А.Г.), что сумею придать моему бегству такой характер, что к нему не будет прикосновенна не только академия, но даже и моя собственная жена… Я уйду на охоту с ружьем и небольшим запасом еды и. не вернусь. Жена моя, переждав дня два и дав мне время отойти достаточно далеко, якобы встревоженная моим чрезмерно долгим отсутствием, сообщит о моем исчезновении Андогскому, а последний известит об этом комиссаров и будет даже просить их помощи для розыска меня в лесу. Но я в это время, конечно, буду уже далеко и, вероятно, уже доберусь до чехов. Таким образом, и для моей жены, и для академии мое бегство будет якобы совершенно неожиданным, они будут в нем неповинны и потому от большевиков опасности подвергнуться не могут. Приказание было передано мне сегодня, а я уйду на охоту якобы вчера, так как меня сегодня, слава Богу, никто из властей не видел, и Андогский донесет, что приказание мне передано немедленно быть не могло, так как я отпущен на охоту, и будет передано мне по моем возвращении. Я же, как сказал, не вернусь. Я — старый охотник, и лес — это моя стихия. В нем я ориентируюсь вполне свободно. Я буду избегать не только больших дорог, но вообще дорог и пойду целиной леса. Компас и карта у меня для этого есть»[863]. Возможно, это был предварительный план, предложенный будущим изменником еще до вступления в должность. Отъезд командарма в критический момент обороны города на охоту — не лучший предлог, поэтому в точности неизвестно, как Богословский обставил свое исчезновение.
Отметим, что тогда на красный Екатеринбург вела наступление группа войск под командованием товарища Богословского по выпуску из академии полковника С.Н. Войцеховского. Это обстоятельство могло стать еще одним мотивом в пользу перехода военспеца на сторону противника.
По версии Иностранцева, Богословский даже не вступил в должность. Однако это не так. Сохранилась телеграмма Богословского в Казань И.И. Вацетису, командующему 2-й армией и в РВС Восточного фронта, отправленная 23 июля в 12 часов 30 минут: «В тяжелую минуту принял третью армию. Насколько успел познакомиться с обстановкой, центр тяжести операций противника перенесен на станцию Кузино, что является уже угрозой Перми. Двухмесячный отпор противнику на растянутом фронте создало то, что в моих руках нет ни одной свежей части, которой я мог бы проявить активность. Состояние частей армии позволяет лишь сдерживать противника на подступах к Екатеринбургу, удерживать который не имею надежды. Основывая свои действия на активной обороне, предполагаю отходить широким фронтом к северо-западу. Хотел бы получить директиву и ориентировку, как военную, так и политическую… Екатеринбург. Командарм 3 Генштаба Богословский»[864]. Едва ли Богословский сгущал краски, тем более что эта телеграмма, по сути, идентична более ранней, датированной 19 июля и адресованной главнокомандующим Северо-УралоСибирским фронтом И.Т. Смилгой Л.Д. Троцкому: «Командование принял. Положение тяжелое. Чехи прорываются на Кузино по линии Екатеринбург — Пермь. Запросил Казань — ответа нет. Гоните резервы на Пермь»[865]. Положение красных в районе Екатеринбурга тогда действительно было крайне тяжелым. Как известно, уже 25 июля город заняла группа войск полковника С.Н. Войцеховского.
В воспоминаниях участника Гражданской войны на Урале, впоследствии — генерал-лейтенанта Советской армии Г. П. Софронова отмечалось, что Богословский вступил в должность 23 июля и принял дела, заслушав доклады штабных работников, причем и поразил всех вниманием и обходительностью, а в ночь на 24-е бежал, собрав сведения, необходимые для белых. Софронов вспоминал: «Новый командующий начал принимать дела. Заслушал доклады всех начальников управления и служб штаба.
— Какой культурный и внимательный человек! — говорили о нем некоторые сотрудники. — Войдешь в кабинет — встанет, поздоровается. Обращается только на “вы”, по имени и отчеству. А в дела-то как тщательно входит: все записывает в тетрадь, просит всякие справки, схемы… Приятно иметь дело с таким человеком!
И действительно, Богословский с первого дня поразил многих изысканностью манер и скрупулезностью в работе. Он побеседовал не только с начальниками, а и с рядовыми сотрудниками, успел даже посмотреть их личные дела.
На следующее утро я выслал на квартиру командующего автомашину. Шофера предупредил: будь точен, как часы. Но машина вдруг возвратилась без Богословского. По словам хозяйки дома, он ночью куда-то ушел и к утру не вернулся. На квартире и в кабинете не оказалось и его портфеля, в котором находилась оперативная карта. Розыски ничего не дали: след Богословского затерялся. Но всего на несколько дней. Из показаний пленных, а также из газет, издававшихся белыми, мы узнали: “культурный”, “любезный” командующий перешел в стан врага и работает в одной из его армий»[866].
О том, что Богословский бежал уже после вступления в должность командующего армией, сообщалось и в докладе генерала Г.Е. Катанаева о деятельности академии: «20 июля, по словам полковника [И.И.] Смелова, получена была телеграмма главнокомандующего советских войск Вацетиса и членов военно-революционного совета при нем о немедленной эвакуации академии из Екатеринбурга в Пермь и одновременно с этим о назначении профессора академии полковника Богословского[867] командующим Северо-Урало-Сибирским фронтом большевистских войск, а от Троцкого приказ выслать 40 слушателей в Казань для образования так называемого резерва. Богословский немедленно принял предложение Вацетиса и, ориентировавшись в расположении большевистской армии Уральского фронта, 23 июля тайно бежал из Екатеринбурга на фронт сибирских войск и чехов, приближавшихся уже к этому городу с востока»[868]. Эту же версию событий подтверждает и сослуживец Богословского по академии генерал П.Ф. Рябиков, отметивший, что Богословский успел отдать ряд вредительских приказов[869], а также захватил оперативные документы, которые были переданы белым. По словам Рябикова, «было получено приказание командировать в местный штаб полк[овника] Богословского, которому немедленно принять в командование армию, назначенную для отпора наступавших чехов. Полковник Богословский должность принял и сделал даже ряд распоряжений, ухудшавших положение красных, а затем исчез в лесу, где в заранее условленном месте встретился с женой и с ней благополучно лесами пробрался к чехам.
После такой “измены” одного из членов конференции отношение к нам стало еще более подозрительным»[870].
После бегства Богословского временно исполняющим должность командарма С.М. Белицким (членом партии левых эсеров) 29 июля в Казань Вацетису из штаба 3-й армии была направлена следующая телеграмма: «Богословский принял командование при условии, что я останусь у него помощником. Приняв дела и ознакомившись [с] общим положением, он исчез двадцать четвертого и больше не являлся. Все оперативные распоряжения были подписаны только мною, товарищем Смилгой и наштабом Симоновым. Лично меня Богословский не удовлетворил уже тем самым, что за день до своего назначения он не явился на совещание экспертов из преподавателей академии, которое было созвано мною для выработки дальнейшей военной политики ввиду создавшейся тогда обстановки утери Урала. Я полагаю, что он повлиял на то, что остальные чины штаба тоже перешли по его примеру на сторону врагов. Вр[еменно исполняющий должность] командарма три Белицкий»[871].
Действительно, из штаба 3-й армии дезертировал не один Богословский. Не явились для посадки в эшелон при эвакуации ряд работников штаба. В Екатеринбурге остались сотрудничавшие с антибольшевистским подпольем начальник штаба бывший капитан А.Л. Симонов и начальник разведывательного отдела бывший штабс-капитан А.А. Буров. Не стали эвакуироваться помощник начальника артиллерийского управления бывший генерал-майор В.Л. Томашевский, заведующие отделами бывший полковник Л.М. Адамович и бывший подполковник А.Н. Лабунцов, а также ряд делопроизводителей[872]. Развал штаба армии на несколько дней дезорганизовал управление советскими войсками под Екатеринбургом. Кроме того, в Екатеринбурге и в Казани в июле-августе 1918 г. практически в полном составе на сторону антибольшевистских сил перешла Военная академия, в которой до своего назначения командармом служил Богословский.
Неразбериху тех дней красноречиво характеризует то, что военный руководитель Уральского окружного военного комиссариата Д.Н. Надежный, ранее назначенный командующим Северо-Урало-Сибирским фронтом (приказом народного комиссара по военным делам № 547 от 16 июля), узнал о своем временном назначении только 27 июля из газеты «Известия Народного комиссариата по военным делам», когда находился уже в Перми, фронт был реорганизован в армию, а командующий армией Богословский сбежал к противнику[873].
27 июля И.И. Вацетис телеграфировал об исчезновении Богословского в Наркомат по военным делам и в Высший военный совет: «Только что получил донесение, что 25 июля наши войска оставили Екатеринбург. Комиссар третьей армии Смилга доносит, что командарм Богословский, не приступая к командованию, пропал. Мною назначен командармом временно Угрюмов, который известен мне своей храбростью и распорядительностью»[874].
Вацетис позднее вспоминал: «Исчезновение командарма Богословского в такой критический момент объясняли двояко. Одни говорили, что он был убит, другие полагали, что он перешел на сторону белых. Впоследствии выяснилось, что он действительно перешел к белым. Во всяком случае исчезновение командарма, выбранного из высококвалифицированных военспецов, произвело нехорошее впечатление как на местах, так и в центре. После такого неблагоприятного события вновь выдвинуть кандидатуру военспеца я не считал возможным»