— И почему я не удивлён? — цедит мне в самые губы. — Чего ещё ждать от табуретки с парой извилин? Что она просчитает последствия? Подумает о рисках для себя и ребёнка? Сейчас, когда в стране каждый день пропадают люди и растёт чёрный рынок опасных артефактов? Нет! Может, она знает, как помочь с пробуждением зверя? Нет! Способна объяснить сыну, как обуздать дракона? Чтобы при первом обороте зверь не взял верх, и не покрошил всех вокруг в фарш? Снова нет! Так чем ты гордишься, Софи? Тем, что чуть не угробила сына и других невинных? ЧЕМ?
— Я… — захлёбываюсь от возмущения и несправедливых обвинений. — Я… всё просчитала! Мы были в безопасности! В полной! Табуретка не в одиночку справлялась! Нам с Ленардом помогали! Со всем помогали, чтоб ты знал! И с оборотом бы помогли!
Выпаливаю всё это, и тут же прикусываю язык, но поздно. Роланд молчит, но лучше бы орал, потому что его зловещее молчание пугает куда больше!
— Кстати, об этом, — рычит он, сжимая моё плечо до синяков. — Иди-ка сюда!
Разворачивается и дёргает меня за собой. Тащит вглубь кабинета к окну. Пару раз я наступаю на подол и чуть не падаю, но его это мало волнует. Затаскивает меня за рабочий стол и грубо толкает в своё кресло.
Нелепо взмахиваю руками, приземляюсь пятой точкой на прохладную гладкую кожу. Роланд исчезает из поля зрения, а в следующий миг кресло одним рывком впечатывает в стол.
Впиваюсь ногтями в лакированные подлокотники, которые упираются в край столешницы. Выхода нет, я в ловушке.
Вздрагиваю от громкого щёлканья выдвижных ящиков. Спустя миг рука Роланда с аккуратными ногтями квадратной формы ударяет по столу. Отпрянываю назад, вжимаясь в спинку кресла, и только потом замечаю под его рукой лист пергамента.
Со звонким раздражённым щёлканьем дракон кладёт параллельно листу чёрную перьевую ручку. Я не вижу Роланда, но чувствую его присутствие за спиной и слышу звенящий от ярости голос:
— Имя, должность, возраст! Кто, когда и как тебя похитил — в глазах общественности всё будет именно так! Выкладывай всё, Софи! Все подробности! Письменно! Я отправлю на виселицу этого полоумного идиота и всех его пособников!
Внутри холодеет. Я не могу предать Шэлдона! После всего, что он для меня сделал! Только не это, иначе не представляю, как потом жить с таким грузом!
— Я не стану этого делать! — пытаюсь подняться, но руки Роланда резко и с усилием опускаются мне на плечи, придавливают вниз.
— Станешь, — низким хрипловатым голосом.
Он склоняется ко мне сзади. Шею щекочет прядь его волос. Левая рука Роланда продолжает сдавливать моё плечо. Правая подхватывает ручку и уверенным жестом вставляет в мои ослабевшие пальцы.
— Ещё как станешь! Иначе я упрячу за решётку уже тебя! Этого хочешь, м? Не хочешь. У тебя просто нет выбора, Софи. Выкладывай! Кто?
14. Пленница
Софи.
Прохладная гладкость ручки скользит во вмиг ставших влажными пальцах. Рука Роланда стальной хваткой сжимает плечо.
Ставлю кончик ручки в верхний левый угол плотного дорогого пергамента, делая вид, что собираюсь начать писать. В голове полный вакуум. Я не могу рассказать о Шэлдоне, но как не рассказывать — понятия не имею.
— Мне больно, — чуть поворачиваю голову влево.
Сжимает напоследок и отпускает, небрежно отшвыривая. Выдыхаю с облегчением, когда слышу звук удаляющихся шагов. Кажется, Роланд отошёл к окну. Морщусь, растирая саднящее плечо.
Проклятье, что же делать?
Как выкрутиться? Отвлечь его? Чем? Надо тянуть время, другого выхода нет.
Кусаю щёку. В ушах шумит. В груди печёт. Глаза отчаянно шарят по кабинету в поисках решения. Фокусирую взгляд на квадратной чернильнице из тёмного камня с белыми прожилками. Разлить её на себя? Слишком далеко, на самом конце стола, я просто не успею незаметно дотянуться.
— Я не слышу скрипа пера, — раздаётся позади ледяной голос. — Нарочно испытываешь моё терпение, Софи?
Быстро оборачиваюсь, убеждаюсь, что Роланд стоит у окна, спиной ко мне. Напряжён. Руки убраны в карманы брюк.
Сердито сопя, начинаю старательно выводить своё имя, имитируя бурную деятельность. Чувствую себя провинившейся адепткой, которая не выучила урок, и сейчас вынуждена позориться и обтекать.
Пододвигаю злосчастный листок к себе поближе. Опираюсь головой на согнутую в локте руку, закрываюсь волосами, будто отгораживаюсь от всего и вся. Вывожу своё имя. Снова, и снова, и снова.
Дохожу примерно до половины листа, когда за спиной раздаются шаги. В поле зрения появляется рука Роланда. Большим и указательным пальцем он поддевает краешек пергамента и лёгким движением выдёргивает его у меня.
Прикусываю губу и жмурюсь. Три, два, один… Меня вдруг резко подбрасывает вверх вместе с креслом, а спустя секунду прямо напротив меня оказывается взбешённое лицо дракона.
Он упирается двумя руками в подлокотники и нависает надо мной. Я задыхаюсь от смеси терпко-пряного аромата мускатного ореха и жгучей ненависти.
— Ты. Издеваешься. Софи? — цедит обманчиво-мягко и ударяет ладонью по столу.
Вздрагиваю от этого резкого звука. Мне страшно. Очень страшно.
Скашиваю глаза на листок пергамента, и с ужасом понимаю, что он весь исписан моим девичьим именем.
Софи Ойсан. Софи Ойсан. Софи Ойсан…
Вот, Бездна! Я сделала это не нарочно! Вообще без задних мыслей! Просто внутри себя я давно перестала считать себя Софи Эварр. С того самого момента, когда со стороны наблюдала за тем, как наша карета на полной скорости несётся к обрыву. В тот миг Софи Эварр умерла.
Но и к новому имени Сони Вулф, данному мне по легенде вместе с поддельными документами, я не привыкла тоже. Мысленно так и считала себя Софи Ойсан, как и раньше, ДО Роланда.
А Роланд наверняка решил, что я намеренно его злю, и не поверит ни одному моему слову.
— Кто. Тебе. Помогал? Мать твою, ГОВОРИ!
Всё наваливается разом. Напряжение последних дней, утомительная дорога, его внезапная грубость, от которой давно отвыкла. Его настойчивость. Моя беспомощность.
Я девочка, я не хочу ничего решать! И предавать не хочу тоже! Но он не оставляет мне выбора, и я не знаю, что делать, просто не знаю! Отчаяние рвётся наружу горячими водопадами слёз.
Прячу лицо в ладонях, плечи сотрясаются от рыданий.
— Я не помню! Не помню ничего! — всхлипываю в ладони, глотая солёные слёзы.
— Проклятье, — выплёвывает Роланд, после чего кресло слегка отшвыривает назад, и я слышу звук удаляющихся шагов.
Замираю от громкого стука в дверь:
— Лорд Эварр! — чей-то мужской взволнованный голос. — Простите…
Смотрю в сторону двери сквозь пальцы и вижу молоденького парня с тонкими усиками над губой в синей форме полиции.
— В чём дело? — рычит Роланд.
— Срочное послание от лорда Корфаса, — парень вытягивается по струнке, пересекает кабинет и протягивает свёрнутый вчетверо листок пергамента, затем добавляет доверительным шёпотом. — Насчёт запрещённых артефактов.
Пока Роланд занят изучением содержимого срочной записки, поднимаюсь с кресла и отхожу к окну. Отворачиваюсь, спешно вытираю насухо щёки. Задираю голову наверх и несколько раз моргаю, чтобы окончательно убрать сырость с ресниц.
— Ваш экипаж ждёт? — слышу спиной сухой вопрос Роланда.
— Да, лорд Эварр.
— Едем.
Старательно грею уши, но не оборачиваюсь, боясь поверить в неожиданную удачу. Мечтаю слиться с портьерой, и чтобы про меня забыли.
Звук удаляющихся шагов. Неужели…
Вздрагиваю, когда на плече смыкается рука Роланда. Его губы касаются уха. Задерживаю дыхание, когда слышу тихий злой голос:
— Я с тобой не закончил. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Под сывороткой правды говорят ВСЕ. Даже те, кто кхм… что-то забыл.
Не двигаюсь до тех пор, пока в кабинете не становится совсем тихо. Только тогда оборачиваюсь. Рыдать готова, теперь уже от радости: ОН уехал, я одна, а это значит, никто не помешает мне увидеть сына!
Подхватываю юбки и бросаюсь прочь из кабинета.
14
В коридоре пусто. Моего конвоя нигде не видать. А вот детский плач никуда не делся. Как я и думала, на кабинет, скорей всего, наложено магическое плетение тишины. Очень удобно — мелькает ядовитая мысль.
Не решить проблему, а просто выключить звук!
Стараюсь ступать тихо, чтобы не привлечь к себе внимания цепных псов Роланда, если они, вдруг, притаились где-то поблизости. Хм. На пути по-прежнему никого.
Кладу ладонь на гладкие лакированные перила. Прислушиваюсь. Из левого крыла доносится слабый запах тушёной капусты, тефтелек и свежей выпечки. Мерно тикают круглые деревянные часы на стене. Всё так, будто я никуда не уезжала. Будто полтора года жизни в Норленде были лишь сном.
Детский плач усиливается. Встряхиваю волосами и быстро вбегаю вверх по лестнице. Иду на тоненький голосок. Сердце сжимается от жалости.
Почему Ленард так плачет? Разве матушка не с ним? Ведь она знает, как успокоить…
Безошибочно нахожу нужную комнату. Отмечаю про себя, что она по соседству с моей бывшей спальней. Распахиваю слегка приоткрытую дверь.
Пары мгновений хватает, чтобы оценить обстановку.
В просторной светлой комнате в кремовых тонах детская кроватка, наполненный до отказа белый ящик с игрушками и три няньки в коричневых платьях и белоснежных накрахмаленных чепцах.
Самая старшая из них, женщина с морщинистым худым лицом, укачивает Ленарда так сильно, что даже смотреть на это со стороны дурно. Две другие, помоложе, беспомощно суетятся вокруг, показывая погремушки.
Сжимаю кулаки и в несколько больших шагов оказываюсь рядом. Требовательно тяну руки:
— Дайте мне сына!
— Леди Эварр! — женщины почтительно приседают.
Они знают, кто я. Это хорошо. Значит, в планы Роланда не входило насовсем отлучить меня от сына. Та, что держит бьющегося в истерике Ленарда, не торопится сделать, что сказано, продолжает раскачивать его и хлопать прозрачными серыми глазами.
— Ну же! — повторяю приказ ледяным голосом.