, засеять своих полей.
Живут и благоденствуют только большевики, голод до них не дойдет, награбленного ими добра хватит, чтобы прожить не только сыто, но и в довольствии, а если не хватит, то с помощью комиссаров, чекистов и красноармейцев они сумеют отобрать все, что осталось еще у крестьян.
Для чего же нужна коммунистам Красная армия, в которую они насильственно набрали главным образом рабочих и крестьян, отрывая их от мирного труда?
Обманывая красноармейцев для того, чтобы сделать их своими послушными слугами, они говорят, что Красная армия нужна для защиты трудового народа от помещиков, буржуазии, от разных генералов, вроде Колчака, Деникина, Врангеля и других.
Посмотрим, так ли это? Нужна ли для этой цели армия, которая находится в цепких лапах комиссаров-коммунистов?
Восстания в тылу у Колчака и Деникина показывают, что рабочие и крестьяне сами знают, какие порядки хотели вводить эти авантюристы, и что от них нужно обороняться, и это делают без[о] всякой указки коммунистов. Трудящиеся для своей защиты в Красной армии, которой распоряжаются самозваные благодетели, не признающие власти народной, не нуждаются. Им во много раз нужнее Народная армия, т. е. такая армия, которая находится в их руках и выполняет только их волю. Обман коммунистов, после того как исчезли банды генералов, становится более ясным.
Генеральских фронтов нет, а красноармейцам приходится воевать. В марте этого года им пришлось идти в бой против кронштадтских матросов, которые, вдоволь насмотревшись на хозяйничанье коммунистов, требовали только свободы при выборах в советы.
Коммунистам это требование было не по нутру. Они знают, что советы, избранные свободно всеми трудящимися, не захотят плясать под их дудку, не дадут трудящихся в обиду. Оставалось или пойти под народный контроль, или расправиться с защитниками народных прав.
Как всякие угнетатели народа, они, конечно, выбрали последний выход и погнали послушных красноармейцев убивать уже не генеральских бандитов, а своих же братьев, боровшихся за власть всех трудящихся.
В то же время сибирские крестьяне, начисто разоренные продотрядами, начали с оружием в руках защищать последние остатки своего добра, и против них были посланы красноармейцы. На долю Красной армии выпала новая позорная удача — она победила крестьян, разрушила огнем и мечом беззащитные деревни и села; чекисты получили возможность заняться кровавой расправой и с правым, и с виноватыми. Новые тысячи крестьян ушли в могилу.
Летом этого года красноармейцам пришлось побеждать тамбовских и саратовских крестьян, против которых коммунисты двинули целую армию в несколько дивизий. Тут дело оказалось хуже, сколько большевики народу ни истребляли, а окончательной победы не добились — всех повстанцев не уничтожили и крестьянское движение вконец не задушили.
Та же самая картина происходит и на Украине, и на Кавказе.
Везде оказываются фронты. Теперь Красной армии, пожалуй, придется «поработать» в голодных губерниях, так как крестьяне этих губерний, само собой разумеется, по головке гладить коммунистов не будут за причиненное им разорение, от которого они должны умирать голодной смертью.
Придется также красноармейцам «поработать» и в тех местах, где имеется какой-нибудь урожай. Нужно будет помогать коммунистам производить грабеж последних запасов продовольствия, остающихся у крестьян, чтобы в будущем году и этих крестьян обречь на голодную смерть.
Помимо войны с русскими крестьянами и рабочими, большевики посылали Красную армию завоевывать и армян, и грузин, которые до этого жили самостоятельно и благодарили судьбу за то, что им удалось избавиться от большевистского ада. В настоящее время и в Армении, и в Грузии хозяевами являются большевики и ведут там свое проклятое дело порабощения народа, предварительно отдавши сотни тысяч армян и грузин во власть своих союзников-турок, которые целыми столетиями эти народы притесняли.
Теперь ясно, для чего нужна коммунистам комиссарская Красная армия. Она им нужна как послушная вооруженная сила, с помощью которой они могут держать в повиновении народ и делать с ним все, что им захочется, а главное, не допускать его взять власть в свои собственные руки.
Им нужны люди, которые убивали бы своих же отцов в братьев. Им нужны люди, с помощью которых они могли бы брать у трудящихся плоды их тяжелой работы, чтобы распоряжаться ими так, как вздумается.
Само собой разумеется, чтобы посылать на такое кровавое дело рабочих и крестьян, набранных в Красную армию, коммунистам понадобилось ввести в этой армии «железную» дисциплину. Дисциплину эту они поддерживают тягчайшими наказаниями и весьма часто расстрелами.
В одном вопросе они перещеголяли даже царский режим. Чтобы неослабно шпионить за красноармейцами и командирами, лишить их всякой возможности обсуждать создавшееся положение и сознательно относиться ко всем распоряжениям большевистской власти, они наполнили все войска своими коммунистическими ячейками, а во главе их в качестве полных хозяев поставили комиссаров.
Так коммунисты держат в своих руках Красную армию и заставляют ее служить исключительно себе, а не народу!
Но как они хитро ни делают свое дело, в рядах этой армии все же есть сознательные красноармейцы и командиры, которые понимают то тяжелое преступление против трудового народа, которое совершает их руками большевистская власть.
Такие красноармейцы и командиры, ведя опасную работу просвещения среди своих товарищей, не пятнают себя участием в расстрелах своих собратьев, восстающих с оружием в руках на борьбу с коммунистами. Много их переходит на сторону этих борцов.
Чем больше будет таких героев, тем скорее будет сброшено коммунистическое иго, и трудящиеся получат свободу и свои права и, наконец, станут полными хозяевами России.
Поэтому-то и нужно красноармейцам возможно скорее дружно сплотиться и общими силами выступить не против народа, а против его угнетателей — большевиков, подобно тому как в 1917 году выступили солдаты прежней армии против царя.
ДОКУМЕНТ 6[799]Ф.Е. МахинКто враги красноармейцев и как с ними бороться?
Каждый сознательный красноармеец знает, что Красная армия служит теперь большевикам для того, чтобы порабощать трудовой народ, выжимать из него все соки и препятствовать ему сделаться действительным хозяином государства.
Как же вышло, что сотни тысяч рабочих и крестьян, находящихся в Красной армии, своей собственной кровью в борьбе со своими восстающими братьями защищают то ярмо, которое надели коммунисты на весь русский народ, в то время как они могли бы в один момент отделаться от господ-коммунистов и дать народу право устраивать свою жизнь по своей воле?
Дело станет ясным, если мы обратим внимание на то, кто держит в своих руках красноармейцев, кто следит за каждым их шагом, препятствуя им свободно обсуждать свое положение, изо дня в день одурачивая их своими лживыми речами.
Едва ли найдется хотя бы один красноармеец, который не видел бы, что главными хозяевами в Красной армии являются комиссары-большевики, а первыми людьми в ней — те, кто записался в коммунистическую партию и состоит в красноармейских комячейках.
Комиссары и комячейки действуют заодно. Там, где недоглядит комиссар, подсмотрят коммунисты из «комищейки». Первая их забота завести в армии «железную» дисциплину, т. е. забрать в свои руки красноармейцев так, чтобы сделать из них своих послушных слуг, лишить их всякой свободы не только выражать свои мысли и мнения, но и думать по-своему, а не по приказу Ленина и Троцкого.
Они зорко следят за тем, чтобы красноармейцы не слышали свободного голоса народа и даже не осмеливались осуждать ненавистную народу большевистскую власть.
Всеми мерами они стараются отгородить красноармейцев от всех тех, кто говорит правду об этой власти, а в особенности от социалистов-революционеров, больше всех ненавистных коммунистам, так как они, не переставая, отстаивают народные права.
Комиссары и комячейки принуждают следить за красноармейцами командиров и жестоко расправляются с теми из них, кто не боится стать на сторону солдатской массы и защищать ее от коммунистической кабалы.
Больше всего комиссары и коммунисты следят за тем, чтобы при крестьянских восстаниях и рабочих забастовках красноармейцы не присоединились к своим братьям и не пошли против большевистской власти. Этого они боятся сильнее всего, так как знают, что в тот момент, когда Красная армия станет на сторону народа, придет конец их владычеству.
Описывать долго, какую работу ведут комиссары и комячейки, не приходится. Нет ни одного сознательного красноармейца, который бы на своей собственной спине не испытал всего зла, причинявшегося ими и ему, и его братьям трудящимся, в то время когда они, теряя всякое терпение, решаются открыто выступить против своих угнетателей.
Кто из красноармейцев не испытывал того тяжелого чувства, которое возникает у каждого честного человека, когда его насильно заставляют производить кровавую расправу над народом, только за то, что он отстаивает свои права, свою свободу?
Не будь проклятых коммунистов и комиссаров, разве поднялась бы у кого-нибудь из красноармейцев рука на невинных.
Только самые заклятые враги могут принуждать поднимать братскую руку на угнетенного крестьянина и рабочего.
Поэтому у красноармейца не может быть более злейших врагов, чем комиссары и коммунисты, и не может быть другого стремления, как только возможно скорее освободиться от их господства.
Беда только в том, что в то время, как коммунисты составляют крепкую организацию, красноармейская масса не объединена, а поэтому и бессильна.
Другой разговор был бы, если бы в каждой роте, эскадроне, команде находилось хотя бы человек десять красноармейцев, вместе спевшихся, решившихся действовать заодно.
Такая группа уже представила бы большую силу и смогла бы объединить около себя и всех остальных красноармейцев, желающих служить на пользу трудовому народу, а не во вред ему. Она могла бы присматриваться и к командирам и поддерживать тех, кто пойдет вместе с ними на борьбу за народную власть.
Тогда можно было бы начать противодействие и комячейкам, и комиссарам, а в подходящий момент и совсем обезвредить их.
Для успеха дела ротные группы должны объединяться в баталионные, полковые. Таким образом возник был Революционный союз красноармейцев.
Каждая группа красноармейского союза должна входить в связь с местным крестьянским и рабочим населением и совместно с ним, конечно, тайно подготовлять переход власти в Красной армии в руки трудящихся.
Когда такая работа будет произведена, тогда ничего не будет стоить в один момент выгнать коммунистов и из армии, и из советов и, таким образом, раз навсегда освободиться от их ига.
Теперь объединение красноармейцев стало делом легким. И рабочие, и крестьяне уже поняли, что отдельными выступлениями, без красноармейцев, с большевистской властью справиться трудно, а поэтому создают свои тайные союзы, в которые привлекают и красноармейцев.
Нужно только, чтобы красноармейцы со своей стороны пошли навстречу народу и в своих рядах создали грозную силу против комиссаров и коммунистов.
ДОКУМЕНТ 7[800]Ф.Е. МахинЧему учат противобольшевистские восстания
Четыре года правят большевики русской землей, четыре года они разоряют деревни и города.
За это время трудящиеся не раз то там, то здесь брались за оружие, чтобы освободиться от коммунистического ига. Немало было пролито крестьянской и рабочей крови, а большевики все еще продолжают измываться над народом и работают над разрушением государства.
В чем же дело? Ведь известно, что большевиков небольшая кучка — около двух с половиной сот тысяч человек, а рабочих и крестьян свыше ста миллионов.
Чтобы понять, отчего народ не может достигнуть победы, надо посмотреть, чем сильны большевики и как народные восстания происходили.
Сила большевиков заключается в том, что они держат крепко в своих руках Красную армию и советы, в том, что они расплодили сотни тысяч наемных шпионов — чекистов, которые зорко следят за тем, чтобы никто не смел пикнуть вслух про большевистские порядки, чтобы никто не смел противиться ленинским декретам.
Сила большевиков и в том, что в их руках находятся все советские учреждения: почта, телеграф, а главное, железные дороги, которые позволяют им перевозить войска из одного места в другое, а значит, и выставлять против народа большевистские силы.
Большевики все действуют заодно и жестокими расправами над населением держат его в постоянном страхе.
Посмотрим теперь, как происходят народные восстания и в чем их слабость. Возьмем сначала бесчисленное множество выступлений отдельных деревень, волостей, заводов, красноармейских частей. Выступления эти начинаются почти всегда скоропалительно и неожиданно для самих участников.
Начнут большевики требовать с какой-нибудь волости раскладку, которую крестьяне не в силах выполнить, не выдадут в срок пайков рабочим или обмундирования красноармейцам, и выступление готово… Никакого заблаговременного сговора и оповещения соседних волостей, заводов, красноармейских частей не делается, и восставшие начинают бунт своими только силами.
Справляться с такими восстаниями большевикам нетрудно: посылают для усмирения сильные карательные отряды, и дело кончают в один прием. Бывает и так, что они добиваются раздора между восставшими, а затем лишним аршином ситца, лишним фунтом муки переманивают несознательных людей на свою сторону, сопротивляющихся же расстреливают.
Само собой понятно, что такие разрозненные бунты цели не достигают, а только вызывают лишнее пролитие крови.
Но кроме выступлений отдельных деревень и волостей, были восстания, которые охватывали целые губернии и даже области, и большие красноармейские и флотские части, как, например, ранней весной этого года вспыхнули Кронштадтское восстание, восстание крестьян в Сибири, в Саратовской и Тамбовской губерниях. Эти восстания были уже грозными для большевиков. Сибирь две недели была отрезана от Москвы, Кронштадт угрожал Петрограду, в самой Москве народ стал поднимать голову. Страх на большевиков напал немалый.
Казалось, что вот-вот и полетят в пропасть и Ленин, и Троцкий, и вся их проклятая коммунистическая банда. Но на беду трудового народа большевики на этот раз удержались. Дело кончилось только знаменитым «новый курсом», заменой раскладки продналогом и разрешением свободной торговли.
Почему дело на этот раз не кончилось победой народа, знать очень важно.
Начнем с Кронштадта. Кронштадтское восстание началось 4 марта[801] и имело своей целью поддержать движение петроградских рабочих, которые в двадцатых числах февраля вследствие продовольственной нужды и недостачи топлива были вынуждены требовать от большевиков замены их власти властью народной.
Ни выступление петроградских рабочих, ни восстание кронштадтцев не были заблаговременно подготовлены, а явились случайными; рабочие не успели сплотиться между собой, не успели как следует сговориться с красноармейцами и матросами. Не было обращено и внимания на то, что, восстань Кронштадт после очищения моря ото льда, он представлял бы неприступную твердыню, в то время как в начале марта легко было по льду вести против него наступление с берега.
А самое главное, чего не хватало у рабочих Петрограда, так это твердой решимости бороться до конца.
Вследствие этого большевикам легко удалось часть рабочих подкупить выдачей кумача и разных съестных припасов. Среди рабочих стало происходить замешательство, и в то время как загремели кронштадтские пушки для их поддержки, они сами уже перестали представлять собой достаточную силу, а затем и совсем притихли.
Кронштадтцам пришлось защищаться одним. Сначала большевики их не тревожили, так как не надеялись на помощь со стороны петроградских красноармейцев, да и не были уверены в том, что в ближайших губерниях народ останется безучастным к Кронштадтскому восстанию. Только спустя неделю, когда они убедились, что населением остается спокойным и что красноармейцы в других городах находятся в их руках, они начали подвозить к Петрограду по железной дороге войска, по преимуществу те, в которых было много коммунистов и курсантов.
17 марта, т. е. спустя две с половиной недели с начала восстания, Кронштадт пал.
Вина за неудачу кронштадтцев падает в первую голову на петроградских рабочих, а затем и на рабочих и крестьян других городов и губерний.
Восстание сибирских крестьян было подавлено уже после падения Кронштадта с помощью красноармейцев, которые, слепо повинуясь коммунистам, огнем и мечом начали уничтожать крестьян и целые деревни. Ближайшие к Сибири крестьяне поволжских губерний и Урала не оказали им никакой поддержки. Теперь эти крестьяне гибнут тысячами от голода, тогда как, освободившись от большевиков, они были бы, конечно, спасены сами.
Теперь мы можем сказать, что причиной неудачи противобольшевистских восстаний служит безучастность населения тех губерний и местностей, которые не захватываются непосредственным восстанием; а эта безучастность происходит от того, что не все еще сознают, что спасение от разорения и голодной смерти заключается только в скорейшем освобождении от большевиков и в установлении народной власти.
Как же бороться трудовому народу за свои права? Только общими силами, а отнюдь не разрозненно. Для этого же необходимо всему народу сплотиться, создать политические организации, союзы: Союз трудового крестьянства, Союз красноармейцев, свободные от коммунистов профессиональные союзы, влиться в социалистические партии — вот где кроется могучая сила трудящихся.
С помощью своих союзов и социалистических партий они могут достичь сговора отдельных губерний и областей. Союзы эти дадут возможность избежать разрозненных выступлений и начать борьбу общими усилиями всех крестьян, рабочих и красноармейцев. Перед организованной массой трудящихся большевики, конечно, не устоят.
ДОКУМЕНТ 8[802]Обращение Ф.Е. Махина к правительству Королевства сербов, хорватов и словенцев. 20 ноября 1924 г.[803]
«Земгор»
Объединение деятелей
Российских земских и городских органов самоуправления в Чехословацкой республике Представительство в Югославии
Белград, Теразии, 7
Корол[евскому] высокому правительству Кор[олевства] С.Х.С.
Много лет прошло с момента прибытия русских беженцев в Королевство С.Х.С. до настоящего времени. В течение этих лет неоднократно менялся состав кор[олевского] правительства, а вместе с этим и направление внутренней и внешней политики. Однако по одному вопросу каждое правительство Его Величества занимало неизменную позицию, а именно по вопросу государственной помощи русским, которые обрели убежище в королевстве. И правительство, и весь народ королевства предоставили бесчисленное количество доказательств, что в связи с русским вопросом ими руководят исключительно братские чувства и идеальные цели. Нигде во всем свете несчастные русские эмигранты не встретили ни лучшего приема, ни большей заботы и самопожертвования. Положа руку на сердце, русские не сомневались, что добродетельный и геройский сербский народ окажет им максимально возможное гостеприимство. Однако реальность превзошла все ожидания. Молодое объединенное королевство, презрев собственные утраты, материальный ущерб и вообще очень тяжелую ситуацию, сложившуюся после мировой войны, беззаветно посвятило себя делу приема и оказания любой возможной помощи братьям-русским.
Политика кор[олевского] правительства в отношении русских служит замечательным примером не только выражения братских чувств, но и глубокой политической мудрости. Потому что она закладывает основу еще более тесного и доверительного сотрудничества Югославии с Россией. Благородная и мудрая политика кор[олевского] правительства в русском вопросе в будущем обязательно принесет прекрасные плоды.
Дабы понять, как возник русский вопрос, необходимо знать следующее:
При переходе от абсолютизма к демократическому устройству Россия не могла обойтись без революционных движений. Ей пришлось идти по тому же пути, что и большинству европейских государств, покончивших с абсолютизмом. Несмотря на все то, что происходило на глазах у российских самодержцев и дворянско-помещичьего сословия, которое представляло собой их главную опору, напрасными оказались все уроки революционных движений — они эти уроки не уяснили и не извлекли из них пользу. Упрямое сохранение политической формы, которая сама себя изжила и утратила смысл, не могло не довести государство до революционной катастрофы. Абсолютистский режим должен был пасть в момент максимального напряжения всех народных сил и испытаний для всего государства, а именно во время войны.
Именно тогда Российскому государству пришлось сдавать экзамен на право находиться в первых рядах современных европейских государств.
Опыт войн последнего столетия продемонстрировал, что искать счастья на поле боя — занятие не для самодержавной России. Начиная с 1854 г. Россия или терпела поражения, или извлекала такие результаты из своих побед, которые ни в коей мере не соответствовали принесенным ею жертвам. Самодержавное правительство, которое взяло на себя обязанность управления жизнью государства, располагало помощниками только в лице централистского бюрократического аппарата, а также дворянского (помещичьего) сословия. Как и ожидалось, бюрократия действовала под влиянием отживших традиций и привычек. Дворянское сословие не могло возвыситься над собственными сословными интересами. Оно отчаянно и упрямо защищало свои привилегии, ревниво препятствовало выходу народных масс на политическую арену, отстаивая свое исключительное право считаться носителем национальной культуры. За прошедшее столетие между двором и правящими сословиями, с одной стороны, и народными массами, с другой, разверзлась непреодолимая пропасть. Устранить ее позволили бы широкие социальные и политические реформы. Однако для их проведения государственные правители не располагали ни подлинным пониманием государственных интересов, ни достаточной культурой. Войны, которые вела Россия, показали, что она не способна использовать свои преимущества, а именно превосходство в численности населения и природные богатства.
Русская армия страдала от нехватки технических средств, значимость которых в полной мере подтвердилась в ходе мировой войны. Неразвитость промышленности не позволила восполнить нехватку этих технических средств. Для решения боевых задач не оставалось ничего другого, как бросать в бой массы людей.
Подобная отсталость в сфере материальной культуры заведомо предвещала поражение русской армии, предотвратить которое невозможно было даже ценой бесчисленных потерь. Одновременно с этим центральный государственный аппарат оказался не в состоянии справиться с затруднениями, которые война вызвала внутри страны. В больших городах наблюдалась серьезная нехватка продовольствия. Правительство не подготовилось к войне и не знало, как совладать с экономическими проблемами. Поэтому еще до революции огромное недовольство охватило все народные слои. Аристократия продемонстрировала полную неспособность вывести государство из гибельного положения, в котором оно оказалось вследствие тяжелой и продолжительной войны. Психическое возбуждение масс, вызванное описанным положением, привело к восстанию, а затем и к революции, положившей конец российскому абсолютизму и династии.
К сожалению, русская революция перешла границы исторически необходимого: ее судьба оказалась в руках политической партии, которая интересы России и русского народа поставила на последнее место, а на первое — задачу разжечь пожар мировой революции при помощи революции русской. России в этом пожаре отводилась роль фитиля, который, позволив распалить огонь, сам обратился бы в пепел. Большевистские вожди хорошо знали, что ожидает Россию после их экспериментов, но их это нисколько не заботило.
Возникает вопрос: почему русский народ на первом этапе революции не задержался на демократических позициях; почему не стал выстраивать свою жизнь в демократическом духе? Ответ дает русская история.
Прежний режим разделил народ на две части: правящее меньшинство, которое представляло собой дворянско-помещичье сословие, и большинство — притесняемый и эксплуатируемый многомиллионный народ. Значимого улучшения положения народа не произошло даже после отмены крепостного права и барщины, потому что массы не получили каких-либо политических прав. Только под давлением жизненной необходимости, бунтов и восстаний бывшее правительство шло на уступки и предоставляло народу хотя бы минимальные политические свободы, однако это отступление никого не удовлетворяло. Вторая половина XIX века прошла в России под знаком жестокой борьбы между народом и самодержцами, которых поддерживала дворянско-помещичья группа. Одновременно весь государственный аппарат, закостенелый в своем архаичном устаревшем облике, все больше утрачивал связь с реальной жизнью. Тем не менее прогресс Западной Европы не мог не оказать влияние на Россию. Масса тем больше ненавидела режим, чем очевидней становились его пороки. Дворянство и бюрократия наслаждались своими правами и привилегиями, стремясь в культурном отношении догнать развитые государства Западной Европы. За блеском поверхностной культуры правящих сословий мир не замечал, как влачат убогое существование народные массы. С течением времени все глубже и непреодолимей становилась пропасть между правящими кругами и притесняемым народом. По обе стороны этой пропасти люди жили изолированно друг от друга. Были навсегда утрачены связи между ними, исчезли взаимопонимание и стремление к согласию. Так старая Россия приближалась к своему концу.
Коммунистические вожди использовали эту ситуацию в своих интересах, с легкостью превратив народные массы в слепое орудие. С его помощью они укрепили собственные позиции и осуществили ряд социальных экспериментов, которые погубили Россию.
Как и следовало ожидать, большевистская отрава действовала недолго. Народные массы вскоре поняли, что не имеют политических свобод, и они бы свергли большевистское правительство, если бы не последовали попытки реставрации. Деникин, Колчак, Врангель и другие вынудили народ даже у большевиков искать защиту от непрошеных освободителей, а это лишь дополнительно укрепило позиции советского правительства. Однако военные успехи большевиков не принесли ожидаемых ими результатов. Причиной тому — бесчисленные ошибки в области политики и экономики, которые стремительно и потихоньку[804] ведут Россию к материальной и моральной гибели, предотвратить которую способно установление демократии и упразднение диктатуры партии.
Приверженцы русской демократии, которым одинаково претят идеология и практика абсолютизма, с одной стороны, и режим коммунистической диктатуры, с другой, уверены, что все-таки возобладает идея демократии и Россия в недалеком будущем займет свое место в ряду свободных европейских государств, на которое имеет право в силу своих духовных и материальных богатств. Эти богатства, усердие народа и его здравый смысл помогут России быстро залечить свои раны, возродить экономику и встать на путь подлинного прогресса.
Сотворение новой России потребует массы деятелей интеллигенции, разделяющих демократические убеждения и обученных действовать в духе демократизма. Поэтому перед всеми русскими, кто любит Россию и русский народ, стоит задача подготовиться к выполнению своей исторической миссии. Неудивительно, что русские демократы за границей приложили все силы, дабы объединиться и охватить своими организациями каждого, кто сочувствует народу, готов бороться за его права и его светлое будущее. К сожалению, демократические ряды понесли бесчисленные потери в результате революционного процесса и большевистского террора. Возникает вопрос: как нам пополнить наши ряды? Пребывание за рубежом позволило сотням тысяч русских беженцев познакомиться с демократическими институтами современных передовых государств. Эти беженцы, которые еще не заразились сословным высокомерием, могут с легкостью присоединиться к лагерю демократии.
Славянская демократия ближе всех русской демократии. Их объединяют схожая психология, общие национальные особенности и обычаи.
История славянских демократий наиболее поучительна для русских как в плане активности, так и в плане героизма южных славян. Русские массы должны сблизиться со славянскими демократиями в том числе и потому, что в будущем их будет объединять вся сила реальных интересов и идеальных побуждений. Славянская интеллигенция может обрести обширное поле деятельности в самой России, потому что та оскудела интеллектуальными деятелями и с готовностью призовет своих подлинных братьев — южных и западных славян.
Что касается Кор[олевства] С.Х.С., то, к сожалению, приходится констатировать, что еще не созданы условия для демократизации масс беженцев.
Официальные представители русской эмиграции, фактически, являются злейшими врагами всякого демократизма. Образ жизни и традиции беженских масс сложились под влиянием этих людей, к авторитету которых высокое правительство прислушивалось при решении русского вопроса. Деятельность этих русских политиков была преисполнена невиданной злобы, нетерпимости и жажды мести. Как будто в Королевство С.Х.С. пересадили часть дореволюционной самодержавной России, которая, откровенно говоря, весьма схожа с Россией большевистской. Официальные российские представители считают либерализм и демократизм самым тяжким преступлением и путают их с большевизмом, который сами они и породили.
Тысячам прогрессивных русских людей пришлось скрываться от этой грубой силы реакции, которая вынудила их отказаться от участия в общественной жизни и деятельности. Сторонники царизма так терроризировали получающую высшее образование молодежь, что та или совершенно утратила собственное достоинство, или впала в некую апатию, или последовала за наиболее одиозными монархистами. Такое состояние молодежи грозит тем, что она окажется неспособной к какой-либо общественной или государственной деятельности в освобожденной России. Следует также подчеркнуть, что сами официальные вожди беженских масс не удовлетворены своим положением в королевстве, потому что они рассчитывали на большее, чем то, что они имеют и что так мало соответствует их прежнему положению в царской России. С другой стороны, местная сербская печать неоднократно высказывала недовольство беженскими массами. О них она судила на основании впечатления, сложившегося по вине тех, кто ранее выступал от имени беженцев.
На наших глазах сложилась совершенно ненормальная ситуация, — редкий случай, — когда несколько десятков тысяч русских, соприкоснувшись с братским народом С.Х.С., не только не сблизились с ним, но и еще больше от него отдалились.
Однако на самом деле все не так плохо. А именно, в беженской массе есть много простых и трудолюбивых людей, которые, несмотря на все давление со стороны официальных российских представителей, молча и спокойно переносят тяготы беженской жизни. Эти люди понимают, что братский народ С.Х.С. за время войны и вражеской оккупации перенес величайшие лишения и несчастья и поэтому сегодня не способен на то гостеприимство, которое он сам хотел бы оказать. Эта часть беженцев честным трудом зарабатывает себе кусок хлеба и ни в коем случае не собирается что-либо требовать от братьев южных славян на том основании, что в прошлом Россия спасла Сербию. Они знают, что спасение это соответствовало интересам не только Сербии, но и самой России, что жертвы, принесенные Россией, не дают им права требовать что-либо для себя лично.
Эта часть беженской массы хочет лишь равных прав с теми, кто до настоящего времени выдавал себя за единственных представителей России и монополизировал право на патриотизм. Они рассчитывают на то, что в демократическом славянском государстве они смогут свободно исповедовать свои демократические воззрения и создавать организации и объединения, которым правительство станет оказывать то же внимание, что и врангелевцам и им подобным. Прогрессивно настроенная эмиграция не хочет подвергаться смертельной опасности вследствие того, что в ее адрес раздаются лживые и оскорбительные обвинения в большевизме.
Демократично настроенные эмигранты опасаются, что у братского народа Кор[олевства] С.Х.С. может сложиться убежденность в том, что русский народ не дорос до демократической конституции, что ведущими факторами в русской государственной жизни остаются либо анахроничный абсолютизм, либо неслыханная и отвратительная диктатура реакционного по своей сути большевизма. Само собой разумеется, ни то, ни другое не может вызвать к себе симпатий у народов, которым присуща демократическая психология и идеология.
Практическое решение русского вопроса состоит в освобождении русских беженцев от влияния, оказываемого врангелевскими структурами и упертыми политиканами из числа сторонников абсолютистского режима. На территории королевства русские демократические организации должны в отношениях с высоким правительством располагать хотя бы теми же правами, что и их антиподы, если не пользоваться большим доверием. Второй вопрос: как распорядиться средствами, выделенными для оказания помощи русским беженцам? Что касается этого вопроса, «Объединение деятелей Российских земских и городских органов самоуправления в Чехословацкой республике» (Земгор), — российская демократическая организация, которая уже три года действует в Чехословакии, — полагает, что эти средства надлежит распределять, исходя из следующих принципов: 1. Главные усилия следует направить на то, чтобы развивать в среде беженцев самозанятость, чтобы с этой целью оказать помощь каждому беженцу, предоставив ему возможность зарабатывать на жизнь в наиболее благоприятных условиях.
2. Следует предоставить возможность использовать гостеприимство славянских государств для ознакомления с их историей и культурными достижениями, укрепления братских связей, чтобы беженские массы воспитывались в духе славянской взаимности и солидарности. Одновременно «Земгор» считает необходимым налаживать деловые связи с теми элементами братских славянских народов, в которых будущая Россия будет нуждаться для осуществления своего экономического возрождения.
3. Братские связи должны помочь русским эмигрантам воспринять героический дух славянской демократии и в будущем создать вместе с братскими народами мощное объединение, в котором они сообща станут защищать собственную свободу и идеалы демократии.
4. При большевиках Россия больше всего потеряла интеллектуальных сил, о пополнении которых нам уже сегодня стоит задуматься. Однако большевистский режим прежде всего ненавидит и преследует тех, кто имеет гражданское мужество исповедовать высокие заветы русской интеллигенции, и потому препятствует увеличению численности интеллектуальных работников. Кроме того, финансовый крах лишил большевиков возможности содержать высшую школу. Поэтому русская молодежь, находящаяся за границей, должна стараться получать высшее образование.
Принимая во внимание все вышеперечисленное, «Земгор» никогда не считал, что оказание помощи в виде выплат персональных денежных пособий может принести положительные результаты. Во-первых, это пособие никогда не бывает достаточным для тех, кто его получает и кто всегда им недоволен. Во-вторых, пособие вызывает раздражение у тех, кто его лишен. Куда больше пользы приносят установления, работающие на благо всей массы, а именно:
а) медицинская помощь и лечение в больницах;
б) дешевые столовые;
в) дешевые совместные квартиры (общежития);
г) специальные курсы, на которых беженцы обучались бы какому-нибудь ремеслу или профессии, чтобы легче обеспечить себе заработок;
д) содержание школ, что, разумеется, представляет собой самую большую услугу беженцам-родителям, которые не имеют другой возможности дать образование своим детям;
е) поддержка молодежи, получающей высшее образование;
Следует признать, что, по-видимому, самое важное — оказание помощи детям и учащейся молодежи, потому что ни один другой вид помощи не окажется столь полезным для будущей освобожденной России, как помощь подрастающему поколению.
Подчеркнем, что кор[олевское] правительство может оказать беженцам и такую помощь, которая принесет пользу не только им, но и самому королевству. А именно, если бы эмигранты, знакомые и любящие сельскохозяйственную деятельность, получили по земельному наделу, пусть даже и на правах аренды.
Что касается деятельности «Земгора» в Чехословакии, то можно констатировать, что она принесла положительные результаты. А именно: межпартийная борьба утратила свою остроту; удалось не только сохранить, но и в определенной степени повысить моральный и культурный уровень (не было случаев самоубийств или криминальных эксцессов). Хотя в ЧСР господствует безработица, русские эмигранты тем не менее в силу владения различными ремеслами не оказались в худшем положении.
Кроме того, результатом обширной культурной деятельности стало создание в ЧСР серьезных научных институтов, которые не утратят своего значения, даже когда беженская масса оставит пределы Чехословакии, потому что эти учреждения сохранят свою притягательную для русской интеллигенции силу.
Целый ряд культурных объединений чехов и русских заложил основу сердечных братских отношений между двумя народами. Все эти учреждения и объединения возникли как итог самостоятельной деятельности русских и чешских демократических элементов. Со своей стороны, русская студенческая молодежь без чьих-либо указаний наладила связи с чешской молодежью. Это вселяет надежду на то, что в будущем новые поколения славян выйдут на историческую сцену с совместной программой и под общими знаменами. Всего этого возможно достигнуть и в Кор[олевстве] С.Х.С.
Только апелляция к русским демократическим кругам, широкая гласность, свободная критика, демократичные методы деятельности позволят прийти к разумному решению русского вопроса. А это решение обеспечило бы взаимное удовлетворение, принесло пользу обоим народам и заложило бы основу сотрудничества великой Югославии и возрожденной России.
Представительство «Земгора», которое сплотило и продолжает сплачивать вокруг себя все демократические беженские круги, в настоящее время работает в исключительно тяжелых условиях.
Несмотря на все это, представительство с оптимизмом оценивает результаты собственной деятельности и полагает, что его методы и активность, в конце концов, приведут к победе славянской демократии и послужат прочным основанием славянского единства.
ДОКУМЕНТ 9[805]Из интервью Ф.Е. Махина. 1935 г.
Между эмигрантами действительно есть люди, думающие, что ценой отдачи русской территории будет свергнута советская власть и спасена русская культура, которую эта власть грозит уничтожить… На это мы отвечаем, что всякое правительство, в том числе и советское, имеет лишь преходящее значение и вечна одна лишь Россия.
Территория, населенная русским народом и другими народами, связавшими с последним свою судьбу, принадлежала нашим предкам, и на нас лежит долг передать ее нашим детям как величайшую драгоценность, дороже которой ничего нет и не может быть для русского народа.
Русская культура не нуждается ни в чьей защите. ибо она существует и будет существовать, пока существует русский народ, и последний обладает достаточной внутренней силой для того, чтобы своими собственными усилиями выйти на широкие пути своего исторического развития.
Поэтому мы не можем не быть на стороне тех русских людей, которые встанут на защиту границ нашей Родины, и сделаем все, что будет в наших силах, чтобы обеспечить победу их оружия.
ДОКУМЕНТ 10[806]Ф.Е. МахинЮгославский дневник[807]
С первых дней борьбы югославских партизан с фашистскими захватчиками генерал-лейтенант Ф. Махин находится в рядах активных борцов за освобождение Югославии. Начав свою боевую деятельность в дни черногорского восстания в июле 1941 года, он вместе с воинами Народно-освободительной армии прошел долгий и трудный военный путь, сражаясь в партизанских батальонах, отрядах, бригадах, затем работая в штабах дивизий, корпусов и, наконец, в Верховном штабе.
Во время боев и походов генерал Ф. Махин делал записи в своем фронтовом дневнике, отрывки из которого с разрешения автора мы сегодня начинаем публиковать. Несмотря на то что эти отрывки не могут претендовать на систематическое описание событий, они представляют несомненный интерес как свидетельство очевидца и участника героической борьбы югославского народа за свою свободу и независимость.
6 апреля 1941 года. Война! Войска Гитлера пересекли югославскую границу. Я пишу эти строки в четырех десятках километров от Белграда, охваченного огнем и дымом пожаров.
Вчера еще я делал в дневнике «мирные» записи. Вечер провел в ресторане «Мадера» в кругу знакомых офицеров, говорили о войне в Европе. Вернулся домой в поздний час, но встал, как всегда, рано. Включил радио и услышал речь Риббентропа[808], полную нападок на Югославию. Затем переключился на Москву. Она сообщала о заключении договора о ненападении между СССР и Югославией.
Не успел побриться, как раздался страшный взрыв, за ним другой, третий. Дом зашатался, посыпались стекла. Грохот нарастал. Я направился к лестнице, чтобы спуститься в подвал, но лестница оказалась разрушенной. Я выглянул на улицу — у парадного входа чернела огромная воронка.
К восьми часам утра бомбардировка прекратилась. С трудом выбрался я на улицу. Передо мной открылись картины одна страшнее другой. Авиационный завод, расположенный недалеко от моего дома, объят пламенем. Улицу Королевы Марии не узнать — почти все небольшие дома превратились в развалины. Тротуары покрыты битым стеклом. Трамваи стоят недвижимо, на улицах потоки воды. Немцы разрушили электрическую сеть, вывели из строя водопровод. У развалин суетятся люди. Слышны крики и плач, из-под обломков вытаскивают тяжело раненных, убитых. Трупы укладывают рядами вдоль тротуаров.
На площадях толпы народа. Обезумевшие жители бегут, стремясь вырваться к окраинам города. Они тащат случайно захваченные вещи, пестрые узлы, тюфяки. Пожилая женщина, стоя у церкви, истерически кричит:
— О, штасмо дочекали, штасмо дочекали! (О, чего мы дождались.)
Людской поток выносит меня к городской окраине. Там тоже пожары, трупы. Вместе с тысячами людей удаляюсь от горящего города.
Я узнал, что югославское правительство бежало из Белграда, бросив страну и столицу на произвол судьбы.
8 апреля. Сегодня окончательно простился с Белградом. Вернулся я в город, чтобы взять самые необходимые вещи и бежать от немцев, быстро приближающихся к столице. Я шел опустевшими белградскими улицами. Красавец-город, расположенный при слиянии двух рек — Дуная и Савы, — мертв. «Вернусь ли сюда?» — думал я, покидая столицу.
Здания Военного министерства и военного училища, мимо которых мне пришлось идти, выглядят грудами бесформенного кирпича. Красивые виллы на улице Милоша Великого тоже разрушены немецкими бомбами. В районе железнодорожной станции догорают склады бензина, и черный тяжелый дым поднимается к небу.
Белградские власти затратили миллионы динар на строительство бомбоубежищ. Теперь я видел, на что ушли эти средства. Укрытия строили на площадях, примитивно и небрежно. Многие такие убежища стали при первых же бомбардировках массовыми могилами. В легком укрытии, построенном в парке Освобождения, погибло 300 человек, столько же погребено в убежище, построенном у церкви Вознесенья.
Все, что я видел в последние дни в югославской столице и на дорогах, прилегающих к ней, можно охарактеризовать одним словом: катастрофа.
14 апреля. Двигаюсь среди большого, шумного и тревожного людского потока, устремившегося в сторону Адриатического моря. На каждом шагу убеждаюсь, как глубока ненависть народа к немцам, как жаждет он сразиться с врагом. Но кому дело до народной души? Повсюду беспорядок, паника. С первого же дня войны страна оказалась предоставленной самой себе. На станции Лазаревец я видел сотни подлежащих мобилизации молодых людей, спрашивавших об одном:
— Где власти? Где штабы? Где взять оружие?
Я, тогда штатский человек, как и другие, ответить им ничего не мог.
В Сараево меня застигла бомбардировка. Здесь скопились сотни автомобилей белградской знати, спешащей в безопасные места — к морю. Офицер в чине подполковника сказал мне, что на фронте положение становится все более катастрофичным: немцы прорвались к Санджаку и в Хорватию.
На поезде еду в район Мостара. Здесь тоже бродят тысячи военнообязанных, не знающих, куда им направиться. Молодежь требует оружия, но весь государственный аппарат рухнул, как карточный домик, и никто не думает об обороне страны. Слухи о бегстве правительства подтвердились.
— Какой контраст между нашим храбрым, воинственным народом и его трусливыми правителями, — сказал мне, горько улыбаясь, знакомый учитель-хорват, которого я встретил под Мостаром.
16 апреля. Немецкие войска вступили в Белград. Когда я узнал об этом, сердце мое сжалось от боли. Я видел слезы на глазах крестьян, узнававших о захвате врагом столицы, я видел школьников, недоуменно повторявших: «Неужели немцы ходят по Белграду?»
Тяжелая весть о прекращении сопротивления югославской армии и падении Белграда застала меня в районе города Гацко, куда я добрался на грузовике. Здесь мне пришлось наблюдать картину, которую, вероятно, никогда не забуду. Множество автомобилей, принадлежащих столичной верхушке, бежавшей от бомбардировок, скопилось у Гацко. Здесь были высшие полицейские чины, политики, крупные чиновники, видные купцы, фабриканты, домовладельцы. Мне пришлось видеть, с каким нескрываемым облегчением, чтобы не сказать радостью, встретили эти люди трагическую весть о падении столицы.
— Нужно скорее ехать в Белград, — сказал мне начальник белградской политической полиции Банкович, которого я встретил в гостинице в Гацко, — теперь опасность бомбежек миновала, жизнь будет восстановлена. Мы, полицейские, нужны и немцам.
«В Белград!», «Война кончилась!» — возбужденно повторяли одетые с иголочки мужчины, укутанные в меха дамы. И комфортабельные автомобили повернули в обратный путь. На северо-восток двинулась колонна машин. Надо было видеть, какими глазами провожали эти машины герцеговинские земледельцы, рабочие, учителя. В их глазах можно было прочесть нескрываемое презрение, жгучую ненависть к предателям, спешащим на поклон к немцам. Мой сосед — пожилой герцеговинец — сказал:
— Эта колонна машин — пятая колонна.
Я направился в дом военно-спортивной организации «Сокол», где обычно собиралась молодежь. По пути я узнал, что накануне в этом доме на столах ночевало правительство Симовича[809], бежавшее за границу. В сокольском доме, как его здесь называют, меня встретила группа молодых людей. Решив почему-то, что и я собираюсь обратно в Белград, они осыпали меня ядовитыми насмешками.
— Торопитесь, а то опоздаете к фашистам.
Я отрекомендовался, и у нас сразу установились дружеские отношения. Молодые люди засыпали меня вопросами: что делать? К кому обращаться? Неужели можно допустить, чтобы враг покорил нашу Югославию?
— Мы готовы на все во имя спасения страны, — сказал молодой герцеговинец, сверкнув глазами, — на все!
Нет, такие люди никогда не будут немецкими рабами!
17 апреля. Из городов в сторону гор, в заброшенные деревушки, по надежным, скрытым тропам движутся тысячи и тысячи людей с котомками за плечами. Это — настоящие патриоты, готовые отдать жизнь за родную Югославию.
Сообщения с фронта очень, очень тяжелые. Командование югославской армии капитулировало. А ведь прошло только десять дней войны! Теперь даже слепому ясно, что страна и армия возглавлялись жалкими банкротами. Мне достоверно сообщили, что к началу войны у Югославии было только 200 боевых самолетов и 200 танков. Запас бензина исчислялся… однодневной потребностью современной армии. Важный в оборонительном отношении горный сектор остался не только без военно-инженерной подготовки, но и без войск. Продовольственных запасов на ряде участков фронта также не имелось, и солдаты с первых же дней войны голодали. Противотанковая оборона организована не была. Не только противотанковых пушек, но и бутылок с горючей жидкостью в распоряжении частей не оказалось. Все, кто прибывает сюда с фронта, в один голос рассказывают о растерянности генералов, потере связи частей со своими штабами, о недостатке оружия и хаосе на военных складах.
К нам в Гацко все чаще добираются солдаты группами и в одиночку. Они рассказывают, что офицеры и генералы из верхушки армии приказывали им бросать оружие и сдаваться в плен немцам. Но солдаты не подчинялись. Они бежали, скрывались от плена и, как правило, возвращались в родные места с драгоценной ношей — оружием. Некоторые солдаты и младшие командиры пришли в Гацко и окрестные села, захватив с собой по две-три винтовки.
18 апреля. Судьба вновь, в третий раз, столкнула меня с генералом Петром Арачичем, личностью, известной всей Югославии. Начальник военной контрразведки, профессор военной академии, командир дивизии и, наконец, заместитель командующего Приморской армии — таков его путь.
Когда-то в Белграде я обращался к Арачичу за разрешением издать мою книгу о Красной армии. Он категорически отказал. Второй раз я встретил его на днях в Мостаре. Он ничего не мог мне сказать об обстановке, ибо сам ничего не знал, но во время разговора он сохранял надменность и напыщенность, столь характерную для генералов старой югославской армии.
Последняя моя встреча с Арачичем произошла вчера. В Билече я попал в военный городок. Здесь собралось много народа. К моему удивлению, из помещения вышел, сверкая золотом украшений, Петр Арачич. Он сделал несколько шагов вперед и, улыбаясь, обнял вышедшего из машины итальянского генерала. Я опешил: это была постыдная церемония сдачи Арачича в плен итальянцам. Оба генерала сели в автомобиль и, беседуя, направились за город, где находился лагерь военнопленных. Солдаты и местные жители, бывшие свидетелями этой сцены, провожали Арачича словами проклятья. Так кончил свою карьеру предатель в генеральском мундире, столько лет произносивший выспренные речи о военной чести и любви к Югославии.
20 апреля. На каждом шагу я вижу, что окружающие меня люди, выросшие среди гор и страстно любящие свободу, не мыслят себе жизни под немецким игом. Вчера я ночевал у учителя Милошевича — молодого человека, мечтающего сразиться с немцами. Он горячо говорил о лютой ненависти, которую питает издавна народ к немцам, и привел гневные строки из драмы Люциана Риделя «Заточник», написанной более 40 лет назад:
Где немецкая нога на минуту станет —
Там кровь течет сто лет.
Где немецкие уста воду пьют —
Там смердит сто лет.
Немец обманет сильного и ограбит слабого.
Он готов даже с неба кожу содрать.
Жабы и те перестали квакать,
Чтоб немецкому говору не подражать.
Поздно вечером в комнату вошел отец Милошевича, старый герцеговинец, принимавший участие в восстании против турок в 1875 году. Старик вошел и стал у дверей. В руках у него была винтовка. Он держал оружие так любовно и умело, что сразу видно было: это старый, испытанный солдат.
— Пойду на немца, с сыном пойдем, — сказал он. — У немца, говорят, много танков и самолетов. Но и мы — сила!
15 июня 1941 года. Нахожусь в курортном городке Рисане на берегу Адриатического моря. Сюда пришлось бежать из района Гацко, чтобы скрыться от преследования итальянских властей. Живу инкогнито. Повсюду сообщают о боевом настроении черногорцев, готовящихся к вооруженной борьбе с оккупантами.
Через Рисан вдоль побережья непрерывно движутся немецкие части. Они держат курс на Сараево, а оттуда, как мне говорили журналисты, направляются на восток. Немцы заполняют улицы, кафаны (рестораны), магазины. Черногорцы негодуют, в них клокочет исконная ненависть к поработителям. Вчера на улице группа местных жителей встретила прохождение немецкой колонны боевой черногорской песней «Сердар Иоле», начинающейся словами «Дай мне саблю остру».
Тайно от оккупантов вместе с городским головой Николаем Джуровичем слушаю радио. Лондон сообщает о начавшихся в Сербии массовых расправах оккупантов над гражданским населением.
22 июня. Я и Николай Джурович были у радиоприемника в тот момент, когда Москва сообщила о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Чрезвычайно взволнованные слушали мы выступление Молотова. В 4 часа дня ко мне пришел профессор Милянич, заведующий рисанской больницей, с которым у меня установились добрые отношения. До него уже дошли слухи о советско-германской войне. Долго говорили мы об этом огромной важности событии. Мы сошлись на том, что отныне центр европейской войны переместился на восток, что происходит коренной перелом в ходе войны и отныне судьба Югославии неразрывно связана с судьбой России. Нам стало ясно, почему немецкие части столь поспешно двигались через Сараево на восток.
23 июня. Вчера вечером меня предупредили, что оккупационные власти потребовали от городской управы списки всех «ненадежных», находящихся в Рисане. Друзья порекомендовали мне немедленно скрыться. Я нашел проводника и в 5 часов утра двинулся с ним в горы. Позади остались шумный городок, залитая солнцем бухта Каторская. Куда идти? Я решил углубиться в горы, взяв курс на Грахово.
1 июля. Живу среди крестьян-черногорцев. Дошедшая сюда весть о нападении Германии на Советский Союз вызвала в черногорских селах большое возбуждение. Я долго сегодня беседовал с 50-летним черногорцем Гойко Даковичем, который пришел ко мне из соседнего района. Одет он был, как и все его соплеменники, красочно и легко.
На нем были красный «джемодан» (жилет с золотыми застежками), широкие синие шаровары, белые гетры и легкие самодельные туфли «опанки». Гойко снял с головы черную круглую шапочку, расшитую золотом, и спросил, не известно ли мне, как идут бои на советско-германском фронте. Я коротко рассказал ему о жестоких боях, развернувшихся в России. Черногорец сказал:
— Я думаю, что русские хорошенько проучат немецких псов, а нам надо проучить фашистов здесь в горах. Если будем сидеть сложа руки, мы поступим нечестно по отношению к русским братьям и к своей собственной совести. В этой войне, как и в прошлом, у нас с русскими один враг и одна боевая дорога.
Мой собеседник тут же вспомнил, что еще во времена борьбы с Наполеоном существовал прочный союз России с Черногорией.
— Не удалось Наполеону, покорившему чуть ли не всю Европу, поставить на колени нас — горсточку черногорцев. Помните, как писал об этом русский поэт Пушкин?
И он нараспев прочел пушкинскую строфу, которую в собственном переводе и в разных вариантах повторяют многие черногорцы:
«Черногорцы? Что такое?
Бонапарте вопросил: —
Правда ль: это племя злое,
Не боится наших сил?»
Разговор с Гойко Даковичем убедил меня, что нынешние жители гор столь же воинственны, как и их предки. Гость рассказал мне о том, как в его селе и в соседних готовится народ к вооруженному выступлению против оккупантов. Отдельные группы партизан уже начали организовывать засады, диверсии, взрывы.
9 июля. Нет дня, чтобы сюда не доходили вести о массовых казнях и грабежах, чинимых захватчиками на югославской земле. Югославию, видимо, враг решил растерзать на куски. Черногория попала под власть Муссолини, который подготовляет ее присоединение к фашистской Италии. В горах это сообщение вызвало усиление партизанской борьбы. Неспокойно и в других районах Югославии. Около Белграда подожжены склады с боеприпасами. В Мостаре произошла вооруженная схватка итальянских войск с населением. В горах распространяется листовка: «Сейчас решается судьба всех славян, в том числе сербов, хорватов, черногорцев, словенцев, чехов, поляков. Озверелые гитлеровцы хотят уничтожить славянские народы. К оружию, братья!» — призывает она.
Я побывал в нескольких селах и убедился, что народ готов к борьбе. Главное, чего не хватает, — организации. Сюда приезжал человек, давший партизанам ряд ценных советов и указаний. Он уехал вчера, не назвав своего имени. Видимо, существует центр, начинающий объединять усилия партизан.
18 июля. Горячее время. Вынужден ограничиться короткой записью. Недаром говорят, что чем крупнее события, тем меньше следа о них остается в дневниках. Итак, 12 июля итальянцы намеревались торжественно провозгласить «независимость» Черногории. Народ сразу разгадал этот фарс. На «любезность» захватчиков черногорцы ответили огнем. 13 июля в нашем районе и во всей Черногории началось вооруженное восстание. Повсюду повстанцы громят итальянские гарнизоны, захватывают в свои руки населенные пункты. В восстании участвуют десятки тысяч черногорцев. Повстанцы пополняют запасы оружия за счет трофеев. Многих партизан нам удалось вооружить после налета партизан на один из военных складов противника.
Я целиком захвачен водоворотом событий. Ко мне, как к военному специалисту, в прошлом полковнику, обращаются за советом многочисленные представители партизанских групп. Я рад хоть чем-нибудь помочь этим гордым и храбрым людям.
Партизанские отряды, стихийно возникающие повсюду, остро нуждаются в знающих военное дело руководителях, и мне казалось, что их недостаток помешает росту партизанской борьбы. Эти опасения оказались напрасными. В первые же дни восстания выдвинулись отличные партизанские вожаки. Во главе повстанцев одного района оказались[810] студент Воя Николич, молодой подпоручик югославской армии Мартинович, адвокат Никола Джуркович. В соседнем районе возглавил повстанцев крестьянин Сава Ковачевич[811], слава о котором быстро облетела всю округу. На другом участке командуют[812] учитель гимназии Петар Комненич и крестьянин Иосип Копривица, который два десятка лет провел на угольных копях в Америке.
Партизанские группы принимают чисто военные организационные формы. Они разбиты на четы (роты), воды (взводы), десятины (отделения). Жители двух-трех сел объединяются в партизанский батальон.
23 июля. Борьба перенеслась в район Грахова. Напор партизан был настолько сильным, что итальянцам пришлось перебросить сюда свежие регулярные части. Четыре дня шел кровопролитный бой. Обе стороны понесли большие потери. Итальянцы ввели в бой артиллерию, и повстанческим группам пришлось отойти в горно-лесистый район. Неудача не смутила нас. Мы сохранили свои силы, организацию, а главное, веру в себя. Повстанцы не обманывают себя — они знают, что предстоит тяжелая борьба.
К нам вновь приезжали из штаба. Хотя никто из нас не знает его местонахождения, мы на каждом шагу чувствуем твердую руководящую силу. Я часто думаю: кто в эту черную для Югославии пору поднял знамя народной борьбы, кто возглавил патриотическое движение? Точного ответа пока нет.
12 августа. Мы повторили удар на город Грахово и овладели им. Взято в плен более 100 итальянцев. В бою мы, к радости всех партизан, захватили противотанковое орудие итальянцев. Это первый наш крупный трофей, первое артиллерийское вооружение, попавшее в наши руки. Из отбитой у врага пушки сам Сава Ковачевич открыл огонь по противнику.
Сегодня в наш отряд влилось 48 новых крестьян-добровольцев. Половину из них удалось вооружить, остальным посоветовали добыть оружие у врага.
19 августа. Оккупанты рыщут в горах, но они бессильны подавить возмущение крестьян. Я последние дни скрывался у моего нового друга Гойко Даковича в его домике, расположенном на склоне высокой горы. Но итальянцы вчера добрались и сюда. Первой заметила их приближение Вука, 13-летняя дочь Гойко Даковича, которая пасла овец. Я немедленно скрылся в одном из ущелий и вернулся в дом Даковича только после того, как Вука дала мне знать, что итальянцы ушли. Оказывается, они произвели обыск в домике крестьянина, затем устроили попойку и приказали сегодня же доставить в их штаб свинью и различные продукты. Пока жена моего хозяина — Ружа, тихая и милая женщина, рассказывала о произволе солдат, ее 90-летний отец, высокий черногорец, удивительно сохранившийся для своих лет, обнаружил, что итальянцы успели украсть у него золотые часы. Он уверял, что часы шли без починки чуть ли не двадцать пять лет, и зло проклинал итальянских воров: «Они все хотят отнять у нас, проклятые, — часы, дом, овец, горы, воздух».
Оставаться здесь дальше мне небезопасно. Сегодня ночью покину домик гостеприимного Гойко.
19 сентября. Разъезжаю по деревням, помогаю организации новых партизанских отрядов, диверсионных групп и т. д. Выступаю на сельских сходах, беседую с молодежью. Тема у меня одна — о целях и сущности народной борьбы с оккупантами. Долго убеждать моих слушателей не приходится — у них руки сами тянутся к оружию.
Мы получили указания из штаба партизанских отрядов. Партизанские силы еще слишком слабы, указывает штаб, чтобы создавать фронты. Надо действовать группами, отрядами, батальонами. Тыл врага, его штабы, коммуникации, связь — вот главное поле нашей деятельности. Засады, налеты, диверсии — вот наши основные методы. Наряду с этим штаб будет проводить более крупные операции, которые приучат партизанские батальоны к совместным действиям в обстановке современного боя. В связи с получением этого указания я впервые услышал имя Тито[813]. Теперь ясно, кто возглавляет геройскую борьбу народа.
28 сентября. Наш банянско-вучедольский батальон тесно сотрудничает с граховским батальоном Савы Ковачевича. Несколько дней тому назад мы совместно совершили нападение на итальянскую колонну, которая двигалась из Требинье к Никшичу. Засада была устроена по обеим сторонам шоссе около Вилюси. События развернулись так. Мы напали на хвост вражеской колонны, которую защищали три танка. Танки открыли огонь, продолжая медленно двигаться по горной извилистой дороге. Итальянцы шли с открытыми люками. Когда головной танк начал поворачивать за изгиб дороги, на него с обрыва бросился Сава Ковачевич. Храбрец на наших глазах вскочил на танк, схватил за шиворот танкиста. Богатырским рывком он вытащил итальянца из танка. Водитель, испугавшись, остановил машину. Его тоже Сава извлек на свет божий. Машина попала в наши руки. Сава Ковачевич тут же влез в танк и открыл огонь из танковых пулеметов по итальянцам, которые пытались, выскочив из грузовиков, занять боевые позиции. Вскоре был захвачен второй танк. Экипажу третьего танка удалось бежать в Требинье. Это единственное, что уцелело от всей итальянской колонны. Дорога была усеяна трупами итальянских «завоевателей».
Во время этого боя я впервые близко столкнулся с Савой Ковачевичем, о бесстрашии которого я уже слышал не раз. Теперь я лично видел, насколько отважен этот человек. Типичный черногорский крестьянин с густыми усами, в ярком национальном костюме, с винтовкой в руках и гранатами за поясом, он показался мне олицетворением силы и доблести восставшего черногорского народа.
После боя мы направились в Вилюси. По тихим улицам шли два танка и шесть грузовиков, на которых расположились партизаны, гордые боевой удачей.
15 ноября. Активная деятельность отдельных партизанских групп не мешает нам готовить общий удар. Все мы поглощены подготовкой.
Сегодня нам стало известно о предательском поведении четников Драже Михайловича[814]. Обещав сражаться против оккупантов, они неожиданно напали на партизан. Четники явно дружат с итальянцами. Их поведение становится все более подозрительным.
Связанный с четниками доктор Божа Булаич, который до последнего времени подвизался здесь, бежал в Белград и, как нам передали, поступил на службу к оккупантам. Мне рассказали, что судья Новакович в контакте с итальянцами организует в районе Никшича четнические отряды для борьбы с партизанами. Штаб четников в Никшиче размещается в том же здании (гостиница «Америка»), где и штаб итальянских войск.
Смысл пропаганды, которую ведут сейчас единомышленники Драже Михайловича, таков: «Нам, маленькому черногорскому народу, вести борьбу с мощными немецкими и итальянскими армиями — безумие. Воздержимся от вмешательства в большую войну, и мы наверняка не проиграем. Если победят союзники — мы будем свободны, если победит Гитлер — он не будет озлоблен на нас, и мы приспособимся к новым условиям». Мы решительно разоблачаем пропаганду четников, пытающихся парализовать волю подымающегося на борьбу народа.
5 декабря. Несколько дней назад три с половиной тысячи партизан атаковали город Плевле в Санджаке. Этот сильный укрепленный пункт обороняла целая итальянская дивизия. Партизаны, одетые в гражданскую одежду, плохо вооруженные, сражались с врагом с подлинной отвагой. Два дня длилась неравная схватка. Партизаны оттеснили итальянцев, ворвались в город, заняли ряд улиц. Две тысячи трупов солдат Муссолини осталось на месте уличных боев. Партизаны также понесли серьезные потери и отошли в горы.
Эта операция (ею руководил Арсо Йованович[815], назначенный Верховным штабом, о котором мы теперь уже осведомлены) имеет большое значение. Бои за город Плевле заставили партизанские отряды и батальоны оторваться от своих «насиженных» мест и направиться в Санджак, чтобы объединенными силами вести наступление. Сражение у Плевле показало, какие большие силы заложены в народном движении, как храбры черногорские партизаны, какими большими возможностями обладает борющийся за свободу народ. «Мы — сила». Я часто вспоминаю эти слова старого герцеговинца из Гацко.
29 мая 1942 года. Как много пережито за последние недели… Оккупанты, объединившись с четниками, начали наступление из района Никшича в направлении Вилюси, Велимля. Наш батальон вместе с другими по приказанию командования с боями начал отступление. Мы двинулись в Герцеговину, но и там через два дня враг начал крупное наступление, стремясь, как он заявил, «окончательно и навсегда уничтожить партизан».
Что и говорить — сейчас нам нелегко. Отступаем вместе с герцеговинскими партизанами на северо-восток. Кое-кто поник головой. Мы предложили малодушным оставить наши ряды. Ушли единицы. Остальные поклялись до конца быть верными великим целям нашей борьбы.
Движемся труднопроходимой горной местностью по крутым, извилистым тропам и скалам, через обрывы и горные реки. Враг преследует нас и на земле, и с воздуха. Бомбардировки лишают возможности двигаться днем. Вчера в темноте я едва не свалился в пропасть. Повезло — успел ухватиться за кустарник.
2 июня. В походе. С немалым трудом преодолели горный массив Маглич (высота 2387 метров). Тяжело, но идем. Командование нашей отступающей колонны принял командир Ловченского партизанского отряда Пеко Дапчевич[816] — молодой человек, черногорец, живой и весьма образованный. Он сказал мне, что по соседним тропам движется Верховный штаб, который также держит курс в направлении Боснии.
5 июня. Поход продолжается. Сколько осталось позади гор, лесов, скал! Теперь, миновав реку Сут[ь]еску, мы избавились, наконец, от преследования врага, которому не под силу оказался этот горный марш.
Наши черногорские отряды сведены в две бригады. Формирование 4-й бригады, в составе которой я нахожусь, было произведено у села Врбница в весьма торжественной обстановке, в присутствии Тито. Это была наша первая встреча с руководителем югославских партизан.
Наша бригада выстроилась на широкой лужайке, рядом построились бойцы старейшей 1-й Сербской бригады. Тито прибыл на место торжества верхом на лошади. На нем была черная тужурка, пилотка со звездочкой. Его восторженно встретили бойцы. Мы ждали с нетерпением: что скажет он? Речь Тито, спокойная и уверенная, произвела на партизан огромное впечатление. Меня поразило, что в этой весьма тяжелой обстановке, после труднейших дней отступления, пережитых нами, накануне новых, может быть еще более суровых испытаний, он оставался столь бодрым и твердым. Своей страстной верой в победу он зажег всех слушателей. Тито сказал: «Да, нам трудно, но мы идем не вслепую. Нам надо во что бы то ни стало пробиться в долины Боснии, соединиться с боснийскими партизанами и с еще большей энергией развернуть операции против оккупантов, терзающих нашу родную Югославию.
После выступления Тито начались массовые национальные танцы. Бойцы лихо плясали под звуки баяна. На смену танцам пришли песни. Чудесно звучали сербские народные песни и особенно задушевно «Ой, Мораво, ой, Мораво».
Во время танцев я беседовал с Тито. Этот человек с умными глазами, энергичными чертами лица, полный жизни и силы, сразу располагает к себе. Он еще раз выразил уверенность в нашей конечной победе. Мы заговорили о событиях на советско-германском фронте.
— Блицкриг, на который делал ставку Гитлер, как и следовало ожидать, провалился, — сказал он. — Завязался длительный поединок России с Германией. Победа в этом поединке будет на стороне Советского Союза. А его победа — наша победа.
12 июня. Мы в Боснии! Когда наши отряды вышли за Сут[ь]еску, нам казалось, что главные трудности похода позади. В действительности же нам пришлось еще в более тяжелых условиях преодолеть ряд горных массивов. Особенно мучителен был переход через горный хребет Трескавица. Мы шли на высоте более чем 2000 метров по горным обрывистым скалам, покрытым снегом и ледяной корой. Впереди нас шаг за шагом двигался Верховный штаб во главе с Тито.
Спускаясь с Трескавицкого хребта, мы попали в полосу страшного ливня и промокли до нитки. В таком виде нам неожиданно пришлось вести бой с поджидавшими нас у подошвы горы усташами[817] Павелича[818] — врагом, доселе нам, черногорцам, неизвестным. Видимо, усташи думали, что измотанных и уставших от многодневного похода партизан легко будет сломить. Но не тут-то было. Партизаны сражались с исключительной отвагой и яростью. В коротком бою отряды усташей были разбиты наголову. Только после этого мы получили возможность обсушиться, согреться, привести себя в порядок. Бойцы принесли мне шинель с плеч убитого в бою усташского жандарма. Это первое «казенное обмундирование», которое я получаю в этой войне.
В Верховный штаб, куда меня перевели из 4-й бригады, прибыли делегаты местных партизан. Я поразился, узнав, что Тито, находясь с нами в долгом 120-километровом горном походе, день за днем продолжал руководить боями, происходившими в это время в босанских долинах и в других районах страны.
Теперь каждый из нас воочию видит, что силы народные — неисчислимы. Вместе с партизанами Боснии, которые связаны с хорватскими и далматинскими партизанами, мы сейчас составляем еще более внушительную силу, чем до наступления врага в Герцеговине и Черногории. Каждый из нас по достоинству оценил прозорливость Тито, который не только вывел нас из-под удара врага, но и сумел собрать партизанские силы на территории Боснии в единый мощный кулак.
Сейчас согреваюсь трофейной шинелью после холодов, снежных метелей и ливня. Благодать…
16 июля. Наш штаб расположен в небольшом лесочке в 20 километрах от района боев. Работаем и живем в легких палатках. Охрану штаба несет одна конвойная рота. Очень трудно поддерживать связь штаба с частями, разбросанными в разных районах страны. У нас имеются радио, телефон, но, главным образом, связываемся с частями через своих специальных делегатов.
Оперативную работу в штабе выполняет сам Тито, которому помогает его единственный секретарь Зденка. Большинство работников Верховного штаба — в частях.
Работоспособность Тито поразительна. Он успевает заниматься не только военными делами, но и организацией гражданской власти.
С питанием — нелегко. Все лучшее, что удается добыть, отправляется в госпитали больным и раненым. На днях нам досталось немного сыру. Для всех нас, в том числе и для Тито, это было истинным лакомством. Питается он, как и все мы, из одного котла с бойцами конвойной роты.
23 августа. Штаб еще больше приблизился к месту боев. В нескольких километрах от штаба на нашего работника Симу Милошевича, в прошлом профессора Белградского университета, и его жену напали четники. Все, кто был в штабе, по приказу Тито немедленно подготовились к бою. Меня назначили или скорее выбрали командиром отделения. В мое отделение вошли Сава Орович, жена начальника Верховного штаба Ксения Йованович, живая и бойкая женщина, бывший директор Никшичской гимназии, ныне работающий в штабе, Стоян Церович и другие. Мы вооружились винтовками и револьверами и вместе с бойцами конвойной роты заняли сторожевые посты. Двое суток длилась тревога. Нигде четнической банде не удалось подобраться к штабу. Мы вернулись к нормальной работе, получив сообщение, что банда четников перехвачена нашими бойцами и разгромлена.
19 сентября. Формируем новые части. Если бы в нашем распоряжении было достаточно оружия, мы смогли бы сейчас создать 10–15 новых дивизий.
Сегодня наблюдал любопытную картину: в Верховный штаб пришла из соседней деревни молодая крестьянка с новорожденным. Она попросила вызвать священника. К ней вышел Влада Зечевич[819], священник, прославившийся в боях как один из самых храбрых партизанских командиров. Еще в 1941 году он покинул четников, перешел на нашу сторону и вскоре стал одним из популярных руководителей партизанских отрядов.
Молодая мать попросила крестить ее первенца, Зечевич облачился в священническое одеяние и тут же в лесу совершил обряд крещения. Когда женщина ушла, Зечевич рассказал мне, что он и другие духовные представители, находящиеся в партизанских рядах, совершают на освобожденной территории сотни и тысячи религиозных обрядов. Они крестят младенцев, венчают, отпевают убитых и умерших. Власть, устанавливаемая на освобожденной территории, никому не препятствует выполнять религиозные обряды, в то время как оккупанты и усташи издеваются над религиозными чувствами крестьян и убивают сербских священников.
30 октября. В России продолжаются сильные бои в районе Сталинграда. У всех наших партизан на устах слово Сталинград. На днях в городе Гламоче я делал доклад о Сталинградском сражении. Интерес к докладу — необычайный. На городской площади собралось около 2000 партизан и крестьян со всей округи. Мне пришлось устроиться на крыльце. К стене дома я прикрепил карту, начерченную мной цветными карандашами. Люди мысленно перенеслись из Югославии к берегам далекой Волги. Когда в заключение полуторачасового доклада я выразил уверенность, что Сталинградская битва закончится победой советского оружия, мои слушатели приветствовали братский советский народ необычайно бурно. Живила Црвена армия! Жевио Сталин! — гремело на площади.
8 ноября. После Бихача наши войска заняли Приявор, Теслич и другие города. Все это дается святой кровью наших людей.
Верховный штаб размещается теперь в поезде. Наш поезд состоит из четырех товарных вагонов, отопляемых маленькими жестяными печками. Стоим между Дрваром и Петровцем. В первом вагоне помещается Тито. Два стола, солдатская кровать, несколько табуреток, карты на стенах — вот все убранства его кабинета на колесах. В следующем вагоне живу я, Павло Савич, по специальности профессор химии, его жена Бранка, преподавательница математики, и личная охрана штаба. В третьем вагоне — радио, пишущие машинки. В четвертом живет и работает начальник штаба Арсо Йованович со своими штабными работниками.
Работаем много. Ночью приходится прибегать к коптилкам и карманным фонарям. Редкие свободные часы работники штаба посвящают охоте. Особенно пристрастился к охоте Тито. Убитая им дичь нередко появляется в дневном рационе работников штаба.
Наш маленький, невзрачный на вид поезд, стоящий на заброшенных путях, является центром, мозгом всей нашей армии. Отсюда, из своего скромного вагона, Тито руководит десятками бригад и дивизий, геройски сражающихся с врагом.
23 ноября. Наше внимание по-прежнему приковано к событиям под Сталинградом. По личному указанию Тито принимаю по радио сводку советского Информбюро и ежедневно докладываю ему о ней. Он приказал будить его, если сводка поступит поздно. Нынешней ночью я принял радостное сообщение из Москвы о контрударе советских войск под Сталинградом. Принял я эту весть поздно (удалось записать передачу ТАСС для областных советских газет). Глубокой ночью я побежал к Тито. Он еще работал. Я залпом прочел ему вслух сообщение «В последний час». Тито слушал, не спуская с меня глаз.
— Ну, поздравляю вас, — сказал Тито, когда я умолк, — поздравляю. Начался новый этап войны, я вас уверяю в этом. Теперь Красная армия не оставит Гитлера в покое.
На усталом лице Тито сияла такая торжественная улыбка, какую у него я видел впервые.
— Теперь я могу спокойно уснуть, — сказал он и качнул головой в знак прощания.
18 января [1943 г.]. Противник ведет крупное наступление. Идут тяжелые бои.
28 февраля. Писать некогда, да и нелегко. Упорные и тяжелые бои у Прозора и на реке Неретва.
Штаб разместился в монастыре у селения Штит. Пронюхав это, немцы бросили 15 бомбардировщиков специально для уничтожения штаба. Налет был дневной. Бомбы крупного калибра кое-где повредили стены, но в штабе никто не пострадал. Как упорно и как бесплодно охотятся немцы за нашим штабом! За голову Тито немцы назначили огромную сумму. Недавно в попавшейся мне белградской газетке я прочел: «За головы Моша Пияде[820], Федора Махина и Боры Продановича[821] будет выдана награда — по 250 тысяч динаров за каждую». Оказывается, моя голова — целое состояние!
15 марта. Теперь можно твердо сказать: еще одна, четвертая по счету, попытка немцев разгромить наши силы закончилась неудачей. Цифры потерь противника огромны. 18-тысячная армия Михайловича как военная сила больше не существует. Пришлось пережить много тревожных дней, и отныне имя реки Неретва будет многое говорить югославскому воину.
4 июня. Штаб расположен у подножья горы Дурмитор на берегу Черного озера, славящегося своей красотой. Когда-то сюда съезжалась отдыхать белградская знать. Сейчас большинство вилл опустошено и разрушено. Непрерывные бомбежки.
15 июня. Я писал, что мы крепко запомним Неретву, теперь еще с большим правом это можно сказать в отношении реки Сут[ь]ески. Бои здесь чрезвычайно жестокие. Немцы понесли большие потери. Наши жертвы тоже велики. Особенно тяжела для нас гибель Савы Ковачевича, храброго из храбрых наших командиров, человека, которого в народе прозвали Чапаевым. И действительно, он был похож на Чапаева, энергичный, полный крестьянского юмора, настоящий полководец-самородок. Сколько походов и славных боев провел этот бесстрашный человек! На днях я встретил его (последний раз), когда его дивизия спускалась в долину Сут[ь]ески.
Глубокой ночью мы добрались до реки. Немедленно с берега на берег были протянуты канаты. Держась за них, бойцы в темноте переходили вброд бурную реку. Когда начало светать, Саве Ковачевичу доложили, что передовые отряды встретились с сильным вражеским заслоном в трех километрах от Сут[ь]ески. Ни слова не говоря, командир дивизии на наших глазах вскочил на коня, стремительно бросился вперед и скрылся за холмом. Через двадцать минут немецкая пуля наповал убила нашего Чапаева. Мы похоронили храбреца тут же на поле битвы, буквально под свист снарядов и пуль. Вечная память тебе, народный герой!
2 июля 1943 г. То, что произошло за последнее время, трудно даже сразу восстановить в памяти. После тяжелого боя на Сут[ь]еске большая группа партизан, а среди них и я, оказались отрезанными от своих. Вокруг были немцы. Разбившись на мелкие группы по 3–5 человек, мы начали пробиваться из окружения. Пять дней и пять ночей я с хорватом Бранко бродили по боснийским лесам.
Мы вышли на открытое Герцеговинское плато. Здесь надо было двигаться особенно
осторожно. Чтобы узнать дорогу, я направился к видневшейся вдали колибе — легкой постройке, в которой живут крестьяне, выгоняющие скот на летние пастбища. Когда до колибы осталось не больше трехсот метров, передо мной неожиданно вырос человек, вооруженный гранатами. Он привычным движением обыскал меня, вытащил из моей солдатской сумки револьвер и приказал идти в колибу. Здесь стояла большая группа вооруженных четников.
В ожидании допроса я наблюдал за тем, что происходило вокруг. Четники, разбившись на группы, с азартом играли в карты, проигрывая друг другу деньги, вещи и даже оружие. Ежеминутно до меня доносились грубые ругательства. За игрой один из четников подробно рассказывал о том, как он во время похода к реке Неретва ограбил на дороге «десяток баб», причем «убил одну хорватку — самую красивую». У меня было ощущение, что я попал не в плен к военному противнику, а в лапы грязной уголовной банды.
Я решил бежать. Судьба благоприятствовала мне. В третьем часу ночи, когда охранявший меня четник уснул, я тихо спустился к ручью и, убедившись, что мое исчезновение осталось незамеченным, бросился бежать так быстро, насколько мне позволяли мои шесть с лишним десятков лет.
Когда рассвело, я уже был далеко от злосчастной колибы. Решив передохнуть, я постучал в первую попавшуюся избу. Мне открыла дверь старая крестьянка-сербка. Узнав, что я партизан, а не четник, она встретила меня буквально как родного. Давно в этом районе орудуют четники, но не смогли они ни обманом, ни угрозами завладеть душой народа. Душа эта — с нами.
11 августа. Скитаюсь в горах. Огромную радость у крестьян вызывают вести с Восточного фронта. Красная армия заняла Орел и Белгород и продолжает громить немцев. Достаточно заговорить на эту тему, чтобы вокруг собралась толпа. «Алал им вера» (честь им и слава) — повторяют жители гор, говоря о воинах Красной армии.
28 августа. Крестьяне относятся ко мне очень сердечно, хотя знают, что за укрывательство партизана им грозит жестокая кара. Постепенно пробиваюсь к району, где по моим предположениям должны сейчас находиться наши войска.
Скитаясь по деревням, вижу на каждом шагу кровавые следы четнических банд. Сколько горя принесли они Югославии, и без того истерзанной и ограбленной оккупантами! Я видел результат четнической «работы» — массовые могилы, сожженные деревни, опустошенные районы. Четники сеют рознь и вражду между людьми разных национальностей и вероисповеданий. Я видел приказ четнического командира Иована Еловца, адресованный командиру 4-го батальона «Бая Пивлянина»:
«Поступайте дальше на основании уже отданных приказаний. Хватайте и убивайте всех мусульман, их жен и детей. Это приказ наших высших начальников, и мы должны его выполнить. Работайте и только работайте. Сейчас идет чистка до конца. С верой в бога, за короля и отечество. Командир поручик Иован Еловац. Штаб. № 457. Секретно».
В деревнях мне рассказывали о зверских убийствах, ограблениях, насилиях, чинимых «войском» Михайловича. Четники прямо-таки изощряются в садизме. Часто четники прибегают к дикому способу убийства, названному ими «клание ножом». Одной рукой убийца ударом под подбородок запрокидывает голову своей жертвы, а другой рукой в этот момент перерезает острым ножом горло.
12 сентября. Мои скитания продолжаются. В деревне Врбица, недавно ограбленной и сожженной четниками, крестьяне мне принесли напечатанное на шапирографе сообщение штаба Михайловича за № 260. Оно доставило всем нам несколько веселых минут. Лжец Михайлович сообщал: «В Верховном штабе Тито льется кровь. Полковник Орович убит. Моша Пияде отравился, генерала Арсо Йовановича нет в живых — он погиб в Словении».
— Если пойдет так дальше, то Михайлович перегонит самого Геббельса, — смеялись черногорцы.
1 октября. Сегодня воистину счастливый день. Наконец, я встретил одну из частей Народно-освободительной армии[822]. Я был особенно доволен, когда узнал, что эта часть входит во 2-й корпус Народноосвободительной армии, которым командует мой старый друг Пеко Дапчевич. Как радостно вновь очутиться в своей боевой семье!
15 октября. Бои, бои. Наш корпус разбил противника в районе Колашина и овладел этим городом. Затем мы взяли курс на город Беране, который обороняла итальянская дивизия, все еще продолжавшая воевать. Наши войска вплотную подошли к городу. Пеко Дапчевич предложил итальянцам сложить оружие или обернуть его против немцев. После некоторых колебаний итальянский генерал решил сдаться.
В бою за Колашин погиб мой юный приятель 22-летний Иовица Рыбар — сын нашего председателя антифашистского веча Народного освобождения Югославии доктора Ивана Рыбара[823].
12 декабря. Немцы ведут новое, по счету шестое крупное наступление. Основные бои идут в Боснии, куда, как нам сообщили, немцы перебрасывают силы из Греции. Мы всеми мерами пытаемся задержать их продвижение. Это дается не легко, ибо немцы движутся под сильной охраной танковых частей.
20 января [1944 г.]. Находимся в Колашине. Штаб корпуса занят формированием новых частей. Приток в них огромный.
24 февраля. Верховный штаб присвоил мне звание генерал-лейте-нанта[824]. Такое же звание присвоено и Пеко Дапчевичу. Уведомил нас об этом телеграммой сам маршал Тито.
9 марта. Нахожусь в тихом городке Беране. Читаю краткий курс стратегии на курсах офицеров. Курсанты изучают также тактику, применение современного оружия, фортификацию, военную географию. Все они молодые, самому старшему и, пожалуй, наиболее способному из них Нико Стругару — 35.
15 апреля. Немцы начали наступление, по всем данным крупное. Занятия мы закончили, вчера состоялись экзамены, и вчера же слушатели разъехались в части. Предстоят ожесточенные бои. Одна из немецких колонн наступает на Беране. Только что получили указание эвакуировать скопившихся здесь 400 больных и раненых. Перевозочных средств нет, но надо во что бы то ни стало спасти всех до одного.
18 апреля. 48 часов назад я покинул Беране. Стояла вьюжная, темная ночь, но откладывать эвакуацию нельзя было: враг приближался к городу. С войсками двинулись тысячи мужчин, женщин, детей со своим бедным скарбом, а кое-кто с коровами, овцами. Те из жителей, которые были в состоянии, брали в руки оружие.
Мы шли в темноте цепочкой, шаг за шагом, по горным, занесенным снегом тропинкам. На многих участках крестьяне выходили нам навстречу, помогая очищать дорогу от снега, и затем присоединились к нам. Сколько раз пришлось мне наблюдать в Югославии трагическую картину массового оставления мирными жителями своих насиженных мест! Раненых пришлось нести на руках или на самодельных носилках. Так, наша пестрая огромная колонна двигалась ночь, день и еще одну ночь.
Наконец, мы добрались до Колашина. Я отправился в штаб корпуса. Выяснилось, что он накануне перешел в монастырь Морача. Для того чтобы попасть в монастырь, мне пришлось на лошади преодолеть горный массив высотой в 1500 метров — отрог хребта Синявина. Когда я начал спускаться с горы, предо мной неожиданно открылась изумительная картина. Здесь, в долине, открытой южным ветрам с Адриатического моря, была в разгаре весна. Припекало солнце, зеленели травы, цвели яблони. С Пеко Дапчевичем встретились как старые друзья.
20 апреля. Фашисты опять затеяли большую игру, делая ставку на разгром наших основных сил. Герцеговинско-черногорский сектор, видимо, играет в планах врага особую роль. Немцы решили во что бы то ни стало уничтожить здесь наши войска, занимающие район, где проходят важные пути, соединяющие побережье Адриатического моря с внутренними районами страны, а также южную часть Балканского полуострова с северной его частью.
2-й корпус Народно-освободительной армии, возглавляемый Пеко Дапчевичем, оборонял территорию в 12 тыс. кв[адратных] километров. Немцы сосредоточили для удара по этому корпусу 3–4 дивизии, не считая многочисленных отрядов Недича[825] и открыто присоединившихся к ним четников Дражи Михайловича. Немцы повели наступление одновременно с запада и востока, стремясь зажать части корпуса в клещи и уничтожить их.
Пеко Дапчевич принял смелое решение: перед лицом численного превосходства противника уклониться от большого сражения, провести под прикрытием заслонов перегруппировку сил и затем решительным и неожиданным маневром разбить врага по частям. К моменту моего приезда главные силы Пеко Дапчевич уже сосредоточил в районе Колашина. Перегруппировав их, он вел подготовку к нанесению удара по внутренним операционным линиям. На ряде участков немцам удалось довольно далеко продвинуться, но обе стороны знали, что решающая битва еще впереди.
Штаб корпуса установил, что главные неприятельские силы наступают с востока. Разгадав демонстрационный характер вражеского удара с запада, Пеко Дапчевич правильно и разумно распределил свои силы. Частям Далматинской бригады было приказано изнурить, обескровить и отбросить врага, двигавшегося с запада. «Теперь можно все силы бросать на восток», — сказал командир корпуса, когда далматинцы самоотверженно выполнили его приказ.
Немцы и четники успели своими моторизованными частями прорваться до долины реки Лим, а также выйти на реку Тару. Форсировав Тару, немцы открыли бы себе путь к центру нашего сопротивления — Колашину. Пеко Дапчевич дал приказ во что бы то ни стало опередить немцев и захватить единственный уцелевший мост через Тару. Каждый из нас понимает: наступил кульминационный пункт битвы. Здесь, в районе моста, у исторического Мойковца, где еще в 1914 году черногорские войска одержали победу над австрийцами, решится судьба нынешней операции.
21 апреля. Мост наш! Пеко Дапчевич был прав, придавая его захвату такое большое значение. План командира корпуса блестяще осуществили бойцы 5-й и 8-й черногорских бригад и 37-й Санджакской бригады, которые вышли к мосту по бездорожью неожиданным и смелым броском. Немцы вынуждены были остановиться.
Пока у Мойковца шел горячий бой, 7-я молодежная бригада под командованием моего недавнего слушателя Нико Стругара совершила труднейший горный переход и осуществила потрясающий (другого слова не нахожу) тактический маневр. В наиболее труднодоступном месте, где быстрая, никогда не замерзающая Тара течет между почти отвесными берегами, с помощью населения бойцы навели два небольших моста. Я знаю, что представляет собою ущелье, в котором течет Тара. Без всякой клади спуск к реке по козьим тропам продолжается не менее 12 часов, а подъем на противоположный берег длится сутки и более.
1200 бойцов во главе с Нико Стругаром, зная, что их ждут товарищи, ведущие у Мойковца тяжелый бой, сделали невозможное: с винтовками, минометами, пушками они шаг за шагом спустились в ущелье, по наведенным мосткам переправились через реку, затем, карабкаясь по камням и естественным уступам, взобрались наверх. Не теряя времени, бойцы совершили стремительный бросок и заняли важнейшие высоты в тылу немецких позиций. По указанию Пеко Дапчевича 7-я бригада одновременно с 5-й и 8-й нанесли сильный удар по основным силам врага у Мойковца.
Два часа назад в штабе получено лаконичное сообщение из района боев: «Немцы бегут».
23 апреля. Понеся большие потери, немцы бежали на северо-восток. Четников они бросили на произвол судьбы. Нико Стругар немедленно начал преследовать четнические отряды, прижал их к реке Лим. Сотни предателей нашли свою гибель на берегу Лима и в его быстрых водах.
24 апреля. Итак, вся операция длилась десять дней. Нико Стругар освободил от немцев город Беране, где десять дней назад сдавал теоретический военный экзамен. Он вступил в город как победитель, горячо приветствуемый старым и малым.
Мы все еще находимся в старинном монастыре Морача. Монахи, живущие здесь, говорят, что монастырь построен в начале XIII столетия. Я нашел здесь две замечательные книги: острожскую библию, напечатанную русским первопечатником Иваном Федоровым, и богослужебную книгу «Восьмигласник», напечатанную в Черногорской типографии более 500 лет назад.
28 апреля. Наши части не только отбросили врага, но, как это уже вошло в традицию, тут же перешли в наступление и освободили из-под власти немцев значительную часть Черногории и Санджака. В Герцеговине враг тоже потерпел поражение. Основной удар нанесла противнику 29-я Герцеговинская дивизия, которой командует Влада Шегерт. Этот человек пользуется огромной популярностью в народе. Немцы и четники трепещут перед ним, они зовут его «дьявол».
Вчера я встретил Влада Шегерта. Это человек огромной физической силы, коренастый, настоящий мастеровой. Говорит он медленно, спокойно. Когда командованию нужно осуществить сложную и опасную задачу во вражеском тылу, туда неизменно направлялся Шегерт, и не было случая, чтобы он не выполнил задания. В одном из боев он захватил часть штаба Дражи Михайловича и золотой запас — более 100 тысяч динаров и несколько миллионов итальянских лир. Об удали и бесстрашии Влада Шегерта знают даже дети. Когда четники, бешено ненавидевшие Шегерта, захватили его жену и ребенка и начали истязать их, храбрый партизанский вожак с несколькими своими товарищами ворвался в деревню, занимаемую четниками, беспощадно расправился с врагом и спас свою семью.
Во время последнего наступления этот талантливый военачальник силами своей дивизии разгромил основные силы немцев, действовавших в Герцеговине.
6 июня. Несколько часов назад прилетел в Италию. Только что узнал, что союзники утром высадились в Нормандии. Наконец появляется долгожданный второй фронт.
19 июля. Живу в Бари. Прохожу курс лечения. Здоровье изрядно потрепано, сказываются годы и долгие скитания. Верховный штаб перебрался на остров Вис у побережья Далмации.
29 августа. На самолете прилетел на остров Вис. На острове всего два города. В одном из них в дачах и виллах разместился штаб. Отсюда, с острова, Тито так же искусно, как и из лесов, и из своей дрварской пещеры, руководит развивающимися боевыми действиями в Югославии.
Россия на юге громит немцев. Трудно передать, как это радует и окрыляет нас. Неужели скоро осуществится наша мечта о встрече с Красной армией?
10 октября. На днях покидаем остров. Тито уже улетел. Штаб переезжает в район Белграда, куда направлен удар наших войск, наступающих рука об руку с Красной армией.
18 октября 1944 г. На улицах Белграда идут бои. С одной окраины в город ворвались бойцы Красной армии, с другой — воины 1-го корпуса Народно-освободительной армии Югославии, которым командует генерал-лейтенант Пеко Дапчевич. Верховный штаб находится в окрестностях Белграда. Живем одним: борьбой за столицу.
Сегодня из Белграда прибыло в штаб несколько офицеров. С каким восхищением говорят они о храбрости и искусстве бойцов Красной армии! Жители Белграда, рискуя жизнью, оказывают помощь своим освободителям. Белградцы вскакивают на русские танки и указывают, где спрятались немцы. Капитан Сушович рассказал мне, что на его глазах на Театральной площади на советский танк вскочил один парикмахер. Вокруг свистели пули, а он, не обращая внимания на них, указывал танкистам, где засели гитлеровцы. В тот момент, когда танк открыл огонь по подвалу, из которого бил немецкий пулемет, герой-парикмахер был сражен наповал немецкой пулей.
По последним сведениям немцы, оставив на улицах города тысячи трупов своих солдат и офицеров, бегут через Саву. Наш Белград достойно мстит подлым поработителям.
23 октября. Я пишу эти строки в Белграде! Вчера рано утром мы двинулись из Аранджеловаца в только что освобожденную столицу. С какой радостью мы приветствовали встретившуюся нам на пути советскую девушку-регулировщицу. Потом нам встретились внушительные колонны советских войск — танки, орудия, пехота на автомашинах.
Мы проезжали место, где несколько дней назад Красная армия наголову разгромила вражескую группу, пытавшуюся пробиться на помощь окруженному белградскому гарнизону. Исковерканные танки, перевернутые орудия, разбитые в щепы повозки и буквально груды немецких трупов — вот что представилось нашему взору. Вскоре мы вновь встретили колонну советских воинов — спокойных, деловитых, простых и бесстрашных людей, спасших свою страну и всю Европу от фашистской тирании.
Наконец, показался Белград. Знакомые контуры столицы заставили наши сердца биться сильнее. Еще несколько минут, и машина достигла окраины города. Замелькали улицы, дома. На тротуарах толпы людей. Они возбужденно жестикулируют, приветствуют нас. Машина часто делает повороты, чтобы объехать подбитые немецкие самоходные орудия, танки. Опять раздаются приветственные крики. Мелькает знакомая площадь, королевский дворец. Машина останавливается у отеля «Мажестик». В отведенном мне номере делаю эту короткую запись о сегодняшнем дне — одном из самых замечательных в моей жизни.
26 октября. С утра до вечера бродил по Белграду. Повсюду следы недавних боев. Город как будто постарел, он походит на воина-ветерана. Я прошел на Коларчеву улицу, где до войны был мой рабочий кабинет. Женщина-дворник со слезами бросилась ко мне на шею и начала рассказывать об ужасах, пережитых ею в годы немецкой оккупации. Тут же я встретил работницу модной мастерской Ковачевич, которая была свидетелем разграбления немцами летом 1941 года моей библиотеки, насчитывавшей более 24 тысяч томов[826]. Девушке удалось спрятать и сохранить висевшую у меня в кабинете карту Советского Союза, которую она мне теперь торжественно вернула.
В городе царит праздничное оживление. На улицах пестрые толпы: партизаны в пилотках и белградские чиновники, женщины, нарядившиеся в лучшие свои одежды, и крестьяне, приехавшие из окрестных сел, наши офицеры в серых костюмах и вереницы детей. С исключительным радушием встречает население бойцов и офицеров Красной армии. На Александровской улице жители вынесли столы, накрыли их скатертями, уставили вином, закусками и пригласили проходивших советских воинов. Те отказывались от угощения, но белградцы оставались непоколебимыми. Меня тоже вовлекли в пирушку. Мы пили за здоровье Сталина и Тито.
Во время своего путешествия по городу я встретил много знакомых. Журналист Иванович, хирург Косанович, писатель Николаевич, добрый десяток людей, имена которых я позабыл, все кланяются, на ходу задают вопросы, некоторые обнимаются. У кого на душе нечисто, пытаются выяснить, «как поступят с теми, кто работал с немцами?» Некоторые явно испуганным голосом доказывают, что они мысленно были всегда с партизанами и даже работали в подполье.
Когда уже темнело, я попал на Театральную площадь. Мое внимание привлек мраморный памятник, у подножья которого горели лампады. Трепетный свет падал на белый мрамор, на котором начертаны слова признательности и любви к советским воинам, павшим в боях за столицу Югославии. Это — могила русских бойцов. Вокруг нее чья-то заботливая рука посадила яркие цветы. У памятника стояли люди с непокрытыми головами. Молодая женщина объясняла что-то сыну-подростку. Я прислушался. Она сказала: «Здесь лежат русские воины, которые заплатили за нашу свободу своей кровью». Последние слова женщина произнесла тихо, и я понял, что слезы мешают ей говорить.
Над площадью спустилась ночь, и во тьме трепетно мигали огни лампад у подножья дорогой для каждого белградца могилы.
29 октября. Сегодня я был в гостях у Пеко Дапчевича. Сейчас его имя на устах всех белградцев. И он, и все мы горды, что корпус, которым он командует, назван в приказе маршала Сталина в числе частей, отличившихся в боях за освобождение Белграда.
В Белграде Пеко Дапчевича знали многие и до войны. Интеллигентный, веселый, остроумный студент, он был частым гостем в салонах столицы. Белградский университет являлся рассадником передовых идей, и Пеко слыл одним из вожаков прогрессивной студенческой молодежи.
Когда началась война в Испании, Пеко отправился туда добровольцем. В Испании он окончил офицерские курсы. Его батальон отличился в сражении при Гвадалахаре, где итальянцы понесли тяжелое поражение.
Из Испании Пеко попал во французский лагерь. Здесь был варварский режим, и об этом периоде жизни Пеко говорит как о «кошмаре». После захвата немцами Франции Пеко был послан на работу на один из германских шарикоподшипниковых заводов в Австрии. Он создал подпольную антифашистскую группу, которая организовала его побег в Югославию, когда на нее напали немцы. На Родине Пеко Дапчевич сразу повел энергичную борьбу с оккупантами. Начав свой боевой путь в качестве командира партизанского отряда, он вырос до командира корпуса и по праву считается сейчас одним из талантливейших учеников маршала Тито. В ходе тяжелой и долгой борьбы за освобождение Югославии полководческий талант Пеко Дапчевича раскрылся во всем блеске. Его операции по занятию города Имоцка, у Мостара и другие войдут в военную историю Югославии.
Мы вспомнили с Пеко Дапчевичем о пройденном нами долгом и страдном пути, и мне трудно было поверить, что этому опытному, талантливому генералу минуло только 29 лет. Мы говорили о возрождении культурных учреждений Белграда, и Пеко, страстный любитель книг, спросил у меня, что выходит сейчас в наших издательствах. Пеко находил время читать даже в период самых напряженных боев. Он увлекался художественной литературой. Любимой его книгой было «Как закалялась сталь» Николая Островского. На привалах мы несколько раз читали стихи Маяковского, он любил их за силу и мужество. Особенно страстным поклонником Маяковского был находившийся при нашем штабе югославский поэт Радован Зогович, переводивший стихи Маяковского на сербскохорватский язык. Пеко Дапчевич владеет испанским, французским, русским и итальянским языками.
Мы вспомнили с Пеко, как в тяжелое и трудное время мечтали мы об освобождении югославской столицы. И вот теперь белградский студент Пеко Дапчевич вошел в столицу во главе своих войск, как ее освободитель. Замечательная человеческая судьба!
1 ноября. Белград возвращается к нормальной жизни, но экономическое положение населения остается тяжелым. Всеобщее ликование вызвала весть о том, что советское правительство решило помочь братскому югославскому народу и отпустило тысячи тонн зерна. Говорят, что зерно уже начали доставлять в Белград.
9 ноября. У маршала Тито в его белградской вилле состоялось скромное, но весьма знаменательное торжество. Собрались боевые товарищи маршала, его спутники по долгим боевым походам. Тито поздравил нас и всю нашу армию с освобождением Белграда. Он был весел и, как всегда, гостеприимен. Маршал быстро создал непринужденную обстановку, он обходил присутствующих, предлагал тосты, беседовал на ходу. Подойдя ко мне, он сказал:
— Ну, вот мы и в Белграде, друже Махин, а ведь раньше казалось — как это далеко и недоступно! Все это сделал народ. Народ все может, он, и только он, вершитель своей будущности.
Вечер прошел оживленно. Мы беседовали, пели наши боевые песни — черногорские, сербские, хорватские. Я все время наблюдал за маршалом. Предо мной прошел путь этого человека-борца, человека, которому народ в самые страшные в своей истории годы вручил свою судьбу.
После официального торжества мы в кругу офицеров и генералов говорили о нашем маршале. Мне хочется записать некоторые мысли о Тито — народном вожде и полководце.
Тито создал новую армию, которая по своим моральным и боевым качествам стоит очень высоко. На моих глазах происходил сложный и порой мучительный процесс рождения этой армии. Тито начал с организации партизанских отрядов и батальонов, потом объединил их и в ходе борьбы создал сильные и боеспособные современные бригады, дивизии, корпуса. Непрерывная боевая активность, смелый и неожиданный для врага маневр, умение использовать особенности горного театра войны, ответ на наступление неприятеля контрударами по его флангам и тылам, действия по внутренним операционным линиям, использование форсированных маршей для нанесения внезапных ударов по врагу, сочетание крупных боевых операций с короткими стремительными партизанскими налетами на вражеские тылы — таковы основы тактики Югославской армии. По сути говоря, наша армия за все время борьбы с немцами, итальянцами, четниками, усташами ни разу не понесла тяжелого поражения. Я помню, как один пленный немецкий майор, удивляясь, говорил, что «партизаны напоминают сказочное создание: отрубишь ему одну лапу, тут же вырастает новых десять».
Много сложнейших операций было задумано и осуществлено маршалом Тито. В их успехе большую роль играла полководческая воля нашего главнокомандующего. «Вот мы и в Белграде», — сказал он мне на вечере. И я вспомнил, как в самое беспросветное время, когда у некоторых опускались руки, он говорил: «Мы будем в Белграде». Это была не фраза, а твердая вера в народ. Это говорила железная воля Тито.
В войсках маршала любовно и почтительно называют «друже стари», хотя он совсем не стар. В этом обращении заключается и сыновья любовь к Тито, и уважение к нему, как к вождю, и признание его мудрости и бесспорного старшинства. Во время моих скитаний в горных селениях я не раз слышал, с каким благоговением народ повторяет имя Тито, ставшее воистину легендарным. Обаятельный, удивительно скромный в личной жизни (вспоминаю походную кровать маршала: обыкновенные нары, застланные сеном либо листьями деревьев), радушный, бесстрашный и вместе с тем глубоко человечный — таков наш маршал, ставший знаменем новой Югославии.
На вечере в Белграде мы говорили о полководческом таланте маршала Тито, о его выдающейся государственной деятельности, о его замечательных личных качествах. Один из офицеров рассказал нам о семье Тито. Жена маршала, скрывавшаяся с начала войны в Загребе, полтора года назад была вызволена из усташского плена. Сейчас она является одним из руководителей антифашистского фронта женщин. Брат Тито рядовым бойцом сражается в рядах партизан Хорватии. Сын Тито Жарко вернулся из России, где участвовал в боях на Калининском фронте и теперь тоже находится среди хорватских партизан.
10 ноября. Советские войска и части Народно-освободительной армии теснят немцев. Бои идут уже далеко от Белграда.
Сегодня вновь бродил по городу. Дошел до Калемегдана, парка, расположенного на высоком правом берегу Дуная. Парк окружен старинными крепостными стенами и рвами. Впервые после возвращения в Белград посетил я этот красивейший в Европе уголок и был глубоко взволнован величественной картиной, открывшейся моему взору. Отсюда на десятки километров виднелась Дунайская долина, где-то очень далеко сливающаяся с Трансильванской и Венгерской долинами.
Как зачарованный, смотрел я на широкую гладь Дуная. Над Белградом сгущались сумерки. Осеннее солнце только что село, и вода темнела с каждой секундой. Я прислушивался к шуму дунайских волн. Могучая река пела свою вечную песнь о народной свободе и народной славе.
ДОКУМЕНТ 11[827]Федор Евдокимович Махин. Генерал-лейтенант [Некролог в газете «Борьба»][828]
3 июня в Белграде умер генерал-лейтенант Федор Евдокимович Махин, начальник исторического отделения Генерального штаба югославской армии.
Неожиданная смерть выбила из наших рядов дорогого товарища, показавшего себя закаленным бойцом в ходе нашей Отечественной войны.
Генерал-лейтенант Махин, сын великого русского народа, последовательный борец за свободу нашего Отечества, с самого начала нашей освободительной войны находился в первых рядах нашей армии, сражаясь с гнусным оккупантом за независимость наших народов.
За то время, что продолжалась Отечественная война, товарищ Махин проявил огромную энергию в деле обеспечения победы нашей армии. Как искренний патриот и отменный военный писатель он внес значимый вклад в подъем и строительство нашей армии.
За большие заслуги в ходе Отечественной войны товарищ Махин награжден орденом Партизанской звезды I степени.
Товарищ Махин умер, выполняя свои военные обязанности, расходуя все свои силы и энергию во имя дальнейшего развития нашей армии.
Память о выдающемся бойце нашей армии, искреннем патриоте нашего Отечества, товарище Махине навсегда сохранится в наших сердцах.
Вечная слава Федору Евдокимовичу Махину!
3 июня 1945 года, Белград
генерал-лейтенант Арсо Йованович,
генерал-лейтенант Коча Попович,
генерал-лейтенант Пеко Дапчевич,
генерал-лейтенант Милован Джилас,
генерал-лейтенант Велимир Терзич,
генерал-лейтенант Яков Авшич,
генерал-лейтенант Михайло Апостолски,
генерал-майор Светозар Вукманович,
генерал-майор Раде Хамович.
Третьего июня скончался русский патриот и заслуженный, видный боец демократической федеративной Югославии, генерал-лейтенант югославской армии Федор Евдокимович Махин. До войны, будучи публицистом по профессии, он весь зрелый период своей жизни, проведенный вдалеке от Родины, посвятил распространению правды о великом почине народов Советского Союза, которые под руководством русского народа преобразовывали отсталую царскую Россию в мощное социалистическое государство. Когда гитлеровская Германия, напав на Советский Союз, поставила под угрозу существование всех славянских народов, Федор Махин вступил в народно-освободительную борьбу, поняв, что это лучший способ помочь русскому народу в его титанической борьбе за свободу всех славян и всего человечества.
Федор Евдокимович Махин родился на Урале в казачьей крестьянской семье. В юности поступил на службу в русскую царскую армию. Во время Первой мировой войны состоял офицером при штабе известного генерала Брусилова и был произведен в чин полковника[829]. Во время революции был членом партии эсеров (социалистов-революционеров). После поражения белых через Сибирь перебрался в Японию. Оттуда — в Париж, где, занимаясь столярным ремеслом, внимательно следил за героической борьбой русского и других народов молодой Советской республики, защищавших свою революцию от внутренних предателей и посягательств извне.
Федор Махин прибыл в Югославию в 1924 г. В то время Югославия, согласно воле и указаниям двора, правительства и высших церковных кругов, представляла собой центр белогвардейских приготовлений к новой вооруженной интервенции против молодой социалистической страны — Советского Союза. Махин понял, что все попытки свергнуть власть, которую установили народы бывшей царской России, имеют целью поработить русский народ, закрыть ему путь к военному и экономическому могуществу, без которого ни он, ни другие народы Советского Союза не смогут сохранить независимость. В отличие от большинства русских эмигрантов Махин отказался стать орудием, направленным против русского народа.
Основную активность Махин развил на публицистическо-литературном поприще, стремясь поведать широким народным массам о силе и мощи Советского Союза и Красной армии. В то время фашисты, убеждая мир в том, что не следует рассчитывать опереться на Советский Союз, пытались доказать, что и СССР, и Красная армия находятся на грани распада. И то, что наш народ продемонстрировал столь глубокую веру в Советский Союз, подняв восстание летом 1941 г., стало во многом заслугой тех писателей, которые распространяли правду о Советском Союзе, а Махин среди них был одним из наиболее активных. Своими статьями в «Политике» и прочих газетах, а также книгой «Советская Россия» он укреплял веру нашего народа в том, что Советский Союз — его вернейший и самый мощный союзник. Деятельность Махина не ограничивалась границами нашей страны. Накануне войны в Париже опубликована его книга о Красной армии «L’Armée Rouge», в которой описана современная военная техника и указаны источники военной мощи Советского Союза.
После краха старой Югославии в апреле 1941 г., покуда белогвардейские круги формировали в Югославии батальоны, предназначенные для борьбы с партизанскими отрядами и участия в немецких карательных экспедициях по всей стране, Федор Махин отправился в Черногорию, где присоединился к народному восстанию против фашистских оккупантов. В ходе войны он трудился в отделении пропаганды Верховного штаба Народно-освободительной армии. Сотрудничал с журналом Верховного штаба «Военно-политическое обозрение», с изданием КПЮ «Борьба», с «Новой Югославией», готовил материалы для радиостанции «Свободная Югославия», которая информировала мир об успехах партизан и разоблачала предателей. Федор Махин дважды попадал в плен к четникам, — после Третьего и после Пятого наступления[830], - и дважды ему удавалось бежать. За заслуги в народно-освободительной борьбе произведен в чин генерал-лейтенанта нашей армии. Удостоен одной из высших наград — Партизанской звезды I степени.
В 1944 г. Федор Махин спустя 26 лет вернулся в Советский Союз, где его встретили как сына, который за границей выполнял долг перед своим Отечеством. После освобождения Белграда и до конца войны генерал-лейтенант Федор Махин работал военным комментатором в «Борбе» и занимал должность начальника исторического отделения Генерального штаба Югославской армии, на которой его и застала смерть.
Русский патриот Федор Махин посвятил все свои жизненные и интеллектуальные силы службе своему народу. Народы Югославии потеряли своего генерал-лейтенанта, русского брата, который на склоне лет вступил на тяжкий путь партизанской борьбы и, став выдающимся бойцом, разделил все лишения и испытания, через которые прошел наш народ во время освободительной войны.
Слава русскому патриоту и первоборцу[831] народно-освободительной борьбы Югославии генерал-лейтенанту Федору Махину!
ДОКУМЕНТ 12[832]Похороны генерал-лейтенанта Федора Евдокимовича Махина[Статья в газете «Борьба»][833]
Вчера в Белграде состоялась торжественная церемония похорон генерал-лейтенанта Югославской армии Федора Евдокимовича Махина. Тело генерала Махина было выставлено для прощания в Доме Югославской армии, где в почетном карауле рядом с гробом стояли чины Генерального штаба и командиры Югославской армии, которые вынесли гроб и возложили его на лафет. Перед колонной несли награды, которых генерал-лейтенант Махин удостоился за свое преданное участие в народно-освободительной борьбе с первых дней восстания, — орден Партизанской звезды I степени и Памятную медаль бойца, участвовавшего в боевых действиях с 1941 г. Перед гробом несли многочисленные венки. За лафетом шли: начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Арсо Йованович; командующий тылом генерал-лейтенант Яков Авшич; генерал-лейтенант Михайло Апостолски; королевский наместник Анте Мандич; заместитель председателя АВНОЮ[834] Марко Вуячич; секретарь АВНОЮ Миле Перунич; члены союзного правительства, в том числе заместитель председателя Милан Грол; министры Влада Зечевич, Сулейман Филипович; члены федеративного правительства Сербии и Народной скупщины Сербии; представители военных миссий Советского Союза, Болгарии и Албании; многие офицеры Югославской армии и граждане.
Перед Домом Югославской армии выступил помощник начальника Генерального штаба генерал-майор Раде Хамович, который, прощаясь с видным участником народно-освободительной войны Федором Махиным, рассказал о том, как тот вел себя в тяжелейшие дни вражеских наступлений и как сильно влиял на бойцов пример 60-летнего старика, который отважно и непоколебимо держался в ходе борьбы за освобождение Югославии. В своей речи генерал-майор Хамович также подчеркнул, что генерал Махин никогда не имел ничего общего с белогвардейцами, которые проводили лживую и клеветническую кампанию против своей Родины, венцом которой стало предательство нашей страны и служба немецким фашистам — смертным врагам всех славян. А Махин всегда любил свое Отечество и служил ему, находясь за его пределами.
Стоя у могилы, с генералом-лейтенантом Махиным простился генеральный секретарь президиума правительства Митар Бакич. В своей речи товарищ Митар Бакич остановился на борьбе и деятельности Федора Махина, отметив его непоколебимую веру в победу. Он также указал, что Верховный штаб Народно-освободительной армии верно оценил военные способности и патриотизм Махина, произведя его в генерал-лейтенанты. Помимо прочего выступавший подчеркнул, что генерал-лейтенант Махин последовательно боролся с клеветой в адрес Советского Союза. Речь завершилась следующими словами: «Наша Родина принимает твое тело с благодарностью».
Заслуги военного корреспондента и публициста Федора Махина перечислил товарищ Радован Лалич, выступавший от имени редакции «Борьбы» и наших культурных деятелей. Товарищ Лалич сказал, что генерал Махин был не только боец и военный специалист, но и выдающийся военный писатель и публицист, который с давних пор доносил до нашей общественности правду о Советском Союзе, его вооруженных силах и демократической силе Красной армии, о которой он написал книгу на французском языке. Товарищ Лалич остановился на сотрудничестве генерала Махина с народно-освободительной прессой — «Борьбой», «Военно-политическим обозрением» и «Новой Югославией». Статьи, которые после освобождения покойный регулярно писал для «Борьбы», демонстрировали его патриотизм и глубокое знание военных вопросов.
Перед тем как тело генерала-лейтенанта Махина было опущено в могилу, почетная рота 2-й белградской бригады произвела три залпа салюта, а военный оркестр 1-й гвардейской бригады сыграл похоронный марш.