Нет другого выхода.
Жду её реакции, зная, что она наверняка уже в курсе событий. Наверняка дочь успела рассказать ей всё.
— Ох… Альбиночка… Милая… Он жив? — вдруг голос Нины дрожит, и неожиданно замечаю в нём искреннее волнение. Нет, она, похоже, ничего не знает.
— Жив, но состояние тяжёлое, — говорю, намеренно добавляя драматизма. — Врачи пока ничего конкретного не сообщают. — Пауза, чтобы дать ей прочувствовать всю тяжесть момента, усилить с моей стороны напряжение.
Мне очень важно, как она отреагирует. Проявит ли себя как настоящая подруга, предложит приехать, поддержит в этот трудный час.
Когда я обнаружила те проклятые трусы её дочери, она сразу примчалась. Помню её лицо, искажённое от возмущения, злобы и беспокойства. Интересно, как она поступит сейчас?
Ну не верю я, что они не в связке!
— Лада с тобой? — задаёт она следующий вопрос.
— Нет, — отвечаю сухо.
— Позвони ей. Пусть она будет рядом. Тебе сейчас нужна поддержка, — советует она.
— Приезжай и ты, прошу тебя, — всхлипываю снова. — Мне так тяжело сейчас, так тяжело… Если вы обе будете рядом, мне станет легче.
Глава 26
На удивление она не колеблется ни секунды.
— Хорошо, я приеду. Но скажи, куда именно тебе нужно приехать?
Неожиданно теряюсь. В глубине души ожидала, что она бросится к своей дочери, особенно после того, что произошло и откажет мне в поддержке.
Но вместо этого она уверенно готовится мчаться ко мне.
— Я буду через пару часов дома, — наконец отвечаю, понимая, что выбора у меня нет.
Сама же позвала! Но была уверена — найдёт причины отказаться ко мне приезжать.
— Может, лучше я за тобой в больницу приеду? Скажи, где ты находишься?
— Нет, нет, я уже выезжаю, — вру.
Мне просто надо ещё немного времени на обдумывание ситуации.
Заканчиваем разговор, и остаюсь одна с собственными мыслями.
Анализирую информацию, которую сообщил врач.
Если всё так, как он описал, то у его девки скоро появятся заметные синяки на лице от удара, который пришёлся аккурат куда надо.
Мне это только на руку, потому что я собираюсь обличить её и не позволю ей так легко выйти сухой из воды.
Воспоминания возвращают меня снова и снова в наше общее прошлое.
Сколько раз эта девушка приходила в наш дом? Как она кружилась вокруг моего мужа, когда он готовил шашлыки, или когда мы собирались всей семьёй на ужин.
Тогда я не придавала этим моментам особого значения, ведь она казалась мне слишком молодой для него.
Она же ровесница нашей дочери, или даже моложе⁈
Точного возраста не помню, лихорадочно подсчитываю приблизительные годы. Да, ей должно быть около двадцати двух-трёх лет.
Получается, что все её милые улыбки, попытки подружиться не только с Ладой, но и со мной, были лишь маской, фальшивым фасадом. Обман, чистейший обман!
И все эти сладкие разговоры, дружелюбие — всё это было лишь завесой, за которой скрывались их грязные секреты.
Пока механически натягиваю сапоги, возвращающаяся медсестра прерывает поток моих мрачных размышлений.
— Вашему мужу начали делать операцию, — сообщает она участливо, словно старается успокоить.
Она для этого уходила? Чтобы узнать информацию и рассказать её мне? Какая участливая женщина, просто удивительно.
— Понятно, — коротко отвечаю, всё ещё погружённая в собственные мысли, и в этот момент мне становится перед ней неудобно. — Спасибо вам за заботу.
— Всё будет хорошо, — старается успокоить меня медсестра дальше. — Хотите водички? — протягивает полный стакан воды, не дожидаясь ответа.
— Нет, не нужно, — отказываюсь, продолжая копошиться с сапогами. — Можно мне просто уйти?
— Конечно. Если вам стало лучше. В холле есть удобные диваны. Если пойдёте по коридору направо, спуститесь на первый этаж, там найдёте ещё и буфет.
— А зачем мне буфет? — не понимаю её слов. — Ночь на дворе, поздно что-то есть.
— Операция такого рода, как у вашего мужа, может занять несколько часов, — объясняет медсестра. — К утру вы наверняка захотите перекусить.
— А… да, понятно.
— Хотя, знаете, некоторые предпочитают уезжать домой. Если вы хотите, можно тоже так сделать. Дома, говорят, и родные стены помогают. — Киваю, соглашаясь с ней. — Может, вызвать вам такси?
— Спасибо, я сама справлюсь.
Благодарю женщину за заботу, и наконец-то покидаю кабинет. Спускаюсь вниз, где падаю на ближайший свободный стул у выхода из больницы.
Несмотря на поздний час, вокруг царит суета и спешка. Люди снуют туда-сюда, создавая впечатление вечного движения.
Замечаю парня, ведущего за руку беременную девушку, которая корчится от боли. Кажется, у неё начались схватки. Немного дальше старик на каталке, увидев, что я смотрю на него, подмигивает и улыбается.
Обхватываю себя руками, чувствуя, как начинается новая волна дрожи.
Понимаю, что, когда Нина приедет ко мне, снова придётся притворяться, а это для меня мукам подобно.
Я никогда не умела и не хотела заниматься подобным.
Делаю глубокий вдох и выдох, стараясь успокоиться. Никогда раньше не приходилось играть роли обманщицы и притворщицы, но теперь приходится делать это практически постоянно.
Здесь без вариантов теперь. Прежде всяких признаний мне надо разобраться с активами компании.
До этого момента я сильно не лезла в её дела, потому что всем управлял Михаил.
Но на всякий случай обычная, не генеральная доверенность у меня есть.
Такая доверенность не даёт огромных полномочий, а они мне теперь как никогда нужны.
Значит, надо оперативно решить, как её получить.
Жить в таком положении притворства жутко противно, но я понимаю, что если хочу наказать не только Курбатова, но и всех остальных участников этой истории, мне необходимо сохранять спокойствие и контролировать ситуацию.
Надо держать руку на пульсе и оставаться невозмутимой.
Поглядываю на часы, думая о том, когда будет уместно позвонить людям, которых я намерена задействовать. Наконец, набираю самый нужный для меня номер.
— Алло, Вениамин Ренатович, здравствуйте, — говорю, стараясь звучать максимально спокойно.
— Здравствуйте, Альбина Альбертовна… — повисает пауза. Время всё равно довольно ранее. — Что-то случилось?
— Да. Мой муж попал в аварию, он сейчас на операционном столе.
— Но он жив… — Вениамин Ренатович, похоже, пытается подбодрить меня, подбирая нужные слова.
— Да, жив, — подтверждаю я кратко.
— Простите, что расстроил вас тем материалом, который отправил… — слышу в его голосе нотки сожаления.
— Нет, что вы! Наоборот, я очень вам благодарна за столь быструю и качественную работу. Спасибо вам за помощь. Но теперь я попрошу вас ещё об одной услуге. Мне нужно найти одну девушку. Она ехала с моим мужем в аэропорт, когда произошла авария. Михаил сейчас в реанимации, а она сбежала. Очень важно, чтобы вы нашли её как можно скорее.
— Эта девушка с видео? — уточняет он.
— Да.
— Отлично. Тогда можно будет использовать этот материал. Могу я получить её номер телефона? Так будет проще отслеживать её перемещения. Я свяжусь с друзьями, и постараемся добыть нужную информацию как можно быстрее. Только учтите, Альбина Альбертовна, учитывая срочность дела…
— Да, конечно, я плачу столько, сколько потребуется. Я понимаю, что обстоятельства изменились, и принимаю ваши условия. Главное — действуйте оперативно и очень быстро. Времени у меня очень мало. Она получила телесные повреждения, и я хочу увидеть её… так сказать, во всей красе.
— Альбина Альбертовна, не волнуйтесь. Уверяю вас, мы выведем эту гадину на чистую воду. Нельзя щадить таких людей!
— Согласна с вами. Щадить их нельзя. И я вовсе не собиралась этого делать.
Глава 27
Неудивительно, что мой муж мог понравиться этой девке.
Он всегда был привлекательным мужчиной, с атлетичным телосложением и приятной внешностью.
Даже возраст не испортил его фигуру.
Его никто никогда не заставлял заниматься спортом, он сам его любил.
Его никто никогда не заставлял соблюдать какие-то диеты, но он сам хотел выглядеть хорошо и не злоупотреблял вредными продуктами.
Когда он улыбался, он становился очень обаятельным мужчиной, и ямочки на его щеках могли заставить забыть о том, каким жестоким и жёстким он иногда бывал.
Это с мужиками такие варианты не проходили, а для женщин его жёсткость порой была как магнит.
Его категоричность и прямота воспринимались многими женщинами как проявление брутальности.
А когда особенно речь идёт о хорошо одетом мужчине с большими деньгами на банковских счетах, так вообще всё остальное не имеет значения для таких профурсеток как наша Анечка.
Я часто замечала, как женщины смотрят на него с восхищением, но лишь я знала, какой он на самом деле: как критично он относится к жизни, как несдержан в своих эмоциях, как привередлив в еде, и бесится, когда беспомощен в болезни.
Всё это существовало за закрытыми дверями нашего дома, когда мы оставались вдвоём.
Но теперь нашей прекрасной деве придётся пройти с ним путь, где она удивит психи от его беспомощности, бешенство от бессилия.
Я не позволю теперь ей просто так сбежать, и план мой теперь, мне кажется, прекрасным, как раз подходящим для мести.
К основной массе женщин он всегда относился с пренебрежением и неуважением. Но только на людях это не показывал. Во время наших бесед он нередко высмеивал их, повторяя, что все женщины — дуры.
Однажды я задала ему прямой вопрос: значит, и я, по-твоему, дура?
Он растерялся, но быстро нашёл ответ, словно заранее подготовился: нет, ты моя любимая, ты не можешь быть дурой. Как я могу жить с дурой? Напротив, я выбрал тебя, потому что ты очень умная.
Интересно, а кем же для него была Анна? Дурой или нет? Судя по той записи, которую я видела, она для него не была дурой. Она была для него словно… грязь.