Какие это деньги? Смешные, по сравнению с тем, что было.
Альбина не забрала всё, она оставила и ему, но… он всё тратит на продолжающуюся бесконечную реабилитацию и взятки, пытаясь восстановить утраченное здоровье и сохранить остатки репутации компании.
Всё больше и больше я понимаю, что он не вернёт свою компанию к былому величию, и всё меньше и меньше я понимаю, что меня держит рядом с ним.
И чем больше я наблюдаю за этим, тем яснее понимаю: он никогда не вернётся к своему былому величию. Он сломлен. И мне всё меньше и меньше понятно, что я вообще делаю рядом с ним.
Когда-то я мечтала купаться в роскоши, а в реальности он выделяет мне деньги строго по лимиту и требует отчёта за каждую копейку. Я обязана приносить чеки за всё, даже за трусы. За свои собственные трусы!
Никогда я не была так унижена. Никогда! Хотя… нет, почему же? Была. Сама, по собственному желанию, когда связалась с этим самодуром. Когда позволила ему стать центром своей вселенной. Когда слила свою жизнь в унитаз, думая, что именно Курбатов и есть моё счастье.
— Я так больше не могу… — начинаю рыдать открыто, ненавидя его больше. Затем иду на кухню и несу кастрюлю в гостиную. У меня последнее время только одно желание — надеть ему эту кастрюлю на голову вместе с кашей.
Сначала изо всех сил старалась, чтобы он встал на ноги, и начал полноценно жить, но он принимал это как должное. Потом я слушала бесконечное, что я виновата в том, что с ним произошло. Я извинялась, просила прощения, и он принимал это как должное…
Потом у него начались большие проблемы в компании, где сыпались жалобы и проверки словно из рога изобилия. Он говорил, что это его бывшая жена объединилась с её зятем и мстят ему за его измену и предательство. А поскольку я была его любовница, то снова виновата была я…
И я снова извинялась, и он… нетрудно догадаться: воспринимал это как должное.
Слово «извини» стало привычным в моём лексиконе и иногда казалось, что меня уже начинает тошнить, как только я произношу его.
Но даже все эти «извини» не приносят больше облегчения для наших отношений. Он становится всё агрессивнее по отношению ко мне, а у меня в это время всё умирает к нему.
Сегодня я вдруг поняла: он никогда не любил меня, не ценил, не жалел. Да даже элементарное: он не благодарен мне за то, что я сделала для него!
Пока я выносила утки с его дерьмом он терпел меня, пока я помогала встать ему на ноги, он терпел меня. И он терпит меня сейчас.
Сегодня моя злость, агрессия, разочарование и усталость словно помогают поднять мне руки и сделать то, что я давно хочу.
— Жри! Здесь сахара достаточно? Сил моих больше нет принимать всё это! — Сверху присыпаю сахаром сверху.
— Стерва, гадина! — извергает ругательства. — Всю жизнь мне сломала! Ненавижу тебя! Вали!
— Взаимно Михаил Степанович! Свалю, но прежде, вот, — сую ему в руки договор, который заключила с его женой, а точнее, с фирмой Курбатова.
Замирает, не понимает.
— Что это?
— Это счёт за всё то, что я для тебя сделала! — смотрю на него победно.
Курбатов смотрит сначала на меня, потом в бумагу, а затем прочитав, начинает хохотать. Да так, что слёзы проступают.
— То есть ты с моей женой от имени моей компании договор, что ли, заключила, что я тебе денег должен? Подстраховалась, чтобы не кинули тебя на случай, если я встану и нахрен тебя пошлю⁈ Ну и дура…
— Да, заключила! Деньги гони!
Он продолжает хохотать. Практически до истерики. Мне даже в какой-то момент становится страшно на него смотреть. Ощущение, что у него не всё в порядке с нервной системой.
— Так вот, она твоя любовь, Анютка! Люблю, не могу, Мишенька, золотой! — передразнивает меня. — А я-то думал всё, о чём Альбинка говорила, когда заявляла, что ты продавалась, а я покупал. И, главное, даже не предупредила, сучк@ хитрая меня о ваших договорённостях! Представляю, как она потешалась, представляя, как ты его мне предъявишь! Нет денег, дура! Вытри задницу себе этой бумагой!
— Как нет… — не понимаю, о чём он.
— Так! Выгребла всё Альбинка. Оставила на пожрать и коммуналку. А компания — банкрот!
— Не может быть… Не верю! Отдай мне деньги! — слёзы у меня уже не останавливаются, льются из глаз.
— Предъяви мне иск на взыскание в судебном порядке, идиотка, — хохочет зло. — Встанешь в очередь из желающих!
— Куда? В какую очередь⁈ — мои мозги совершенно перестали работать и зациклились на фразе «А компания банкрот!».
— В очередь кредиторов, идиотка, — продолжает меня оскорблять. — Компания закрывается. Она больше не будет работать. И денег там нет. АльбинкабОльшую часть себе забрала, часть на реабилитацию ушла, часть на взятки, когда проверки начались. Ты же сама знала, что она себе переводила их, но ничего не сделала, чтобы она всё не выгребла. Так кто виноват, что ты теперь с голой жопой и я с ней же, а? Не тебя ли, заразу, придушить следует? Всё, забудь о деньгах, пусто! Зеро! — складывает указательный и большой пальцы, образуя круг, пустоту, баранку… — Открыли дело о банкротстве. Проще с нуля начать всё, чем с дерьмом этим копошится.
— А я… а как же я…
— Тебе как сиделке платили?
— Да.
— Ну, какие претензии?
— Но, — снова показываю договор, — это! Ещё это! Это были мои гарантии!
— Сказал же, в очередь! А отсюда пошла вон! Это мой дом!
Стою несколько минут, пока он продолжает смеяться надо мной, и не знаю, как дальше поступить. Хочется стукнуть его чем-то потяжелее, но вспоминаю про новость, которую мне написала мама в смс, и думаю, его это долбанёт посильнее, чем я.
— С удовольствием пойду! Только дом не твой, не тешь себя надеждами! Вот-вот Альбина с Ладой продадут его.
— В смысле? — перестаёт улыбаться.
— В коромысле! — мои слёзы сменяются улыбкой. — Мама мне смс написала, что Альбина готовит для тебя уведомление о продаже дома. Хрен ты свою долю выкупишь при таком раскладе, раз у тебя совсем денег нет, и тоже отсюда вылетишь в ближайшее время! — Хохочу ему в лицо, мы поменялись местами.
Он не слушает меня, хватается за телефон. Подозреваю, что Курбатов спешит звонить Альбине. Но абонент не в сети.
Курбатов без сил садится на диван, думаю, понимая, что я не обманываю. Его замешательство и потрясение трудно не заметить. Он в шоке.
— Съел? Жуй, не подавись! Счастливо оставаться, грёбаный, нищий, старый, больной на всю голову урод!
Слёзы льются рекой, когда я ухожу отсюда. А ведь когда-то представляла себя в этом доме такой счастливой…
Иду куда глаза глядят, не вижу дороги, слёзы катятся без остановки. Мне некуда идти, но я продолжаю двигаться. Начну с гостиницы недорогой, а там дальше видно будет.
Не знаю, почему, но вспоминаю Альбину. Когда-то я очень хотела на её место… Мечтала, старалась, была готова сделать что угодно, лишь быть вместо неё рядом с Курбатовым.
И вот я оказалась на её месте, как мечтала… Нет, не в качестве жены, но всё-таки с Курбатовым. Только парадокс: спустя полгода я снова хочу на место Альбины. Туда, где она без него: свободная, счастливая, спокойная.
Вот такая странная штука, жизнь. Бойся желаний своих. Иногда они имеют свойство сбываться. Только будешь ли ты счастлив, когда эта мечта сбудется — вот вопрос!