К началу мая боевой состав 9-й армии (14, 16 и 23-я дивизии) насчитывал 11 006 штыков и 2602 сабли, или 13 608 бойцов, тогда как у белых перед фронтом армии, по советским данным, имелась 21 910 бойцов[1041]. Эти силы были сильнейшим образом растянуты на 170-километровом фронте вдоль Северского Донца[1042]. Особенно сильным было превосходство белых в коннице (в четыре с лишним раза больше, чем у красных). Красным остро не хватало подготовленного командного состава. В течение месяца численность 9-й армии значительно сократилась, в том числе из-за эпидемии сыпного тифа.
Бои теперь велись за удержание линии реки Северский Донец. Пополнений армия практически не получала и буквально истекала кровью. Командарм Княгницкий 9 мая телеграфировал об этом командующему фронтом[1043]. Но, по всей видимости, советское командование невысоко оценивало роль 9-й армии и не считало, что та нуждается в пополнениях. Во всяком случае, главком И.И. Вацетис в своих неопубликованных воспоминаниях отметил, что «весь Южный фронт держался двумя армиями — 8[-й] и 13[-й]», тогда как 9-я армия лишь поддерживала связь между 8-й и 10-й армиями и почти не имела боевого значения[1044]. 11–14 мая белые переправились через Северский Донец на правом фланге 9-й армии, однако развить свой успех не смогли.
Появление на флангах 13-й армии английских танков закрепило успех белых на Южном фронте. Уже 26 мая командующий 13-й армией генштабист А.И. Геккер сообщал фронтовому командованию о невозможности остановить отступление армии. В самой армии шли митинги, красноармейцы арестовывали и даже убивали командиров и комиссаров. Некоторые части самовольно оставляли свои позиции. Так, например, в районе Славянска, арестовав командный состав, фронт оставила целая бригада. Аналогичное донесение затем поступило и от командующего 8-й армией генштабиста В.В. Любимова.
В 13-ю армию для восстановления положения прибыл председатель РВСР Л.Д. Троцкий, пытавшийся наладить дисциплину и порядок.
Командующий фронтом Гиттис возложил вину за неудачи на главкома И.И. Вацетиса. При этом в штабе Южного фронта были убеждены, что отход не будет глубоким — предполагалось восстановить положение с помощью не пострадавших в операции 9-й и 10-й армий.
Однако в ночь 24–25 мая конная группа белых прорвала фронт 9-й армии на реке Северский Донец, ударив в стык 16-й и 23-й дивизий и наступая на станцию Миллерово. Противнику удалось выйти в тыл 16-й и во фланг 23-й дивизии[1045]. Командующий Южным фронтом Гиттис требовал ликвидации прорыва, считая, что он осуществлен незначительными силами. Но, как выяснилось, штаб фронта был плохо информирован, поскольку белые прорвались силами III Донского корпуса. По мнению члена РВС фронта И.И. Ходоровского, из-за незнания обстановки «директивы Юж[ного] фронта были совершенно нежизненны и находились в вопиющем противоречии с действительностью»[1046].
И хотя белые развивали свой успех против 9-й армии, однако на протяжении нескольких дней (25–31 мая) командующий фронтом Гиттис не дал ответа на запрос армейского руководства, на какую линию допустимо отвести войска. Между тем обстановка продолжала ухудшаться. Фактически 9-я армия была разрезана на две части — 16-я дивизия отступала на северо-запад на соединение с 8-й армией к станице Митякинской, а 23-я и 14-я дивизии — на север и северо-восток. Глубина прорыва к 29 мая достигла 75 километров. Прорвавшаяся конница белых стремилась выйти на соединение с вешенскими повстанцами, что было осуществлено 7 июня силами конной группы генерал-майора А.С. Секретева и предопределило отход всего советского Южного фронта[1047]. Фактически между отброшенными на северо-запад 13-й и 8-й армиями советского Южного фронта, с одной стороны, и отброшенными на северо-восток 9-й и 10-й — с другой, образовался разрыв, с каждым днем расширявшийся. Соседняя с 9-й армией 10-я армия отступала по Дону от Золотовской и Семикаракорской до Верхне-Курмоярской, в результате чего левый фланг 9-й армии оказался открыт. 14-я дивизия находилась под угрозой окружения. Наконец, 31 мая командование 9-й армии заявило Гиттису, что считает необходимым отвести войска до линии реки Чир, на что было получено разрешение.
Около месяца с конца апреля по конец мая Всеволодов, по всей видимости, не имел постоянного назначения. Судя по всему, в это время он находился в Москве. 26 мая 1919 г. он должен был выехать из Москвы в штаб Южного фронта в Козлов[1048]. Троцкий 27 мая даже интересовался по прямому проводу, выехал ли Всеволодов[1049]. Уже 29 мая Всеволодов был в штабе фронта[1050]. Предполагалось, что генштабист займет ответственную должность начальника штаба фронта[1051], но таковым Всеволодов пробыл всего несколько дней. 28 мая Троцкий предложил назначить помощником командующего фронтом бывшего Генштаба генерал-майора Н.В. Пневского, ранее служившего помощником управляющего делами РВСР[1052]. Однако в итоге кадровые перестановки оказались иными. Вместо Всеволодова пост начальника штаба фронта достался Пневскому, а сам Всеволодов получил назначение командующим хорошо знакомой ему 9-й армией вместо своего прежнего начальника П.Е. Княгницкого, назначенного в распоряжение правительства Бессарабии.
По-видимому, назначение согласовали 2 июня, однако документальное оформление запаздывало. В силу этого уже 3 июня, до задержавшегося приказа о назначении[1053], Всеволодов отправился к новому месту службы. Лишь 6 июня приказом РВСР № 89 Пневский был официально назначен начальником штаба Южного фронта, а Всеволодов — командармом. 8 июня соответствующий приказ был подписан председателем РВСР Л.Д. Троцким[1054]. Если бы Всеволодов был подлинным белым агентом, а не спонтанным перебежчиком, тогда его назначение начальником штаба фронта могло серьезно повредить красным, а кроме того, он бы наверняка попытался задержаться на этом посту. Причины его стремительного перевода на должность командарма еще предстоит установить.
К этому времени положение 9-й армии продолжало оставаться тяжелым. Войска постоянно отступали с боями. Резервов не было. По данным на 1 июня, в армии насчитывалось 9542 штыка, 3403 шашки, 112 орудий и 523 пулемета[1055]. Бои шли на землях донских казаков, которые с нетерпением ожидали прихода белых или же уходили на юг при приближении красных. Красные не располагали крупными конными массами, которые, в свою очередь, успешно использовали белые. Попытка провести мобилизацию мужского населения до 37 лет в 50-верстной прифронтовой полосе окончилась неудачей. Как вспоминал комиссар Ходоровский, «мы снимали людей с поля, с мастерской, не одетыми, не обутыми и, главное, не спаянными в воинские единицы, бросали на фронт. Пользы от этого не было никакой, трата же сил колоссальная. Одновременно значительная часть населения при приближении противника снималась и бежала с Дона и, таким образом, совершенно ускользала от нашей мобилизации. Вообще говоря, отступающая армия не имеет фактической возможности проводить мобилизацию»[1056]. При этом, по оценке Ходоровского, дисциплина в армии оставалась на должном уровне, а все приказы исполнялись. Впрочем, здесь тоже не все было однозначно. Моральный дух войск и даже командного состава был подорван. Особенно остро переживали происходящее казаки и бывшие казачьи офицеры, оказавшиеся у красных. Например, 7 июня 1919 г. по неизвестной причине покончил с собой начальник штаба 23-й стрелковой дивизии 9-й армии бывший есаул И.А. Сдобнов[1057].
Ходоровский резюмировал: «Армии были… вполне устойчивы, но они были ослаблены и обескровлены до последней степени. Этой прорехи не могла заделать никакая политическая работа. Мы потерпели поражение в результате страшнейшего организационного разброда, отсутствия какой бы то ни было живой творческой военной работы в течение всего времени нашего пребывания на Дону»[1058]. Ходоровский очень высоко оценивал аналогичную работу, проводившуюся белым командованием: «Его (противника. — А.Г.) победы над нами были победами организованности над разбродом, инициативы и творческой военной работы над прострацией»[1059]. Неудивительно, что на этом фоне многим казалось неминуемым полное поражение красных.
Сохранилось свидетельство бывшего члена казачьего отдела ВЦИК М. Данилова о том, как эвакуировался штаб армии: «Штаб панически бежал, и мобилизованные не были использованы, тоже бежали, кто куда попало. Штаб эвакуировался так — забирал гужевой и железнодорожный транспорт. И что же он грузил? Это нужно отметить — он грузил из трех досок сбитые койки, на рогатках столы, граммофоны, собачек и т. п. негодный бюрократический хлам. В штабе процвел и царит полнейший бюрократизм, разъезды на автомобилях с женами или вроде этого, разъезды на фаэтонах в пару наилучших лошадей, эта езда производится по утрам едущими на занятия или вроде того, а вечером совершаются поездки верхами тоже с женами»[1060].
Начальником штаба 9-й армии с 1 июня 1919 г. числился В.И. Преображенский, но он, по всей видимости, еще не успел приехать с севера, где служил в штабе 6-й армии