— Привет, малыш, это твой папа… — шептал он с улыбкой.
В этот момент улыбалась и я.
Будто почувствовав, что я о ней вспоминаю, мне позвонила Катя. Ее фотография высветилась на экране, и я едва не уронила телефон, желая скорее ей ответить.
— Котя?
— Мам… — голос дочери дрожал. — Я… мне страшно.
— Что случилось? — выпалила я, вскочив на ноги. — Где ты сейчас⁈
— Мы у нас дома. Только приехали с бабушкой из аэропорта, но папа… Он какой-то странный. Когда мы зашли, он сидел в своем кабинете. Он плакал, мам, а еще он пьяный. Он сказал, что видел тебя у больницы.
Я сжала телефон до хруста.
— Где он сейчас? Бабушка осталась с тобой? — уточнила я, стараясь не звереть, а говорить спокойно.
— Он уснул. Мам… — судя по голосу, Катя явно плакала. — Папа сказал, что ты умираешь.
— Что? — Я как стояла, так и села обратно на диван.
— Он сказал… что ты была у онколога.
Я медленно закрыла глаза. Сделав глубокий вдох, тихо выдохнула.
— Я здорова, солнышко. У меня все хорошо. Я действительно ходила сегодня к врачу, но это был плановый осмотр у гинеколога.
— Тогда почему…
— Ты сама сказала, что папа пьян. Наверное, ему что-то привиделось. Когда мы с тобой снова увидимся?
Пообещав, что завтра после работы свожу Катю в кафе, я сбросила звонок, но еще долго сидела, глядя на экран мобильника. Открыв галерею, нашла фото первого УЗИ Кати. На черном фоне ярко выделялся крошечный белый комочек.
Тяжело вздохнув, я положила руку на живот, где билось такое же новое маленькое сердце. Я не знала, что мне делать. Я просто не знала.
Глава 11. Испытание
Телефонный звонок застал меня за сборами на работу. Я уже собиралась выходить, когда мобильник завибрировал в руке. На экране показалась Катина фотография.
Сердце бешено заколотилось. Ужас сковал горло, но, толкнув значок зеленой трубки в сторону, я ответила более чем спокойно:
— Да, дорогая?
— Это… это я, — Катин голос отчего-то дрожал.
На заднем плане слышался какой-то шум. Словно работал шредер.
— Котя, ты где⁈ — заволновалась я.
— Я у папы в офисе, мам. Мам, я от бабушки сбежала, — произнесла она натужно, будто вот-вот собиралась расплакаться.
— Сиди там, я уже еду! — Я как раз выбегала из квартиры, зажимая телефон между плечом и ухом.
Лена, услышавшая шум, выглянула из ванной комнаты.
— Что случилось? — спросила она обеспокоенно.
— Пока не знаю, но Катя почему-то у Макса в офисе, — выкрикнула я на ходу.
Так и не дождавшись лифта, я уже бежала по лестнице, попутно вызывая через приложение такси. Оно приехало через две минуты, которые показались мне вечностью. К тому моменту, как автомобиль домчал до офис-центра, подпрыгивая на каждой выбоине, я накрутила себя до предела.
Катя ненавидела меня. Она считала, что это я разрушила нашу семью. Но она все еще была моей дочерью, моей любимкой, моей малышкой. Она была всего лишь ребенком, который ничего не смыслил во взрослых делах.
Она была той, кто оказался посреди наших дрязг не по своей воле.
Я часто вспоминала ее малышкой. Когда ей было пять, она впервые разрыдалась в детском саду, едва увидела меня в раздевалке.
— Меня Ваня толкнул! — пожаловалась она, стоило опуститься на одно колено и обнять ее.
— Хочешь, я пойду разберусь с ним? — предложила я воинственно. — Сейчас придет его мама, и мы…
Катя ухватила меня за шею.
— Нет, мам, ты просто обними меня покрепче, ладно? Смотри, мы раскрашивали яички.
Насколько же все было проще, когда единственной проблемой в нашей жизни был дерущийся Ваня.
Офисное здание в этот час начинало гудеть как растревоженный улей. Ароматы кофе заполняли этажи вместе с разнокалиберными запахами духов. Лифт поднимался мучительно медленно, а потому я вдоволь нанюхалась и расчихалась. Людям стоило сильнее заботиться о комфорте окружающих в том, что касалось использования парфюма. Аллергиков с каждым годом становилось все больше.
Охранник на этаже узнал меня сразу и молча пропустил, но в последний момент спрятал взгляд. Меня это нисколько не задело.
Дверь в кабинет Максима была приоткрыта. На короткий миг я замерла на пороге и решительно вошла. Катя сидела там. Поджав под себя ноги, она практически утонула в огромном кресле отца.
Лицо ее было красным от слез. Максим стоял на коленях перед ней и держал в руках стакан воды.
— Мама… — Катя первая заметила меня в дверях.
Максим резко обернулся. Его глаза были опухшими, лицо — небритым. Он казался одутловатым, и неудивительно. Если он вчера много выпил, то сегодня ему однозначно было чертовски паршиво.
— Аля, ты… — Он встал.
Смотрел на меня неверяще, будто не знал, что я должна была приехать.
— Я пришла за дочерью, — ответила глухо.
Катя вдруг вскочила, чем едва не опрокинула стакан. Максим чудом его удержал, расплескав часть воды на себя.
— Мама, мамочка, прости меня! Папа во всем признался! Он сказал…
Я невольно сделала шаг вперед, чувствуя, как слезы подступают. Смотрела на Максима и не могла сказать ни слова. Я была удивлена его поступком.
Он опустил глаза, пряча взгляд. Воцарилась тишина.
— Я… не хотел, чтобы она… Это я виноват, и так правильно. Хватит лжи.
Максим стоял, низко опустив голову. Я молчала.
— Я… я думал, что защищаю нас, — его голос срывался. — Боже… что я наделал… Я думал… Я все разрушил, да?
— Я удивлена, что ты осознал это только сейчас. Катюша, мы уходим?
Дочь заторможенно кивнула. Взглянув на отца на короткий миг, она быстрыми шагами пересекла кабинет и прильнула ко мне. Взяв меня за руку, она сама повела меня вон. Я не знала, как себя вести. Когда мы ехали в лифте, Катя вдруг подняла заплаканное лицо и спросила:
— Мам… Почему папа… — она не договорила.
Я с нежностью коснулась ее щеки, стирая слезинку.
— Потому что люди иногда делают ужасные вещи. Даже те, кого мы любим.
— Я не хочу его видеть, — вспылила она.
— Хочешь пойти ко мне? — Я замерла, с трудом сглотнув ком, что образовался в горле. — Или отвезти тебя к бабушке?
— К тебе. — Катя доверчиво прижалась ко мне.
Я смотрела на наше отражение в зеркальной двери. Мы были такими похожими. И все же между нами разверзлась такая пропасть.
— Я приехала сюда из-за бабушки, — призналась она. — Она разговаривала по телефону с кем-то из своих подруг. Сказала, что мужчины имеют право на маленькие шалости.
Я тяжело вздохнула.
— Нет, дорогая. Не имеют. Любая измена — это предательство, как ни посмотри, но только нам самим решать, сможем ли мы с этим жить как и прежде. Но тебе об этом думать еще рано. Да и не надо.
— А ты правда была у гинеколога? — вдруг переменила она тему.
А я поняла, что не могу пока сказать про свою беременность. Не сейчас.
— Правда. Тебе не о чем переживать, я здорова.
Дверцы лифта разъехались. Когда мы вышли на улицу, Катя неожиданно крепко обняла меня и прижалась лицом к моему плечу.
— Прости, что верила папе… — прошептала она сдавленно.
Я прижала дочь крепче и неосознанно подняла взгляд на панорамные окна. Там, за одним из них, стоял Максим. Одинокий и проигравший. Наконец-то осознавший, что потерял.
Глава 12. Откровение
С тех пор как Катя снова стала спать в одной квартире со мной, прошло целых четырнадцать дней. Четырнадцать ночей, когда я спокойно засыпала, прислушиваясь к ровному дыханию дочери рядом, ведь нам приходилось делить один диван.
Мой квартирный вопрос пока не решился. Я откладывала деньги на первый взнос, но взять ипотеку по понятным причинам пока не могла. Наш развод все еще находился в подвешенном состоянии. Максим не показывался ровно четырнадцать дней и те же четырнадцать дней игнорировал мои сообщения. Он все еще мог подписать бумаги добровольно, что облегчило бы судебное разбирательство.
Заняв ванную, я долго стояла перед зеркалом и просто смотрела на себя. Ладонь касалась все еще плоского живота, но изменения в себе я уже ощущала. Мой срок составлял двенадцать недель. Критический срок, если ты все еще не решила, что делать.
— Мам? — Катя замерла в дверях, держа в руках кружку какао. — Ты опять бледная… Тебе плохо?
— Нет, просто… — Я сделала глубокий вдох. Этот разговор был неизбежен. — Милая, нам с тобой нужно кое-что обсудить.
Заварив себе слабый кофе, я присела вместе с дочерью у кухонного острова. Она явно переживала. Нервно теребила край синей футболки и смотрела на меня с нарастающим ужасом в глазах.
— Я беременна, — выдохнула я, будто ухнув в ледяную воду.
Катя пораженно замерла. И без того большие глаза от удивления стали просто огромными.
— Это… от папы? — спросила она тихо.
— Да, — согласилась я. — Скоро живот станет заметен, так что…
— Ты оставишь этого ребенка?
Я посмотрела на дочь, на свою большую девочку с детскими веснушками и взрослыми глазами.
— Думаю, что да. Сегодня крайний срок для принятия решения, так что…
Катя вдруг резко встала. Заметавшись по кухне, она взяла с подоконника мой телефон и протянула мне.
— Мама, ты должна сказать об этом папе. Он должен знать, он…
— Котя, — попыталась я угомонить Катину панику, но тщетно.
— Нет! — Дочь тряслась как осиновый лист. — Он поступил с тобой плохо, но ты должна ему сказать. Он же все равно узнает. Мы же не сможем прятать от него сестренку вечно.
— Сестренку? — я насмешливо приподняла бровь.
— Или братика. Да какая разница, мам? Мы на что кормить его будем? А тетя Лена? Она знает, что мы практически отжали у нее ее квартиру?
Я потянулась к телефону. Исключительно для того, чтобы утихомирить Катю. Этот разговор все равно ничего не менял, но дочка была права. Максим должен был знать, что алименты с него я буду требовать на двоих детей. Мне на свою зарплату даже при условии работы в декрете их не вырастить. Катина школа ежемесячно обходилась в ее половину, и сейчас ее оплачивал Макс.