— О всех недоброжелателях сообщу следователю.
— Хорошо. Я вас жду!
Прежде чем отправляться в полицию, мы все-таки позвали девочек и снова показали им фотографии, предварительно прикрыв всякую срамоту черными квадратами. Оригиналы фотографий сохранили на флешку, как и само письмо с адресом.
— Это розыгрыш? — Кира подняла на меня глаза, в которых набухали слезы.
— Да, родная. Розыгрыш. Злой и бестактный. Мы будем разбираться с этим.
Она не выдержала и заревела. Надрывно и с явным облегчением. Я обнимала ее, гладила по голове, и с каждым мигом все сильнее заводилась. Меня переполняла ярость. Все сделаю, чтобы эта белобрысая шмара огребла по полной. Мясом наружу вывернусь, но она пожалеет о том дне, когда посмела сунуться в нашу семью.
Проревевшись, Кира отстранилась от меня и принялась растирать слезы по щекам.
— Держи, — Соня смущенно протянула ей салфетку, — и прости меня, пожалуйста.
— И ты меня.
К счастью, девочки помирились. И спустя пять минут уже сидели в комнате и возмущенно обсуждали проблемы кибербуллинга, и что бы они сделали, если бы нашли этих хулиганов. Они гадали, кто бы это мог быть? Кто-то из параллельного класса, или, может, из соседней школы? А может, противный мальчишка из двора?
Увы, девочки. Увы. Все это сделали взрослые, охреневшие от жадности и вседозволенности.
Убедившись, что с подружками все в порядке, мы с Тамарой отправились в участок. Материалы все предоставили, заявления все написали, потом она ушла, а я еще беседовала со следователем и вот там уже рассказала оставшуюся часть нелицеприятной правды.
А после участка поехала к мужу. Пусть подключается. А то накосячил он, а огребают все вокруг.
Глеб был у себя в кабинете. Увидев меня, он улыбнулся, но напоровшись на убийственный взгляд, настороженно спросил:
— Что случилось?
— Взгляни, — я шлепнула перед ним стопку свежераспечатанных фотографий.
Он их взял, принялся перелистывать, и с каждым фото все сильнее бледнел:
— Это бред какой-то! Это не я! Тань, слышишь? Не я…
— Да знаю я, что не ты, — рявкнула я.
— Тогда что это? Я не понимаю? — муж растерянно уставился на меня.
— Это то, что твоя дрянь прислала нашей дочери. Со словами о том, что ее папочка нашел себе новую женщину, и у них скоро будет новый ребенок.
Прохоров побагровел. В один миг выражение растерянности сменилось дикой яростью. Он обожал наших детей и мог ради них пробить любые стены. Уж в чем-чем, а в этом я никогда в нем не сомневалась.
Глава 15
После того, как пьяные соседи сверху затопили ее, Ольге все-таки пришлось переехать на ту квартиру, что для нее снял Глеб.
Это было унизительно, как плевок в лицо. С дурацким животом и сумками она пришла в убогую однушку. Под окнами в детском саду орали дети, а чуть дальше, сверкая шикарными окнами, высился дорогой элитник.
Ольга смотрела на него и кипела от злости и обиды. Почему кто-то живет там, в роскоши и достатке, а она вынуждена биться, чтобы выцарапать какие-то жалкие крохи!
Почему из всех мужиков ей попался самый жадный и дурно воспитанный? Вцепившийся в свою старую мочалку так, будто ничего ценнее не было.
Ольга силилась и не могла этого понять. Она ведь моложе была, красивее. Интереснее! Так какого черта он до сих пор был там, а не рядом?! Какого черта относился к ней, как к тупой ошибке?
Она до сих пор была в шоке от их последнего разговора. Сначала жена прохоровская, стерва конченая, довела. Выбесила своими алиментами! Крохоборка чертова. Потом сам Глеб наехал так, что два дня ревела.
Какие слова он ей кидал! Как смотрел! Будто она была мусором. Сказал, что если она посмеет еще раз сунуться к его драгоценной жене, то ее вышвырнут из города, как приблудную дворнягу.
Зло говорил, глядя в глаза. И Ольга даже поверила.
Правда, потом с девочками поговорила, и полегчало немного. Ну, в самом же деле, не в девяностых жили, никто беременную женщину силком никуда не повезет. Так что она немного успокоилась, притихла и стала думать, как дальше быть.
Отказываться от своих прав она не собиралась. И вообще была уверена, что Глеб, несмотря ни на что, скоро одумается и придет. Не зря же она беременела, должно же это дурацкое пузо в конце концов сработать!
Так и случилось. Недели через две.
Он сначала позвонил:
— Ты дома?
Оленька тут же включила голос нежного олененка и прошептала:
— Да, Глеб. Дома.
— Сейчас приеду.
Давно бы так!
Встречала она его во всеоружии – в кружевном белье и тонком пеньюаре, красиво струящемся вокруг тела. Жаль, живот с пупком торчал, но что поделать…
Однако вместо романтики и раскаяния, которые она успела себе придумать, ее ждал облом.
Глеб снова пришел злой. Без цветов и подарков, зато со стопкой распечатанных фотографий:
— Это что за дерьмо?!
Ольга с трудом спрятала злорадную улыбку.
Что, Глебушка, понравилось, что доченька твоя ненаглядная на папкину задницу любуется?
Спасибо Катьке за идею и воплощение! Сама бы лучше не придумала.
Жену-то ладно, один раз раздраконил – и все, дальше эффект неожиданности терялся, к тому же сама жена терпилой оказалась, не спешила гулящего муженька выгонять. А вот с детьми в эту игру можно было играть до бесконечности. У Глеба их трое – вот каждого по кругу и доставать. Пусть радуются. А если папаша захочет все это прекратить, то пусть раскошеливается. У нее полно хотелок, на которые надо о-о-о-чень много денежек.
Вслух, естественно, сказала другое:
— Я не знаю, что это, Глеб, — и нагнулась над столом, якобы рассматривая их, да так, чтобы в декольте было лучше видно сочную, налитую грудь. На фоне фривольных фотографий это выглядело остро, пикантно и возбуждающе. У нее самой даже пробежались мурашки вдоль спины, и приятно заныло между ног.
Давай же…
Смотри, какие снимки. Пусть и не настоящие, но зато какие смачные! Ммм…
Она даже глаза прикрыла от предвкушения. Представляла, что он сейчас откинет всю свою напускную порядочность, набросится прямо тут, посреди маленькой кухни, и сделает своей. Ольга шумно вдохнула, провела языком по сочным губам. Она была готова…
И Глеб действительно сорвался.
Только не так, как ей хотелось.
— Как ты меня достала, — зарычал мужчина и, сдавив горло, впечатал в стену.
Ольга испуганно охнула и схватилась одной рукой за мужское напряженное запястье, а второй – за затылок, которым тюкнулась об стену.
— Что ты делаешь? Я жду ребенка.
— И это единственное, что останавливает меня от рукоприкладства. Я же предупреждал. Чтобы не смела лезть к моей семье! Что из моих слов тебе было не понятно? Какого хера ты прислала это моей дочери?!
Глеб был не похож на самого себя. На скулах играли желваки, в почерневших глазах – ничего, кроме ненависти. От прежнего сдержанного и спокойного мужчины ничего не осталось.
Впервые Ольга по-настоящему испугалась:
— Я не знаю, что это за фотографии! Не знаю. Я их не делала и никому не отправляла! — из глаз брызнули слезы.
Все должно быть не так! Почему все не так?! Какого черта они все ведут себя неправильно?!
— Глеб, пожалуйста, — захныкала она, — ты делаешь мне больно.
Он оттолкнул ее от себя, как будто она была чем-то гадким и зловонным, и отступил на шаг.
— За что ты со мной так? — простонала Ольга. — Я ведь просто люблю тебя …
Она потянула к нему руки.
Ну же, чурбан бесчувственный! Смотри, какая красивая несчастная девочка перед тобой! Утешай! Извиняйся! Заглаживай вину!
Однако вместо этого прилетело жесткое:
— Да когда ты наконец поймешь?! То, что один раз мой член каким-то невменяемым образом попал внутрь тебя – ничего не значит! — прорычал он. — Ни ты, ни твой ребенок мне не нужны.
— Глеб, — на Олиных ресницах дрожали крупные слезы, — ну зачем ты так? Мы с малышом…
— Единственно, что мне надо, это что вы были как можно дальше от меня и моей семьи, — жестко припечатал он, — время, когда я пытался предупредить тебя по-хорошему, уже прошло.
По-хорошему? Да у нее шишка на затылке будет от его «по-хорошему».
— Ты смеешь угрожать беременной женщине?
— Забыла поговорку? Это временно.
— И что ты тогда сделаешь? — Ольга с вызовом посмотрела на него. — Вывезешь в лес? Дашь лопату и заставишь копать самой себе могилу? А может, продашь в рабство?
Она прекрасно знала, что ничего из этого он не сделает. Потому что слишком воспитанный, правильный. Она потому и положила на него глаз на той вечеринке – потому что показался самым спокойным и адекватным. Добрым!
Только вот не ожидала, что таким жадным окажется. Да еще и на жене дряхлой помешанным.
— Я? О, не-е-ет. Полиция все прекрасно сделает без меня.
Ольга фыркнула:
— А давно ли у нас полиция наказывает женщину за то, что мужик трусы на месте удержать не смог? — хлестко ответила она.
Удар достиг цели, и Глеб чуть не зарычал от злости, но сдержался.
— За это нет, а за распространение неприемлемого контента среди несовершеннолетних и клевету – да.
— Не понимаю, о чем ты, — Ольга сложила руки на груди.
— Это, — он ткнул пальцем в фотографии, — статья. Мать той девочки, которой ты это прислала – написала заявление в полицию. Мы с женой тоже.
— Я понятия не имею, что это за фотографии!
— Тем хуже для тебя. Игры кончились, пеняй на себя. Еще раз попадешься на глаза – в довесок к тому, что есть, будет заявление о преследовании. Заикнешься о деньгах – заявление о вымогательстве.
С этими словами он ушел, а Ольга, едва дыша, стояла у окна и кипела.
Они там чокнулись что ли все? Какая полиция? Какие заявления?
Просто зла не хватало!
Костеря на чем свет стоит и этого крохобора Глеба, и его жену вместе с выпердышами, Ольга схватилась за телефон, чтобы сообщить Катьке о том, что эти идиоты выкинули.