Возле парадной двери, такой высокой, что сквозь нее спокойно прошел бы великан на ходулях, несли караул три ужасающих каменных изваяния, достойные охранять ворота в сад.
«Да, это вполне подходящее жилище для убийцы», — с трепетом подумала Энни.
Она припарковала машину на полукруглой площадке прямо напротив главного входа и поднялась по широким каменным ступеням, которые, изгибаясь вокруг фасада дома, вели к гигантской двери. Она не нашла звонка, и поэтому подняла тяжелый дверной молоток в виде головы рычащего льва и опустила его. Удар бронзы по металлу прозвучал, как выстрел. Вздрогнув, Энни почувствовала, как мурашки забегали у нее по спине.
«Держи себя в руках», — приказала она себе.
Она представляла, что сейчас мрачный дворецкий, одетый как Борис Карлов, откроет ей дверь. Но ничего не последовало, только где-то внутри дома начали лаять собаки. Подождав с минуту, она постучала снова, но опять никто не вышел. Она уже начала сомневаться, на этот ли день и час была назначена встреча, но в очередной раз подняла молоток, когда Кэролайл собственной персоной вышел открыть ей дверь.
— Извините за задержку, — с улыбкой сказал он. — Я запирал собак, а моя экономка мисс Робертс сегодня на ночь ушла. — Он слегка отступил и пригласил ее внутрь с высокопарным приветствием: — Добро пожаловать в уродливейший особняк на всем Пасифик Хэйтс.
— Ну и местечко, — улыбнулась Энни, входя в огромное фойе со сводчатым потолком и черным мраморным полом.
— Да уж. Как архитектора-дизайнера вас, наверное, очень интересует, в какой психиатрической лечебнице закончил свои дни человек, который задумал и построил это здание.
Энни засмеялась. Еще с их лондонского знакомства она помнила эту немного суховатую манеру шутить, однако с тех пор ей не доводилось слышать его шуток.
— Да, здесь просто безумное смешение разных стилей.
— Это точно. Мы с Франческой въехали всего за несколько месяцев до ее смерти. Она считала, что у этого здания есть «скрытые возможности», и, конечно, собиралась полностью его переделать. Но не успела.
Внутреннее устройство помещения полностью соответствовало его внешнему виду — комнаты здесь оказались с высокими потолками и огромным количеством маленьких закоулков и узких проходов. Стены были либо выкрашены в темные тона, либо оклеены мрачными обоями. Мебель была хорошей работы и дорогая, но если и предпринимались какие-то попытки найти для каждого предмета подходящее место, Энни не смогла обнаружить никаких следов этих усилий. У этих апартаментов не было души, и Энни подумала, уж не является ли это свидетельством такого же недостатка у их хозяина.
— До некоторой степени мне даже нравится сумрачность этого места, — сказал он, пристально глядя на нее, словно угадывая ее мысли. — Их угрюмость и мрак гармонируют с моим теперешним расположением духа. — Он подошел к ней и встал позади. — Вас когда-нибудь пугала темнота, Энни?
Она на шаг отступила от него.
— Да, конечно, я и сейчас боюсь.
— Меня раньше темнота просто ужасала. Когда я был ребенком, я сворачивался клубком в постели, с головой накрывался одеялом и, натянутый как струна, ждал — был просто уверен, что сейчас придет чудовище и проглотит меня. Я горячо молил Бога защитить меня, когда я в него еще верил.
— Воображение иногда бывает довольно жестокой штукой, правда? — сказала Энни беззаботным тоном.
— Реальность тоже бывает.
На это ей нечего было ответить. Она вспомнила, что его реальность включала в себя и заключение свыше года в маленькой темной клетке, пока ни шатко ни валко тянулся его процесс. Если б ее заперли таким образом, она бы сошла с ума.
Она взглянула на него. Его лицо, словно каменная маска, было абсолютно непроницаемо. Перед ней был человек, всецело контролирующий свои эмоции. У нее еще сохранилось в памяти то, каким он появился перед камерами в зале суда в тот день, когда был оглашен вердикт. В его глазах ясно читалось душевное смятение.
Сейчас это было совсем другое лицо. Сегодня она не могла уловить в нем ни единого намека на то, о чем он думает.
Некоторое время они так и стояли, глядя друг на друга, потом он отвернулся и сказал своим обычным тоном:
— Пойдемте, я в общем-то никогда не пользуюсь этой комнатой. Здесь найдутся и более приятные места. Давайте я покажу вам сад.
Скользящие двери вели из жилых комнат в причудливо разбитый японский садик. Чувствовалось, что тут поработал мастер по ландшафтам. Взор зачаровывало огромное множество цветущих растений, их яркие цветы слегка покачивались на легком ветерке. Были тут и деревья как обычные, так и миниатюрные бонсай, и цветущий кустарник. Прямо по центру сада струился плавный поток, впадающий в рыбную заводь, в которой Энни заметила серебристый отблеск карпа.
— Какая красота! Просто страна чудес!
— Я — человек, не слишком склонный к созерцанию, так что, возможно, какие-то тончайшие детали ускользают от моего внимания. Но что я знаю, — это то, что здесь я чувствую необычайное умиротворение, — сказал Кэролайл. — Когда я прихожу сюда, чтобы погулять, посидеть спокойно, поудить рыбу, остальной мир будто исчезает на время.
— Да, это можно понять.
Она повернулась к нему, увидела, что он стоит совсем рядом и неловко отступила на шаг.
— У меня возникает впечатление, что вы себя неловко чувствуете здесь со мной, — сказал Кэролайл.
Энни посмотрела ему прямо в глаза.
— Да, есть немного. — Она пыталась сравнить свое отношение к нему с тем, как она относится к другим знакомым мужчинам. К Сэму Броди, например. Или к Чарли. Их отношения с Чарли определялись приятной гармонией дружбы и влечения — тех чувств, из которых произрастают любовь и доверие. Но с Мэтом Кэролайлом она вновь уже начинала ощущать приливы той необузданной, безрассудной страсти, которая охватила ее с такой силой в те далекие дни в Англии.
Это было сильное, грубое, страстное влечение, основанное исключительно на половых инстинктах. Такие чувства не могли принести ничего, кроме бед, тем людям, которые имели глупость романтизировать их.
— Что же вас беспокоит?
Не могла же Энни сообщить Кэролайлу, что она постоянно испытывает к нему сильное влечение! И пока она подыскивала слова, его лицо постепенно мрачнело.
— Мне кажется, что вы, как и многие, считаете, что суд оправдал виновного, не так ли?
Она думала, конечно же, не об этом. Как ни странно, несмотря на разговор с Дарси, с тех пор, как она пришла сюда, ей ни разу не пришла мысль об убийстве. Опасность, исходившая от него, была совсем другого рода.
— Нет, — поспешно сказала она. — Я верю, что приговор справедлив. И я хочу вам напомнить, что наш с вами конфликт значительно более давний, чем ваши проблемы с властями Калифорнии.
Он некоторое время пристально на нее смотрел, а потом улыбнулся.
— Вы правы, конечно. Моя жизнь распалась для меня на две части — до убийства Франчески и после убийства Франчески. И все, что относится к первому из этих двух периодов, кажется мне глубокой древностью, но это, конечно, не обязательно так для других людей.
Энни стало немного стыдно, поскольку она вдруг поняла, что, если он не убивал свою жену и если он в самом деле ее любил, он должен был переживать значительно более жестокие мучения, чем она после того, как умер Чарли. Она была окружена заботой друзей, ее горю сочувствовали. Горе же Кэролайла, если он, конечно, его испытывал, — существенная оговорка — никто не принимал в расчет.
— Простите меня, — сказала она.
— За что? — сощурил он глаза.
Она пожала плечами.
— За нечуткость. Большинство наших ровесников понятия не имеют, что значит потерять мужа или жену. Но я-то это знаю.
— Ну вот наконец и выяснилось, что у нас все же есть что-то общее.
Дарси проехала мимо дома в поисках свободной стоянки. Чертов Фриско! Здесь невозможно найти место, где парковать машину.
Она доехала до следующего квартала, а затем, загнав машину на подъездную дорогу, развернулась. Спустившись с горы обратно, она затормозила на тротуаре за несколько домов от особняка Сэма, что в районе Рашн-Хил. Дарси перегородила подъезд к какому-то дому, но сейчас это не имело значения. Она ведь побудет здесь всего несколько минут и даже не станет выходить из машины.
Дура! Тебе вообще не надо было здесь появляться. Что если он увидит тебя? Что если тебя поймают?
Она знала, что просто умрет от стыда. Не так уж легко было вогнать ее в краску, но если бы ее застали тут, возле дома Сэма, этого она бы не вынесла.
Это было просто безумием. В этом не было абсолютно никакого смысла. Это ей никак не поможет, и она совершенно попусту изводит себя. Особенно во время вот таких ночных бдений. У Сэма свидание. Она наблюдала за блондинкой, которая издалека очень напоминала ей Энни. По правде говоря, если бы Дарси не знала, что Энни этим вечером встречается с Мэтью Кэролайлом, она бы точно подумала, что это Энни пришла на свидание к Сэму.
Они насладились романтическим ужином в ресторане где-нибудь в центре города и теперь возвращаются к нему домой. Они приехали каждый в своей машине. Блондинке удалось найти пустую стоянку внизу по левой стороне улицы, где она и оставила свою машину. Она водила маленький красный «мерседес», и Дарси со злостью наблюдала за ней, испытывая сильное желание подойти к ней сзади и хорошенько отодрать ее элегантную маленькую задницу.
Поднимаясь по ступенькам к парадной двери, Сэм держал блондинку за руку. А теперь он, наверное, целует ее и клонит к тому, чтобы переместиться в его спальню, где он продемонстрирует ей все свое любовное искусство, эту тончайшую смесь нежности и страсти.
Прекрати! Это безумие и самоистязание! Он не стоит этого! Что у тебя нет гордости, нет достоинства? Зачем тебе страдать по этому ничтожеству?
Дарси не могла оторвать взгляда от переднего окна старого викторианского особняка. Сэм жил в одном из. «бабочек» — прекрасном, отреставрированном викторианском особняке, пережившем землетрясение 1906 года. С улицы хорошо был виден свет в окнах, и Дарси сбилась со счета, сколько раз она в любое время д