— Валерьевна, — на автомате сообщила я, недоумевая, кто это такая, и что ей могло от меня понадобиться. Сидела себе спокойно, дела делала, никого не трогала…
— Ага, — ответила она и без приглашения уселась напротив, хотя в кафе, где я любила работать, было полно свободных мест.
— Мы знакомы?
Она как-то язвительно усмехнулась и произнесла:
— Скажем так… опосредованно.
Уходить она явно не собиралась, как и оставлять меня в покое, поэтому я сохранила рабочие файлы и прикрыла крышку ноутбука.
— И все же, по правилам хорошего тона неплохо было бы представиться. Вы так не считаете?
Девица недовольно поджала губы, хотя замечание было заслуженным, потом с таким видом, будто делает одолжение, сказала:
— Меня зовут Ольга. Можете обращаться на «ты».
— У меня нет привычки тыкать незнакомым людям.
Снова прилетел недовольный взгляд, но потом на его место пришла лисья улыбка:
— Понимаю. Раз мы с Вами так официально, Татьяна Валерьевна, то буду обращаться к вам исключительно по имени отчеству. Сами понимаете, воспитание, разница в возрасте… и все такое.
Шпилька была слишком грубой, чтобы сделать вид, будто я ничего не заметила.
Внутри набирал обороты рев сигнальной сирены и истошно моргала красным табличка «Опасно».
Тут же вспотели руки, а ноги, наоборот, стали ледяными, несмотря на то, что на улице было тепло. Меня захлестнуло то самое чувство необратимости, когда понимаешь, что вот-вот прилетят плохие новости, а ты не готова к ним, не хочешь слышать, знать, но это не имеет никакого значения.
— Вы не хотите спросить, зачем я к вам пожаловала?
Нет. Я категорически этого не желала. Наоборот, мне внезапно захотелось оказаться где угодно, но только не здесь и не с ней.
Однако вслух я произнесла совершенно ровным тоном:
— Вы не представляете, как сильно заинтриговали меня своим появлением.
Ни черта не заинтриговала. Напугала. У меня сердце скакало, как у насмерть перепуганного зайца, оказавшегося лицом к лицу с зубастой лисой.
Несмотря на возраст, девица и правда выглядела, как хищница. Снисходительная полу-ленивая улыбка, едва скрываемое торжество на дне прямого, словно шпага, взгляда.
Она пришла не дружить. Она пожаловала охотиться и убивать.
— У меня роман с вашим мужем.
Эти слова, словно кирпичи, падают мне на плечи. После них в голове не остается ни одной мысли, только звенящая пустота.
Я пока не осознала смысл этих слов, не прочувствовала их, не приняла, поэтому мне пока не больно. Но это только пока. Сердце, пропустившее несколько ударов подряд, уже начинало разгоняться. Еще немного, и захлестнет…
— Вы уверены?
Глупый вопрос, конечно она была уверена. Вон как осклабилась, демонстрируя отбеленные, ровные зубы. Просто я не нашлась, что ответить, не смогла отреагировать как-то иначе. Звон в ушах нарастал, мешая сосредоточиться. Вдобавок у меня мелко-мелко затряслись колени, и пришлось их крепко сжать, чтобы не выдать своего состояния.
Все еще не больно…
— Уверена ли я? — усмехнулась Ольга и, подавшись вперед, доверительным тоном сообщила. — У Глеба родинка под лопаткой в форме запятой. И… татуировка кое-где с вашим именем. Правда, без отчества.
Татуировка и правда была, причем не только у него. В молодости мы чудили, как могли, и однажды, в порыве какого-то дикого безумия, набили себе по татухе с именами. На лобке. У него – мое, у меня – его. Такая вот любовь и самоотверженность.
Тогда мне это казалось крайне романтичным, и уж никак я не думала, что однажды кто-то кроме меня будет читать эти письмена.
— И как давно длится этот ваш роман?
— Достаточно, — усмехнулась она, — чтобы наша с Глебом любовь принесла свои плоды.
Через мгновение передо мной появился использованный тест на беременность. Почти пятнадцать лет брака, дети, жизнь одна на двоих, планы… все это было перечеркнуто двумя на омерзение яркими полосками.
Боль все-таки пришла.
Накатила жгучей волной, разъедая ту часть моей души, в которой еще недавно царило счастье и уверенность в своем муже.
Предал…
Клялся в любви, в верности, в том, что я – единственная и на все времена, и променял на молодую глазастую девку. Что он в ней нашел?
Да ясно чего… Я не ханжа и прекрасно понимаю, что выглядела она лучше меня. Сочная, яркая. С кокетливым румянцем на щеках, без уже наметившейся сеточки морщин вокруг глаз. Бодрая, уверенная в себе, подтянутая.
Пусть я за собой слежу, но разве попрешь против молодости и здоровья?
Черт, как же больно и унизительно понимать, что все мои заслуги перед семьей, что все, что я делала для нее и нашего будущего, для мужа – в один миг обесценилось на фоне чужой упругой жопы.
Меня накрывало все сильнее, но внешне я оставалась спокойна и невозмутима. Будто каждый день ко мне с претензиями приходят беременные любовницы мужа. Подумаешь, с кем не бывает? Пустяки, дело житейское.
Ольга тем временем лениво облокотилась на спинку диванчика и демонстративно положила руку на свой навязчиво выпирающий живот. А у меня все силы уходили лишь на то, чтобы не представлять себе, как они этого ребенка сделали, как Глеб обнимал ее, а потом как ни в чем не бывало приходил домой. Ко мне, к детям. Улыбался, продолжая отыгрывать роль надежного мужа и хорошего отца.
Какой же мерзавец…
Скотина похотливая.
Предатель!
Я едва переборола в себе желание немедленно ему позвонить и устроить скандал. Ткнуть его наглой мордой в гадкую правду и растереть. Искренне и от всей души пожелать, чтобы все отсохло, а нового не выросло.
Остановило лишь присутствие сидящей напротив стервы с белобрысыми патлами. То, как жадно и предвкушающе горели ее глаза. Она ждала от меня этого скандала, жаждала его, чтобы упиваться чужими болью и падением.
Пожалуй, нет.
Боль я оставлю на потом, чтобы «насладиться» ей в гордом одиночестве и за закрытыми дверями. Оленьке я такой радости не доставлю – бесплатные представления не за мой счет.
Загнав агонию под замок, я глубоко вдохнула, выдохнула и поинтересовалась:
— И чего тебе надо от меня?
Ольга беспечно дернула худыми, острыми плечами:
— Самую малость. Скоро у нас с Глебом родится сын, и мне бы не хотелось, чтобы МОЙ, — она выделила это слово голосом, — мужчина отвлекался на посторонних. Поэтому просто по-тихому собери весь свой выводок и освободи территорию. Пожила хорошо, и хватит. Пора уступать место более молодым, красивым и удачливым.
Уступать?! Я?!
Наверное, мне послышалось.
— Не уверена, что меня устроит такой исход дела.
Ольга вскинула взгляд к потолку и, недовольно покачав головой, цыкнула. Потом снова села ровно и, опираясь на локти, склонилась ближе ко мне. Меня затошнило от ее духов – слишком много сладкого мускуса. Он ассоциировался с расхристанной постелью и грязным бельем.
— Татьяна Валерьевна, — она снова понизила голос до доверительно шепота, — разрешите открыть вам маленький секретик. Вы – жалкая женщина. Все ваши попытки что-то там нарядить, причесать, накрасить – выглядят жалко. И знаете, почему Глеб до сих пор не развелся с вами? Правильно, из-за жалости. Переживает, как бы вы чего с собой не сделали.
С собой? Никогда! У меня трое детей, которым нужна здоровая бодрая мать.
А вот с теми, кто потоптался на моих чувствах – запросто.
— Так, значит…
— Представь себе. — с деланной досадой Ольга развела руками. — Так что не позорьтесь. Пошуршите в своих застаревших закромах, найдите остатки гордости… Если таковые еще имеются… и уходите. Сами. Пока вас не выгнали.
Что ж, вежливость вежливостью, но пинать себя какой-то нахрапистой малолетней звезде я не позволю.
— Надо же, — я нашла в себе силы усмехнуться, — как странно слышать слова о гордости от человека, который проехал через весь город, сжимая в потном трясущемся кулачке ссаную бумажку.
Я небрежно дунула, и дешевый тест улетел со стола, приземлившись ей прямо в волосы.
— Эй! — от неожиданности она испуганно дернулась, — Что ты творишь?
— Небольшая подсказка: чтобы доказать беременность, было достаточно предъявить свой живот, а не разбрасываться мусором. Во-первых, это не гигиенично. За этим столом вообще-то люди едят. А, во-вторых, слишком уж по-колхозному.
Покраснев, как маков цвет, Ольга вытряхнула полоску из волос и зло уставилась на меня.
— То есть по-хорошему ты не понимаешь?
Я проигнорировала ее шипение и, как ни в чем не бывало, продолжила:
— И, кстати, что в твоем понимании гордость, девочка? Ты же не против, чтобы я называла тебя девочкой? Сама понимаешь, разница в возрасте и все такое, — я неспешно взяла кружку и сделала глоток кофе. Обычно он был вкусным, а сегодня будто пластмассовый, но образ ледяной стервы поддерживал неплохо, — может быть то, что, узнав о любовнице мужа, я срочно побегу паковать вещи? Схвачу детей в охапку и, громко хлопнув дверью, свалю на другой край света, освободив, как ты говоришь, территорию для влюбленных голубков? Буду страдать вдалеке, обиженно молчать, ничего не требуя для себя и детей, и с тоской оглядываться в прошлое?
Судя по зло сверкающим очам, именно так эта принцесса и представляла исход сегодняшнего разговора.
— Серьезно? — хмыкнула я, — Так вот. Мой ответ – нет.
— Если ты уже забыла, то напоминаю. Я беременна, — она указала наманикюренным пальцем на свой живот.
— С чем я тебя и поздравляю.
— И моему ребенку нужен отец! Так что…
— Пфф, — я перебила ее небрежным взмахом руки, — я тоже беременна. А что с личиком? Разве Глеб не сказал тебе? И еще трое готовых громят летний лагерь. И прости меня за черствость, но я не считаю, что твоему ребенку отец нужнее, чем моим.
Да, черт возьми! Беременна. Четвертым. В тридцать семь лет. И да, буду рожать! Хотя в первые минуты, как узнала, был дикий шок и состояние из разряда «мне хана».