А.Г.): «Товарищ Княгницкий, мы к вам обращаемся как к дорогому нашему товарищу, который стоял и стоит на нашей стороне и защищает наши права и улутшает наше положение. Просим Вас избавит нас от того, на что мы все товарищи сотрудники штаба 9-й армии не можем смотрет и работат с такими лицами, которые неизвестно каким случаем попали в число нас, трудящихся пролетариатного класса и военнообязанных сотрудников, класс буржуазный, который вечно эксплоатировал наш труд и ненавидит нас за то, что мы им сказали: долой эксплоотатор[ов], мы и без вас управимся, нет вам места среди нас. А тепер наши товарищи без ведома нас и не зная почему, принимают их в те учреждении, где ведется и имеется секрет наших действиев против контрреволюции.
Мы этим даем возможност контрреволюции узнават через них то, что у нас делается в штабе. Мы думаем не место в таких учреждениях буржуазному классу и просим Вас посодействоват в том, чтобы принят в этом самые решительные меры, устранит таковых от должностей военных и впред не принимат, чем и облегчите нас от тех, которые всегда хотят создат нам вред, а не пользу»[987]. И хотя документ не касался непосредственно Всеволодова, тем не менее можно представить обстановку в штабе, в которой приходилось работать.
Всеволодов оправдал надежды командования. Именно он первым донес Троцкому о неисполнении приказов начальником 16-й стрелковой дивизии В.И. Киквидзе, что имело огромное военное значение. Таким образом, военспец заслужил персональное доверие Троцкого, предлагавшего ему должность командующего Камышинской группой войск и начальника 14-й стрелковой дивизии, однако по состоянию здоровья Всеволодову пришлось отказаться.
Уже 7 января 1919 г. главком И. И. Вацетис выразил недовольство неожиданным отходом 9-й армии, произошедшим вопреки приказу о наступлении. По его мнению, «9[-я] армия совершенно вышла из рук своего командарма и никем не управляется. Считаю, что или командарм 9 совершенно не пригоден к занимаемой им должности, или начальники дивизий самовольничают и, не считаясь с отданным боевым приказом, бегут от противника в тыл»[988]. Вацетис требовал расследовать причины отступления армии на 40–60 верст и определить, имела ли место случайность или же злой умысел. Не исключено, что неудачи были связаны с действиями начальника штаба армии Н. Д. Всеволодова. Тем не менее, по некоторым оценкам, 9-я армия была к началу 1919 г. лучшей из армий советского Южного фронта, однако вскоре она была значительно ослаблена путем изъятия из ее состава нескольких частей[989].
Когда в армии проводилось анкетирование относительно используемого опыта Первой мировой и нужд РККА в этом отношении, Всеволодов ответил: «Опыт ведения войны Красной армией показал, что принципы военного искусства и приемы ведения войны остались прежними. Никаких особых вопросов, требующих особого освещения или разработки до сих пор, по крайней мере, не возникало. Все вопросы так хорошо уже освещены опытом войны 1914–1917 годов и так общеизвестны, что вся обстановка лишь за практическим проведением в жизнь установленных принципов войны»[990].
Интересно, что 23 декабря 1918 г. Всеволодову за службу в старой армии как лицу ведомства Главного штаба была назначена пенсия государственного казначейства по Тамбовской казенной палате в размере 2184 руб. в год[991].
4 февраля 1919 г. в рапорте № 16 на имя начальника Полевого штаба РВСР Ф.В. Костяева Всеволодов просил о переводе его на Кавказ и предоставлении полуторамесячного отдыха. В перспективе он хотел занять пост инспектора кавалерии Кавказской армии, поскольку был кавалеристом.
Однако постоянно под разными предлогами (до сформирования штаба, до окончания операции и т. д.) Николай Дмитриевич получал отказы, наконец, в феврале 1919 г. его прошение было РВС Южного фронта отклонено категорически[992]. Тогда он решил пройти медицинское освидетельствование и в том же феврале 1919 г. даже заявил другому генштабисту А.С. Ролько в телефонном разговоре: «Опечален, что фронт меня не пускает, но он не имеет права держать больного инвалида»[993]. Кстати, Ролько за это позднее получил выговор, поскольку телефонная линия на 50 минут (по версии Ролько, лишь на 25 минут) была занята частной беседой, в результате чего была прервана передача депеши. Отмечу, что в 1919 г. Ролько, как и Всеволодов, перешел к Деникину, позднее эмигрировал, но вернулся в Россию, был арестован, а затем вновь поступил в РККА.
Последний раз Всеволодов отправил просьбу начальнику Полевого штаба РВСР Ф.В. Костяеву, члену РВСР К.А. Мехоношину и в РВС Кавказского фронта о переводе на Кавказ даже с понижением 5 апреля 1919 г., и, разумеется, ему вновь было отказано[994]. Впрочем, о возможности выполнить эту просьбу начальник Полевого штаба 8 апреля добросовестно запросил начальника штаба Южного фронта Генштаба В.Ф. Тарасова и председателя РВС Каспийско-Кавказского фронта К.А. Мехоношина[995]. Возможно, с этим был связан последовавший тогда же отзыв Всеволодова из 9-й армии. Судя по всему, Всеволодов уже тогда понял, что большевики просто хотят использовать его в своих интересах до полного истощения, и это, по всей видимости, стало причиной его последующего перехода на сторону противника.
В эмигрантских воспоминаниях Всеволодов отмечал, что даже в апреле 1919 г. у него не было твердого намерения бежать к белым. Все случилось позднее и ситуативно. Это соответствует известным нам документам. Более того, военспецу явно льстили высокие назначения в Красной армии: «По прибытии в штаб Южного фронта я был назначен Троцким начальником этого штаба. Мне это назначение на такой высокий пост, с одной стороны, импонировало, а с другой, было весьма неприятным сюрпризом. Если в должности начальника штаба IX [армии] побег к белым был сопряжен для меня с большими трудностями, то в должности начальника штаба Южного фронта он был совершенно невозможен. Как известно, штаб Южного фронта находился в г[ороде] Козлове, в глубоком тылу, местами — в 80-100 километрах от линии фронта, а потому и намерение добраться к нему и незамеченным, да еще с семьей, перейти линию огня было утопией. Я уже было смирился с этим назначением и решил — волею судьбы — отсрочить свой побег на неопределенное время, как вдруг пришла вторая телеграмма Троцкого, назначившего меня командующим IX армией. Судьба снова мне улыбалась»[996].
По мнению Всеволодова, на посту командующего армией он «был бесконтрольным хозяином громадного плацдарма, занимаемого IX армией, а потому и переход на какой-либо из точек этого плацдарма, особенно при отступлении IX армии, и возможность затеряться в прилегающих донецких степях было самым простым и легким делом»[997].
Интересно свидетельство Всеволодова о работе штаба 9-й армии: «В штабе IX армии было пять офицеров Генерального штаба: я, полковник Корк, полковник Яцко, полковник Ролько и, позже, генерал Карепов, бывший в царской армии командиром Сибирского корпуса и назначенный ко мне начальником штаба, когда я принял командование IX армией. Все мы были одного мнения: мы должны работать постольку поскольку и, не выказывая явной измены, всеми силами, насколько это было возможно, оказывать помощь белым армиям. Моя задача в этом плане сводилась к тому, чтобы искусными и предвзятыми докладами убедить и склонить командарма подписать какой-либо невыгодный для Красной армии приказ»[998]. Всеволодов якобы даже предложил Карепову бежать к белым, но тот не решился, хотя впоследствии тоже перебежал.
О себе и своей деятельности Всеволодов писал следующее: «Я полагал, что тайной длительной работой и подсказыванием командарму выгодных для белых армий решений можно было оказать последним более существенную пользу, чем явной изменой, при которой, рискуя и играя своей головой, мы неминуемо были бы разоблачены и ликвидированы. Много раз, когда мы отдавали заведомо неблагоприятные для текущих операций приказы, мы скорбели и наши сердца больно сжимались, но поступать иначе мы не могли и утешали себя надеждой, что все это — временное; каждый из нас искал скорейшего выхода из создавшегося тяжелого положения»[999].
Весной 1919 г. на Южном фронте назревали решающие события. Еще в конце 1918 г. части Добровольческой армии совместно с кубанскими и терскими казаками очистили от красных Кубанскую область и Ставропольскую губернию, после чего началась переброска частей армии в стратегически важный (с экономической точки зрения, в отношении обеспечения армии пополнениями и выхода к азово-черноморским портам для подготовки ожидавшейся белыми высадки союзных десантов) Каменноугольный район (Донбасс) и в Северную Таврию для развертывания наступления на север. Предполагалось, что союзники возьмут на себя обеспечение левого фланга и тыла Вооруженных сил на Юге России. Кроме того, к началу февраля 1919 г. белые вышли к Днепру в районе Каховки[1000]. Однако союзники не оправдали возлагавшихся на них надежд. В результате белым пришлось оставить большую часть Екатеринославской и Херсонской губерний и почти весь Крым. Часть войск при эвакуации Одессы отошла в Румынию, где были брошены значительные запасы вооружения и военной техники. На царицынском направлении прогрессировало разложение донских частей.
Положение красных было не менее тяжелым. Наиболее угрожающим для существования Советской России весной 1919 г. был Восточный фронт, к которому было приковано основное внимание советского руководства. Другие фронты казались второстепенными, что вело к обострению ситуации и на них. Член РВС Южного фронта И.И. Ходоровский свидетельствовал, что «в течение марта и апреля в штабе Южного фронта не велось никакой организационной работы, что влекло за собой постепенное расшатывание аппаратов управления, как всеми армиями, так и каждой армией в отдельности»