Скотина… Зла не хватает.
И все-таки придется позвонить Семену, признаю с неохотой.
У самой не получится пробиться к Горелову, слишком большая запись и все клиенты из числа «своих».
Глава 20. Она
Перед приемом у Горелова я довольно сильно нервничаю. Семен устроил прием в рекордно быстрые сроки, буквально, через два дня Горелов должен был принять меня у себя.
Разговор с Семеном получается натянутым, я испытываю волнение и чувствую себя неуютно, хотя ничего дурного не делаю. Но иногда проскальзывает странное ощущение, будто мужчина по мне заинтересован.
Даже непривычно и чуточку смешно стало, когда у меня в голове промелькнула такая бредовая мысль. Хотелось встряхнуть себя хорошенько и сказать: «Очнись! Этот мужчина высмеивал тебя вместе с мужем…»
Но следом возникает другая мысль, более отрезвляющая и, как мне сейчас кажется, намного более ценная.
Ведь если бы я была ценна Матвею, как любимая женщина, как жена, которую он ценит и хотя бы уважает, он не позволил бы сказать в мой адрес ни одного дурного слова и приказал бы Семену прикрыть свой рот. Но он никак меня не защитил, ни словами, ни делами.
Как я раньше это не разглядела и могла проглотить?
Пусть Семен затеял тот разговор нарочно и хотел вывести Матвея на чистую воду. Но именно Матвей — настоящий мерзавец, показавший свое гнилое и местами жадное, гнилое нутро.
До чего низко он поступал…
Даже в мелочах — приглашал свою шлюху на квартиру моих родителей, а я… Ой, дура… Муж, по большей части, занимался ремонтом, вел все дела, пока я была в депрессии и плохом состоянии после гибели родителей. Отремонтировать их квартиру было его идеей, я лишь поддержала и так глупо радовалась, когда он скупо сообщал, как идут работы. Да, мебель мы выбирали вместе, но все контролировал он сам… От и до. У меня хватало хлопот с его родителями, с нашим домом, с собственной работой!
Вот так я и пропустила момент, что Матвей превратил квартиру моих родителей в место для встреч со шлюхой, еще и соврал ей, что снял эту квартиру для их потрахушек, оговаривал время встречи. Разумеется, он знал, когда я там бываю. Откровенно говоря, я лишний раз не стремилась туда попасть, потому что квартира родителей, пусть даже обновленная до неузнаваемости, этот родной двор, навевали воспоминания.
После того, как я узнала, что именно здесь Матвея ублажала эта дорогая шлюха, я заказала клининг и потратилась на то, чтобы сделать химчистку матрасов и мягкой мебели. Мало ли какие следы могли оставить любовнички на разных поверхностях.
Неудивительно, что в последнее время Матвей ко мне в постель не спешил! Конечно, перед ним такая красотка с роскошными титьками и крепкой задницей гарцевала, старалась, ублажала и делала все, чтобы он оставался довольным. Это не жена, словом…
Жена для быта, уборки и заботы о престарелых родителях, а дорогая красавица — для настроения и тела.
И как забавно, что те самые родители, с которыми я проводила так много времени, искренне о них заботясь, в итоге начали считать меня врагом, отвернувшись…
Свекровь и ее муж не желали смотреть в глаза правде. Даже следователь их не убедил, они твердили, что я очернила Матвея, пользуясь тем, что он в коме и не приходит в себя.
***
— Привет.
Знакомый голос заставляет меня обернуться и вырывает из мыслей.
— Семен? Привет… — я растерялась, увидев его в реабилитационном центре. — Что ты здесь делаешь?
Он высокий, хорошо сложенный. Не такой крепкий, как Матвей… Ладно, буду честна, Матвей в последнее время раздобрел и перестал ходить в спортзал, брюшко над ремнем появилось. Семен более жилистый, немного угловатый в широких плечах. Он подстригся короче, изменил форму щетины. Вынуждена признать, ему так гораздо больше идет, теперь он выглядит значительно моложе.
— Пришел тебя поддержать и лично познакомить с Гореловым. Мой старый приятель, еще с практики. Еще тогда он уже знал, кем хочет стать и шел к цели. Постоянно гонял студентов, в том числе и меня, — улыбается. — Как настроение?
Бахилы на ботинках Семена шуршат, он садится рядом. Его рука лежит на сиденье очень близко с моей рукой, которой я прижимаю к себе папку с анализами и выписками.
— Немного волнуюсь.
— Все будет хорошо.
Семен касается моей руки, сжав в знак одобрения. Его лицо на миг оказывается слишком близко от моего, от мужского дыхания выбившиеся пряди всколыхнулись.
— Спасибо. Не стоило беспокоиться. Я справлюсь.
Семен коротко вздыхает.
Создается впечатление, что он упорно ищет встречи, а я так же упорно избегаю этих встреч. Хотя сама постановка вопроса и ситуация кажется немного фантастической…
— Яковлева?
Из кабинета выходит медсестра, вызывает меня по фамилии.
— Да, это я.
— Прошу, пройдемте.
С удивлением замечаю, как Семен поднимается следом и шагает в кабинет врача.
— Эдуард Евгеньевич, здравствуй! — приветствует именитого кинезиолога.
— Здравствуй, здравствуй, дорогой. Сто лет не виделись.
Мужчины здороваются, чуть-чуть приобнявшись.
— Слышал, ты из клиники уволился? — спрашивает Горелов. — На старое место решил вернуться?
— Так и есть.
— Я-то думал, тебя перспективами переманили.
— Грешен, было дело. Не все перспективы оказываются так хороши, как о них рассказывают, — улыбается Семен. — Больше не буду отнимать твое время, прошу, удели его лучше Лилии.
Семен отходит, на миг касается моего плеча.
— Прошу, как за самого себя, — говорит он.
— Ох, ну если ты просишь… Так уж и быть, поработаю. Иди, не переживай! — посмеивается врач.
Семен оставляет меня в кабинете.
— Итак, у нас Яковлева Лилия. Надо же, сколько однофамильцев…
— Если вы имеете в виду Матвея, из чьей клиники уволился Семен, то я не его однофамилица. Он мой супруг. Пока что не бывший, к сожалению, — добавляю.
Необязательно было подчеркивать это, конечно.
Но мне очень сильно хочется избавиться от его фамилии. Пусть моя девичья фамилия, Носова, не такая громкая и благозвучная, как фамилия Яковлева, но лучше остаться при своей, чем быть на фамилии этого мерзавца!
***
Прием занял достаточно немало времени. Горелов принял меня, внимательно изучил все снимки, осмотрел. Попросил сделать еще несколько анализов и уже на начальном этапе расписал, как мы будем заниматься, какие процедуры проводить.
Из его кабинета я вышла, воодушевленная, в приподнятом настроении. Врачу удалось поселить в меня веру в благоприятный исход нашего лечения…
***
В этот же день меня настигает еще одна новость.
Вести приходят из больницы, где лежит мой супруг.
Матвей… пришел в себя.
Глава 21. Она
Новость о том, что Матвей пришел в себя. всколыхнула во мне целый вихрь эмоций и чувств.
Пока он не приходил в сознание, на меня временами накатывали мысли: жаль, что он лежит и не знает, какие события раскручиваются вокруг него! Лежит в неведении, что его злодеяния раскрыты!
И вот… врачи говорят, что Матвей очнулся, но во мне нет ни капли радости по поводу, что я могу с ним увидеться и поговорить.
Во-первых, мне и видеть его не хочется. Во-вторых, говорить не о чем, разве что поставить в известность о разводе?
Долго я думала, сомневалась и в итоге все-таки решила, что увидеться с Матвеем нужно.
Как раз прошло несколько дней с момента его первого пробуждения, и он окреп настолько, что врачи разрешили с ним видеться, но пока на короткий промежуток времени.
***
Как оказалось, увидеться с Матвеем хотела не только я. Откровенно говоря, собралась целая очередь из желающих. Это и родители Матвея, и его заместитель, который руководил клиникой в отсутствие директора, и следователь. Но так как я была супругой, то мне и выпала «честь» увидеться с ним первой.
***
В палату вхожу с замиранием сердца. Чувствую тревогу и волнение перед встречей. Если бы не было всех этих гнусностей со стороны Матвея, я бы переживала за него и буквально жила в больнице, в ожидании его пробуждения.
Но теперь… нет отголосков прежних чувств к этому человеку.
Да, я волнуюсь, но лишь потому, что не знаю, как пройдет наша встреча.
Супруг лежит на кровати в окружении медицинских приборов. Верхняя часть кровати приподнята, у Матвея посеревшее лицо с растерянным, потухшим взглядом.
При виде меня он немного приободрился, даже попытался улыбнуться.
Но это была улыбка не того Матвея, которым он был недавно.
Тогда он буквально лоснился и был раздутым от важности, красиво одевался, укладывал волосы.
Сейчас он осунулся, и это ему не к лицу, кожа на щеках обвисла, морщины вокруг рта стали глубокими. Его лицо все еще местами закрыто бинтами. Он очень сильно пострадал в аварии.
Я знаю прогнозы врачей, и они неутешительные.
Интересно, знает ли он сам, что его впереди не ждет ничего хорошего?
— Лиля.
Даже его голос стал другим.
Человека будто подменили!
— Здравствуй, Матвей. Как ты себя чувствуешь?
— Учитывая обстановку… — делает паузу. — Даже не знаю, что сказать. Врачи говорят, я довольно много времени провел, не приходя в сознание.
— Да, это так.
— Присядешь? — просит он, медленно подняв руку.
Его кисть протянута в мою сторону, он будто приглашает, чтобы я его обняла?
Неужели он во время аварии так сильно головой ударился? Ничего не помнит?
Потерял совесть давным-давно, теперь еще и памяти лишился?!
Но у меня, слава богу, с памятью все в порядке.
Поэтому я сажусь в кресло, но не спешу подвинуть его близко к постели больного, достав телефон, я незаметно включаю запись, не показывая экран телефона мужа.
— Надеюсь, ты скоро пойдешь на поправку. Ты даже представить себе не можешь, какие люди с нетерпением дожидались, чтобы ты пришел в себя.
Я говорю с иронией, прежде всего, имея в виду следователя, юриста… Кого угодно, список получается длинный. Но Матвей с чего-то решил, что я имею в виду его родителей.