В основном высокопоставленные изменники действовали поодиночке. Большинство занимали высокие военно-административные посты очень короткое время (исключая Жданова, Муравьева и Славена). Кроме того, только пять из восьми человек совершили измену, находясь на высоких постах. Таким образом, последствия их измен для Советской России оказались некритичны.
Борьба с изменами военспецов началась сразу после первых резонансных случаев, но предотвратить новые не было никакой возможности. V Всероссийский съезд Советов 10 июля 1918 г. вынес резолюцию, касавшуюся в том числе военспецов-изменников: «Каждый военный специалист, который честно и добросовестно работает над развитием и упрочением военной мощи Советской республики, имеет право на уважение рабочей и крестьянской армии и на поддержку советской власти. Военный специалист, который попытается свой ответственный пост вероломно использовать для контрреволюционного заговора или предательства в пользу иностранных империалистов, должен караться смертью»[1918].
15 июля 1918 г. Троцкий издал агитационный приказ по армии и флоту, адресованный комиссарам и военным специалистам, в котором отметил: «Среди военных специалистов было за последние недели несколько случаев измены. Махин, Муравьев, [Н. И.]Звегинцев, [Г. М.] Веселаго и некоторые другие, добровольно вступившие в ряды Рабоче-крестьянской армии или Красного флота, перебежали к иностранным насильникам и захватчикам. Муравьев поделом наказан, другие еще ждут своей кары. Каждый честный человек с отвращением отнесется к этим явлениям офицерской проституции.
В результате измены нескольких негодяев обострилось недоверие к военным специалистам вообще. Участились столкновения между комиссарами и военными руководителями. В ряде известных мне случаев комиссары обнаружили явно несправедливое отношение к военным специалистам, поставив честных людей на одну доску с предателями. В других случаях комиссары пытаются сосредоточить в своих руках командные и оперативные функции, не ограничиваясь политическим руководством и контролем. Такой образ действий чреват опасностями, ибо смешение полномочий и обязанностей убивает чувство ответственности.
Настойчиво призываю товарищей-комиссаров не поддаваться впечатлениям минуты и не валить в одну кучу правых и виноватых.
V Всероссийский съезд Советов напомнил всем, что военные специалисты, которые честно работают над созданием боевой мощи Советской республики, заслуживают народного уважения и поддержки советской власти. Зоркий революционный контроль вовсе не означает мелочной придирчивости. Наоборот: добросовестные специалисты должны получать возможность полностью развернуть свои силы.
Кто попытается использовать свой командный пост в целях контрреволюционного переворота, тот, согласно решения V съезда Советов, карается смертью. Никакой пощады предателям, товарищеское сотрудничество с честными работниками! От комиссара требуются бдительность, выдержка и такт, ибо пост военного комиссара — один из самых высоких, какие знает Советская республика.
С глубокой уверенностью в конечном успехе нашей трудной работы, братски приветствую военных комиссаров Красной рабочей и крестьянской армии»[1919].
29 июля 1918 г. вышло постановление ЦК РКП(б) о мероприятиях по укреплению Восточного фронта, в котором в связи с изменами Махина, Муравьева и Богословского упрек в неумении бдительно следить за командным составом адресовался военным комиссарам. В постановлении отмечалось, что «военные комиссары не умеют бдительно следить за командным составом. Такие случаи, как побег Махина, как самостоятельный переезд Муравьева из Казани в Симбирск, как побег Богословского и проч[ие], ложатся всей своей тяжестью на соответственных комиссаров. Над недостаточно надежными лицами командного состава должен быть установлен непрерывный и самый бдительный контроль. За побег или измену командующего комиссары должны подвергаться самой суровой каре, вплоть до расстрела»[1920].
30 сентября 1918 г., чтобы удержать военспецов от измены, Троцкий издал приказ о задержании семей перебежчиков и изменников: «Предательские перебеги лиц командного состава в лагери неприятеля хотя и реже, но происходят до настоящего дня. Этим чудовищным преступлениям нужно положить конец, не останавливаясь ни перед какими мерами. Перебежчики предают русских рабочих и крестьян англофранцузским и японо-американским грабителям и палачам. Пусть же перебежчики знают, что они одновременно предают и свои собственные семьи: отцов, матерей, сестер, братьев, жен и детей. Приказываю штабам всех армий республики, а равно окружным комиссарам, представить по телеграфу члену Реввоенсовета Аралову списки всех перебежавших во вражеский стан лиц командного состава со всеми необходимыми сведениями об их семейном положении. На т. Аралова возлагаю принятие, по соглашению с соответственными учреждениями, необходимых мер по задержанию семейств перебежчиков и предателей»[1921]. В дальнейшем эти указания были конкретизированы. В частности, Троцкий предложил арестовывать семьи изменивших военспецов[1922]. По существу, речь шла о взятии семей военспецов-изменников в заложники. Однако практического воплощения этот приказ не получил. В итоге Троцкий потребовал более жестких мер. 20 декабря 1918 г. он телеграфировал в отдел военного контроля РВСР, что со времени прошлой телеграммы «произошел ряд фактов измены со стороны бывших офицеров, занимающих командные посты, но ни в одном из случаев, насколько мне известно, семья предателя не была арестована, так как, по-видимому, регистрация бывших офицеров вовсе не была произведена. Такое небрежное отношение к важнейшей задаче совершенно недопустимо. Предлагаю Вам в кратчайший срок заняться выполнением возложенной на Вас в свое время задачи, используя для этого аппарат Всебюркомвоен[1923], с одной стороны, и аппарат военного контроля — с другой»[1924]. Речь шла теперь о превентивных мерах — учете семейного положения пока еще лояльных большевикам военспецов. Завершить сбор данных требовалось не позднее 1 января 1919 г. Телеграмма была разослана также на все фронты и всем начальникам окружных штабов.
После этого начался сбор данных о семейном положении военспецов. Угроза возымела определенный эффект. К тому же были проведены единичные аресты членов семей изменников. Летом 1921 г. Троцкий, беседуя с французским коммунистом А. Моризе, заявил: «Мы арестовали семьи подозреваемых офицеров и держали их как заложников. Впрочем, угрозы оказалось достаточно»[1925]. Позднее Троцкий отметил, что приказ о взятии заложников из семей изменников «вряд ли хоть раз привел к расстрелу родственников тех командиров, измена которых не только причиняла неисчислимые человеческие потери, но и грозила прямой гибелью революции»[1926].
Разумеется, такой приказ мог угрожать не всем и не остановил массовые измены. Часть военспецов не имели семей, либо же их родственники не проживали на советской территории. Учет семейного положения был организован плохо и нередко саботировался самими военспецами. Реальные же изменники стали переходить к противнику, по возможности, вместе с семьями[1927]. Именно так поступили перебежавшие после этих приказов Троцкого Всеволодов и Жданов. Бежавший до приказа Троцкого Богословский также оказался у белых с супругой (по одной версии, они бежали вместе, по другой — супруга попала к белым отдельно, оставшись в Екатеринбурге). Об остальных изменниках подробности такого плана неизвестны.
В целом, измены на разных уровнях советской военной иерархии не привели к перелому в Гражданской войне. Генерал-майор А.А. фон Лампе в своем дневнике анализировал подобные случаи. Например, ему вспомнились слова генерал-майора И.М. Белоусова в Екатеринодаре о том, что «удар на Батайск, почти отрезавший донцов от нас и потом бессильно повисший в воздухе, тоже был остановлен расположенной к нам рукой»[1928]. Тогда Лампе не поверил, так как удар был направлен более чем правильно. «А если правы те, кто говорит, что красные начальники играли в поддавки, то как же надо объяснить все же наше конечное поражение… Выходит уж очень плохо», — рассуждал Лампе[1929].
Высокопоставленные изменники в большинстве были лично храбрыми офицерами старой армии, отличившимися, исключая Н.Д. Всеволодова и М.А. Муравьева, в годы Первой мировой войны. По-видимому, этими же качествами обладал и партийный боевик В.В. Яковлев. Это и неудивительно — измена в условиях Гражданской войны требует решимости и мужества в силу непредсказуемости последствий. Высокопоставленные изменники в большинстве относились примерно к одной, сравнительно молодой, возрастной группе (на 1919 г.) от 33 до 40 лет. Значительно старше остальных был Н. А. Жданов, которому в 1919 г. исполнилось 52 года, чуть младше него был П.А. Славен (45 лет).
Сильнее других не повезло 2-й армии советского Восточного фронта, два командарма которой (Ф.Е. Махин и А.И. Харченко) совершили измену непосредственно на этих должностях, а третий, В.В. Яковлев, позднее. Пять случаев измены связаны с Восточным фронтом, два — с Южным и один — с Западным. Только три случая измены связаны с событиями 1919 г., пять случаев относятся к 1918 г., когда обстановка была более хаотичной.
Не все командармы-изменники производят впечатление порядочных и честных людей. Так, Н.Д. Всеволодова сослуживцы считали человеком корыстолюбивым и мстительным. При этом поражает вопиющее легкомыслие членов РВС 9-й армии в отношении не менее легкомысленного командарма. Члены РВС подозревали, что командующий может бежать к белым, но не сделали ничего для упреждения его дезертирства. Командарм же в своих оперативных решениях о перемещении армии порой исходил из стоимости корма для личной коровы в том или ином пункте