Вот Катин первый день в школе, вот Максим с дочерью на плечах, а вот мы втроем на море. Долистав до самых первых изображений, которые скачала с облака, я пересматривала наши свадебные фото. Я в белом платье, такая молодая и счастливая, и Максим в строгом костюме. Он отчего-то выглядел совсем мальчишкой. Мы кормили друг друга караваем, смеялись, не замечая, что я вымазала подбородок в джеме.
Впрочем, Макс заметил. Яблочный джем он убрал губами, запечатлев короткий поцелуй.
Глаза против воли наполнились слезами.
Перемахнув сразу с десяток фотографий, я остановилась на той, что была сделана в роддоме при выписке. Катя — всего пять дней после рождения — и Максим, осторожно держащий крошечный белый сверток из одеялка. Его лицо было одновременно испуганным и счастливым.
«Я никогда не оставлю вас. Вы лучшее, что есть в моей жизни», — шептал он тогда.
Ощутив вибрацию телефона в руках, я от неожиданности выронила его. Быстро подняв с подушки, увидела на экране фотографию Максима. Он улыбался, как и всегда. Такой уверенный и спокойный.
Не желая с ним говорить, я просто сбросила вызов. И еще один, отобразившийся буквально через несколько секунд. Следом пришло сообщение:
«Аля, ты разрушаешь нашу семью из-за глупости! Одумайся!»
После него я просто отключила телефон, но поздно. Его слова уже горели в мыслях, прыгали, повторяясь снова и снова.
Глупость. Для него все это было просто глупостью.
Откинув одеяло, я поднялась с дивана и подошла к окну. В этот час город спал. Лишь где-то вдалеке мигали огни ночных клубов.
Стекло холодило ладонь. Где-то там, в загородном лагере, уже, вероятно, спала Катюшка.
В другом направлении находился наш дом. И человек, который назвал мою боль глупостью.
Моя жизнь растворилась где-то между ними.
— Аля? Ты в порядке? — донесся сонный голос Ленки из спальни.
Я не ответила ей, просто не смогла. Смотрела на свое отражение в темном окне. Оно было размытым, искаженным, чужим. Я запомнила совсем другое лицо. Лицо девчонки, которой едва исполнилось восемнадцать.
Кем я теперь была? Я не знала. Просто глупой женщиной у окна, по чьим щекам безмолвно скользили слезы. Глупой женщиной с разбитым сердцем. И с телефоном, который был полон воспоминаний.
Глава 5. Первая битва
Я стояла прямо у здания, в котором находился офис детского лагеря «Солнечный», и сжимала в руках пакет с Катиными любимыми конфетами. Автобус с детьми опаздывал уже на сорок минут — нервы были натянуты как струна. Вожатые лишь десять минут назад отписались о том, что по дороге случилась поломка и на ее устранение потребовалось время.
Невольно встретившись взглядом с чьим-то папой, я поправила солнцезащитные очки. Они надежно скрывали мешки под глазами. Три ночи без сна не прошли для меня без последствий. Как и три дня с выключенным телефоном. Взяв время на перезагрузку и цифровой детокс, я, кажется, издергалась еще больше.
— Приехали! — крикнул кто-то в толпе родителей.
И действительно, на подъездной дорожке появился автобус. Пыльный и шумный, собравший на себя всю грязь по дороге. Едва он остановился, а дверца отъехала в сторону, из него начала высыпаться хаотичная толпа загорелых детей.
Я жадно вглядывалась в чужие лица, стараясь не пропустить своего чертенка.
— Мам! — услышала я любимый голос.
Растрепанная, с потрескавшимися от солнца губами, Катя неслась ко мне со счастливой улыбкой на лице. За две недели лагеря ее новые кроссовки, купленные за баснословную сумму, превратились в грязное нечто. Сама она навскидку значительно вытянулась и словно стала еще тоньше. Небольшая аккуратная грудь пряталась за обтягивающей футболкой, которая совсем не скрывала живот.
Я будто не видела ее тысячу лет. Рассматривала жадно, впитывая каждую родную черточку.
Когда дочка крепко меня обняла, я с облегчением обняла ее в ответ. Сейчас у нее был тот самый возраст, когда не знаешь, как правильнее себя повести на людях. Можно обнять или нельзя? Подбирать слова или говорить все, что думаешь? А ласковое прозвище? Его вслух произносить можно?
От Катькиных волос пахло моим дорогим шампунем, флакон которого я не смогла найти ровно две недели назад. А еще чем-то бесконечно родным. Когда она была совсем малышкой, я часто неосознанно вдыхала аромат ее волос, и этот запах казался мне лучшим в мире.
— Как ты, Котя? А что с твоими руками? — Схватив Катины ладони, я рассматривала царапины, которые их покрывали.
— Да мы же в поход ходили. Я поскользнулась, но так нормально все. — Катя вырвала ладони из моих рук и заозиралась. — А где папа? Что-то я его не вижу.
Сердце на миг упало в самые пятки. Сколько бы я ни готовилась, а легче прожить этот момент не получалось. Просто не существовало подготовки для таких, как мы.
— Он… не смог, — ответила я негромко.
Взгляд не прятала, но выдавить из себя подбадривающую улыбку не получилось.
Катина улыбка померкла. Уголки ее губ опустились. Она вдруг стала внимательно разглядывать меня. Даже потянулась к очкам, но я сделала шаг назад.
— Мам, у нас что-то случилось?
Как же ты быстро повзрослела, моя милая девочка.
Этот разговор совершенно точно не стоило начинать на улице. Я была благодарна Кате за то, что она не забрасывала меня вопросами до тех самых пор, пока мы не добрались до ближайшего приличного кафе. В этой кофейне подавали лишь завтраки и пирожные, но зато в любое время суток.
Купив Кате горячий шоколад, я заказала себе крепкий кофе. Только на нем я и держалась последние три дня. Поставив перед нами тарелки с кусочками бананового пирога, официантка вернулась еще через половину минуты, но уже с напитками.
Я тянула время как могла. Руки не слушались, и ложка звякала о блюдце.
Из окна открывался вид на автобусную остановку.
— Котик, нам нужно поговорить… — все же вытянула я из себя.
— Вы разводитесь? — неожиданно прямо спросила Катя.
Она поставила кружку на стол так резко, что горячий шоколад расплескался по скатерти.
На целый миг длиною в вечность я просто замерла, застыла, не в силах собрать себя в кучу.
— Кто тебе… — начала было я, не скрывая удивления.
— В отличие от тебя, папа вчера со мной созванивался! — Катя говорила так громко, что сидящие за соседним столиком девушки недоуменно обернулись. — Он сказал, что ты все выдумала! Что у него ничего не было с Ольгой!
Три бессонные ночи однозначно давали о себе знать. Катин рот открывался, она говорила что-то еще, но я не слышала ее.
Перед глазами вдруг встал день моей свадьбы. Пышное белое платье, туфли на каблуках, которые жали и терли. Я стояла в туалете ЗАГСа и пыталась отдышаться. Токсикоз не давал покоя, а за дверью слышался шепот свекрови.
— Естественно, беременна, а иначе кто бы на ней женился? — делилась с кем-то из дальних родственников мать Макса. — Мой сынок мог найти себе кого угодно, а не эту…
Не эту… Услышав злые слова без пяти минут свекрови, я закусила нижнюю губу с внутренней стороны до крови. Боль оплетала липкими щупальцами. Я могла бы устроить скандал прямо на свадьбе, но это был наш праздник. Только наш.
Через пять минут я уже стояла в зале для бракосочетаний и искренне улыбалась жениху. О том, что я на секунду из гордости была готова отменить нашу свадьбу, он так и не узнал.
— Котя. — Я осторожно протянула руку через стол, но дочка отодвинулась вместе со стулом. — Я сама видела, как твой папа…
— Врешь! — Катя вскочила так резко, что стул за ней с грохотом опрокинулся. — Ты всегда ревновала его ко всем! Да ты только вспомни, как орала на ту тренершу по теннису!
Я ощутила, как побледнела. Не потому, что к нам с интересом прислушивался весь зал кафе, а потому, что такой случай действительно был. Молодая тренерша явно заигрывала с Максимом. Мы пришли взять несколько уроков всей семьей. Но ведь я не кричала, просто поставила ее на место. Я…
— Это не то же самое. Я застала их в папином кабинете, они… — попыталась я объясниться.
Но говорила совсем не то, что собиралась. Я вообще не хотела посвящать ребенка в подробности. Это было наше личное дело. Вся грязь должна была достаться нам.
— Не верю! — Катя вытащила свой мобильник и протянула его мне. — Вот, звони папе прямо сейчас!
Я схватила дочь за запястье. Хотела притянуть к себе, просто обнять, сделать хоть что-то, но Катя вырвалась и толкнула меня. Ее глаза были полны слез. Она смотрела на меня с ненавистью.
— Ты сука! Ты хочешь разрушить нашу семью!
Оглушающая тишина воцарилась во всем кафе. Даже девушки за соседним столиком замерли. Я слышала бешеный стук собственного сердца, а еще чувствовала, как по щеке скатилась горячая слеза.
Резко развернувшись, Катя побежала к выходу, больше не говоря ни слова.
— Котя! — окликнула я ее, бросаясь за ней.
Но неосторожным движением обронила на пол свою сумку. Замок оказался расстегнут, и все содержимое посыпалось под ноги. Я поскользнулась и тут же рухнула. Кто-то помогал мне собрать все, что разлетелось. Кажется, я много чего оставила. Забрала главное: документы, телефон и кошелек, но все равно не успела. Когда я выбежала на улицу, Катя уже садилась в такси.
— Я еду к бабушке! И жить буду с папой! — крикнула она и захлопнула дверцу.
Такси мгновенно рвануло с места. Бежать за ним смысла не было. Я так и стояла посреди тротуара, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Телефон в сумке зазвонил, завибрировал. Понадеявшись, что это Катя, я дрожащими руками достала его, но на экране высветилось фото Максима.
Я ответила ему впервые за три дня.
— Что ты наговорил нашей дочери, мерзавец? — прошептала я, сжимая мобильник до хруста.
— Правду, — его голос был необычайно ледяным. — Что ты сочиняешь небылицы, чтобы оправдать свой истеричный характер.
Я закрыла глаза всего на мгновение. Где-то вдали громыхал гром. На город снова надвигалась гроза. Июнь выдался мерзким и дождливым, таким, каким ему полагалось быть в пустыне из стеклянных небоскребов.