С такими мыслями захожу в отчий дом. Слышу разговоры из столовой, тихие, издалека непонятные.
– Всем добрый вечер! – здороваюсь со всеми. – А где Милана?
Задаю вопрос, когда не замечаю за столом важного сердцу человека. По недовольному фырку матери понимаю, кто её не пустил, а может, даже прогнал. Кулаки невольно сжимаются, и я цежу сквозь зубы.
– Отец, нам нужно поговорить. Сейчас, – с нажимом добавлю, когда не вижу реакции.
Старик нехотя поднимается со своего места и выходит из кухни. Даже думать не хочу, что Миланы нет в доме, она ведь обещала. Да и охрана не била тревогу. Значит, причина всего одна – человек, который всячески не хочет присутствия девушки в моей жизни.
Идем в его кабинет, где плотно закрываем двери. Нам не нужны свидетели. Итак достаточно проблем с авторитетами. И все из-за Батура. Из-за этого мальчишки, который никак не хочет понять, что уже давно муж и мужчина.
– Где Милана, отец. Почему ее нет за общим столом? – спрашиваю прямо в лоб, не собираюсь устраивать танцы с бубнами.
– Сын, ты меня знаешь. Ваше с Амой счастье всегда было для меня первостепенным. Не будешь ты с этой счастлив, поверь старому человеку. Я жизнь прожил. Мне виднее. Незачем девке к столу привыкать.
– Я не спрашивал твоего мнения на счет нее. Я спросил где она, – не хочет слушать, ему важно прогнуть свою линию, и сейчас начнет приводить сотни аргументов против.
– Совсем меня не слышит, посмотрите на него. Я тебе достойную жену подобрал, чистую, без изъянов, а ты даже слышать меня не хочешь.
– Отец, я скажу всего один раз. Надеюсь ты меня услышишь. Мы с тобой одинаковые. Когда спустишься вниз и посмотришь на матушку, вспомни, как у вас все началось. Мне плевать, что было у Милы в прошлом. Сейчас она моя. Точка. Хочешь, чтобы я не переступил порог этого дома? Я так сделаю, пока не образумишься. И в свой дом не пущу, потому что счастье в глазах мой женщины для меня так же важно, как счастье в глазах матери для тебя.
– Дамир! Ты не сравнивай. Твоя мать была…
– Буду сравнивать, отец. Пока тебе придётся смириться с ее присутствием в своем доме. Как только все улажу, мы уедем. Если несколько дней проявить гостеприимство для тебя сложно, перевезу всех в свой дом, где уже Мила будет решать на правах хозяйки, кто сможет сидеть за столом.
Отец багровеет. Ему не нравится мой тон, и что я вырос, но молчит. Понимает кто из нас прав, и кто перегибает палку. Так-то лучше. Как бы я его не уважал, но семья та, что создал сам, ведь именно с чужим человеком будешь идти рука об руку до конца жизни. Родители отдельно, братья и сестры разлетаются по своим гнездам. Это твое прошлое, твоя родня, а семья там, куда возвращаешься каждый день.
Мила – моя семья. Это уже ничего не изменит. И то, что ее сейчас нет за столом, неуважение ко мне, плевок в душу. Такое не терпят. Во всяком случае я.
– Я не Батур, отец, слепо выполнять прихоть родителей не стану. Сейчас твои планы рухнули, но в том нет моей вины. Ты сам что-то решил, сам что-то и кому-то пообещал, прекрасно зная, каков твой сын, и какой у него нрав. К ужину меня не ждите. Пока за столом нет места моей женщине, за столом нет места и для меня.
Выхожу из кабинета под его задумчивый взгляд. Уверен, что стоит мне уехать, все продолжится, он пропустит разговор мимо ушей и будет ломать мою девочку дальше, чтобы она ушла. Мы с ним похожи, если цель поставлена, идем до конца, и словами нас не остановить. Главное, чтобы малышка глупостей не натворила.
Прохожу по коридору к спальне, в которой жил долгие годы. В комнате темно, но пока была открыта дверь, успел заметить сжавшийся комочек по центру кровати. Малышка реагирует мгновенно. Подскакивает на постели и спрашивает дрожащим от слез голосом.
– Кто здесь. Уходите. Не трогайте меня! Слышите? Не надо, – чем ближе к ней подхожу, тем больше отчаяния в его голосе.
Да что за чертовщина?
– Мила, малышка. Ты чего? – сажусь рядом с ней на постель, а она, как обезьянка, обхватывает меня руками и жмется к груди.
Чувствую, как трется мокрой от слез щекой о шею, и ярость окутывает сознание. Мало ей того, что судьба подкинула, моя семья продолжает ее добивать.
– Тихо, девочка моя, я рядом. Что случилось? Расскажи мне, – глажу ее по спине, волосам, а самому хочется вернуться к отцу и устроить грандиозный скандал за то, что довел ее до истерики. – Все будет хорошо. Слышишь? Никому не позволю обижать тебя. Хорошая моя, не плачь.
Глава 25
Милана
– Не стоит потакать всем капризам ребенка. Мать избаловала. Алика, к незнакомым тетям нельзя подходить, тем более с подобными просьбами, а сладкое вредно. Немедленно садись за стол и ешь суп.
Строго чеканит женщина, еще и с такой злобой, что даже мне страшно становится и хочется спрятаться, что уж говорить о ребенке, жадно сжимающем мои ладошки. Смотрю на подрагивающие губки, на глазки, еще недавно светившиеся от счастья, а сейчас заполняющиеся непролитыми слезами, и самой плакать хочется. А еще послать бабулю номер два в пешее турне со всеми вытекающими.
Смотрю на маму девочки. Стоит, руки выворачивает, не знает, что делать. Вижу, что хочет прижать ребенка к груди, поцеловать, послать родственницу, но не может. Она всего лишь молоденькая девица против матёрой тетки. Плюс традиции.
И вот в такой семье и мне предстоит жить? Я не смогу молчать, как Ама. Да я за своего малыша глотку любому перегрызу, стану, как дикая кошка, драться, и плевать на все. Мамочка все же делает шаг к ребенку, но тут фурия снова подает голос.
– Не надо, Ама. Ты слишком с ней мягка. Кому нужна избалованная жена. Мне невестки хватило. Внучка будет воспитана кротко, – снисходительно и властно произносит, а во мне все сильнее закипает ярость.
Это она сейчас сестру Дамира транжирой, истеричкой и черти кем в подтексте назвала? Не пойму я их, не смогу так жить. А семейные вечера? Вот так всегда глотать оскорбления в сторону родни? Ужас какой-то. Параллельная реальность, где у тебя нет права на голос. Как Аму угораздило попасть в такую семью? У нее ведь другие родители, брат.
– Но ведь, – мамочка пытается защитить дитя, но натыкается на стену непонимания.
– Прекрати, – бабушка встает и становится между ребенком и матерью, крошка рядом со мной вот-вот заплачет. – Ты мала для воспитания. Итак сын из-за тебя в больнице. Не могла дома удержать? Любовь к очагу привить? Только ребенка балуешь, а жена из тебя никакая, хозяйка еще хуже!
– Так, – встаю с корточек и завожу ребенка за спину. – Женщина, это уже слишком. Вам не кажется? Ама – прекрасная мать. Дочь её любит и воспитание у малышки хорошее, чего не могу сказать о вас. Понимаю, сын в больнице, но может стоит задуматься о том, как вы его воспитали?
Господи, откуда во мне столько наглости и дерзости? Как тогда с Амиром. Это накатывает внезапно. Это невозможно остановить. Кошмар. Но еще хуже, что в родном доме человек беззащитен. Во всяком случае сейчас.
Не знаю, сделаю я хуже или нет, но пока Анна Викторовна песочит мужа, я пропесочу старую каргу.
– Не женщина должна держать взрослого мужчину и говорить, как жить, а он сам думать о семье и последствии своих поступков. Радуйтесь, что у вас терпеливая невестка, терпит такие выкрутасы. Алика – славный ребёнок. Ама – отличная мать, а ваш сын – пожиратель жизни с семьёй ради галочки.
– Не смей так со мной разговаривать! Вообще, не смей рот поганый открывать в этом доме. Замужняя девка, прыгнувшая в постель к другому, никогда не будет давать мне советы. Твоё место в покойной яме с такими же тварями, как и ты. Нам Самир все про тебя рассказал, дрянь такая. Вообще не смей прикасаться к моей внучке. Заразишь ещё чем.
Кидает в меня обидные фразы, пытается забрать ребёнка, но я ни в какую. Можно унижать меня, оскорблениями посыпать, но малышку она не тронет.
– Отойди!
– Нет!
– Что здесь происходит? – раздается грубый голос хозяина дома.
Он зол, а хозяйки рядом нет. Поругались? Это все из-за меня. Почему все вокруг меня страдают? Почему? Почему? Почему? Хочется рвать на себе волосы, ведь все страдают, когда хотят помочь. Господи, за что? Может,мне лучше быть одной?
– Ох, Самир. Приструни девку. Совсем от рук отбилась, – и тычет в меня пальцем. – Оскорбляет, унижает.
Я?
– Милана, тебя к столу не приглашали. Покинь столовую. А твое поведение мы обсудим позже. Сын утром велит тебе уезжать. Он просто забыл, что такое настоящая женщина. Прочь, - хлопаю глазами, но делать нечего.
Подталкиваю малышку к маме, чтобы горгона не схватила и выхожу с гордо поднятой головой.
– Стой, – командует, как собаке, но все же застываю на месте не оборачиваюсь. – Ты забыла извиниться перед госпожой Байсаровой.
Нет уж. Разворачиваюсь на пятках и смотрю прямо в глаза грымзы.
– Нет. Пусть она извинится сначала перед Амой, за обвинения в плохом воспитании внучки, за то, что Ама – плохая хозяйка и за то, что это Ама загнала Батура в больницу.
Глаза Хасанова-старшего стали, как блюдце, а Байсарова побледнела. Можете считать меня плохой, но я не могу иначе. Это ведь его дочь! Он должен её защитить. А чтобы защитить надо знать.
– Ах ты, – женщина хочет кинуться на меня, но Самир появляется из ниоткуда и выполняет свою работу, защищает.
– Лейла. Ты правда так сказала про Аму? – Самир, который Хасанов, спрашивает грымзу, а я убегаю наверх.
Трусливо. Корю себя за несдержанность и что была так не учтива. Но разве можно молчать? Я уже молчала. Хватит!
Но как же стыдно.
Сворачиваюсь калачиком и горько плачу, прижимая к груди подушку. Так мне и надо. Замужней гулящей девке. Плакать и знать, что завтра меня выкинут, и закончилось моё счастье по имени Дамир.
Не знаю, сколько плачу. Время потеряло свой счёт. Но когда дверь открывается, мне становится страшно. Неужели Хасанов решился меня уничтожить, чтобы сын точно не простил?