Это воля каждого. И каждый вправе сам решать, как реагировать на такие ситуации.
Я выбрала – жить дальше. Нормально жить. Без постоянных рефлексий, без оглядок и сожалений. Сложно? Да. Но я слишком люблю саму себя, свою жизнь и свое спокойствие.
И я не хочу, чтобы мои дети жили с несчастной матерью, видели истерики, неврозы и прочие прелести. Не хочу, чтобы они думали, будто в чем-то виноваты, и будто из-за них все это случилось. Не хочу одна растить малыша, который родится следующей весной.
Я бы смогла, справилась.
Но я не хочу.
Как и доказывать не пойми что и не пойми кому. Типа, я такая крутая, что и в горящие избы с разбегу, и коней табунами валю. Все сама, преодолею, превозмогу.
Могу. Но не хочу. Ни преодолевать, ни превозмогать, ни что-то там строить заново. И все у меня в порядке с гордостью! В полнейшем. Просто я уже не в том возрасте, чтобы жить по принципу: назло маме отморожу уши. Сейчас в приоритете я. Мои дети. Мои желания.
И нет, я не терпила. Я просто слушаю себя и то, что нужно мне. А еще смотрю. Широко открытыми глазами наблюдаю за Глебом.
Если бы я что-то заметила, почувствовала хоть какой-то намек на неискренность, на то, что он делает это все только ради того, чтобы сохранить теплое местечко и закрыть рот нелюбимой жене, я бы снесла все преграды на пути к свободе. Ушла бы в ту самую новую жизнь, о которой говорят любители радикальных мер, и не оглянулась.
Но я видела только одно – искреннее желание все исправить, страх потерять семью и раскаяние.
Как ни крути, мамино пресловутое «каждый имеет право на одну ошибку» не было лишено смысла. Осталось только научиться заново дышать, найти опору, островок спокойствия.
Вроде у меня даже начало получаться
А потом случилось это…
Мне позвонили.
Звонок поступил около полудня с неизвестного номера, и первое, что я услышала – это тишина. Острая, надрывная, хлесткой пощечиной прошедшаяся по и без того взвинченным нервам.
И тут же сердце сжалось от тревоги и дурных предчувствий. Хотелось бросить трубку и спрятаться, а на глаза сами собой навернулись слезы.
Чтобы справиться с невыносимой тоской, в один миг охватившей все мое существо, я положила руку на едва заметный живот, с невообразимым трудом проглотила ядовитый ком, вставший поперек горла:
— Слушаю, — получился не то шелест, не то шепот. На большее у меня не было сил.
Я даже опустилась на стул, потому ноги подкосились и превратились в ватные, слабые колбаски.
— Татьяна Валерьевна, здравствуйте, — с заминкой произнес незнакомый голос.
Его звучание никак не отозвалось в памяти, но легче от этого не становилось.
— Здравствуйте.
Снова заминка. Потом:
— Меня зовут Олеся. Я подруга Ольги.
Перед глазами поплыли красные круги, и на плечи будто навалилась каменная плита. Так тяжело стало, так неподъемно, что я даже пальцем не могла пошевелить.
Следующий виток, да?
Теперь в ход пойдут друзья, подруги, мамы, папы, бабушки, дедушки и еще хренова куча неравнодушных к Оленькиной судьбе людей?
Зареветь захотелось просто нестерпимо.
Конечно, сдержалась. А как иначе? Я же сильная, стойкая, мне все ни по чем…
Я только руку плотнее к животу прижала и осипшим голосом спросила:
— И что вам нужно, Олеся, подруга Ольги?
— Ничего… Я просто хотела вас предупредить…
Угрозы? Я запоздало подумала о том, что надо было включить запись телефонного разговора. Кое-как натыкала, включила:
— О чем?
— Ольга… она немного не в себе из-за всего происходящего, — раздалось из трубки, — никак не может смириться с тем, что ваш муж… в общем, не пошел у нее на поводу. Она очень обижается и злится.
— Вы позвонили, чтобы попросить меня не обижать бедную Оленьку? — невесело усмехнулась я.
— Нет. Что вы… — на том конце трубки очередная заминка, — я очень сочувствую вам и вашей семье. То, что она влезла к вам, это… это…
Я молчала терпеливо ожидая, пока моя неожиданная собеседница подберет слова.
— Это неприлично, — наконец сказала она.
— Что дальше?
— У Ольги очередная идея фикс. Она хочет, чтобы вы застали вашего мужа с другой женщиной. Скажу сразу, она просила меня подыграть. Я отказалась, мы поссорились, но я думаю, что она найдет кого-то другого на эту роль.
Час от часу не легче…
Хотя, вру.
Легче.
Слушая эту незнакомую девушку, я чувствовала необъяснимое облегчение.
Я почему-то верила ей. Такая вот взрослая доверчивая тетя. А что поделать.
— И как она собирается это сделать?
— Подгадает, когда ваш муж и вы будете в офисе. Подошлет к нему свою помощницу, та попытается его соблазнить. И в самый ответственный момент пригласят вас. Вы придете в кабинет, увидите их вместе, ну и…
— А ей-то что с этого? — устало спросила я, — Ни себе, ни людям?
— Именно так. Я не знаю, когда это будет. Не знаю, кто там будет. Но уверена на девяносто девять и девять, что Ольга так все и сделает, у нее уже бзик на этой почве.
Я молчала, переваривая услышанное. Олеся тоже как-то неуклюже замолкла на середине фразы. Потом правда кашлянула и добавила:
— Извините, что побеспокоила вас. Просто хотелось хоть как-то… компенсировать, а то я все молчала, молчала, думала, что она одумается. Надо было раньше позвонить. Простите.
Так странно слышать извинения от одного человека за поступки другого.
Конечно, хотелось наехать. Мол, раз все знала и мучилась от уколов совести, так позвонила бы раньше. Но я не стала.
Зачем? Она же все-таки переступила через себя. Позвонила.
Значит, не все в людях потеряно.
— Спасибо. Вы очень помогли.
— И это… как его… я рада, что вы остались с мужем, несмотря на все Олины происки. Вы очень сильная женщина.
— Вы о фотографиях, которые получила моя дочь?
В трубке раздался шумный выдох и убитое:
— И об этом тоже.
Я чуть было не прицепилась к ней с расспросами по этому делу, но вовремя прикусила язык. Она теперь и так никуда не денется, поэтому не хотелось спугнуть.
— А о чем еще?
— Вы знаете, мне пора. Я и так отняла у вас слишком много времени, — засуетилась Олеся, — хорошего вам дня…
— Погодите! Олеся! Пожалуйста, если вам есть что еще сказать – скажите. У нас сейчас очень тяжелый период, — я позволила эмоциям выплеснуться, просочиться наружу, — я держусь изо всех сил, но это очень непросто. После того, как Глеб связался с Ольгой, после того, как я узнала про ребенка на стороне, моя жизнь раскололась. Это очень тяжело… когда тебя предают…
Снова сдавленный всхлип в трубке.
— Олеся? — позвала я.
— Вы знаете, — едва слышно сказала она, — это предательство… Оно ведь за уши притянуто. Ольгу на тот прием пригласила подруга. Специально, чтобы помочь найти состоятельного мужчину. Простите, но имен не назову. На тот вечер Оля шла с четкой целью поймать кого-то на крючок. Она подготовилась и шла во всеоружии, чтобы не было осечек. И мне жаль, что выбор пал на вашего мужа.
У меня похолодело внутри:
— Вы имеете в виду, что она что-то сделала, чтобы увлечь его? — в душе всколыхнулось запоздалое горькое понимание. — Что-то подмешала ему? Отраву?
— Нет-нет! Не отраву! Она не преступница, чтобы травить человека! Просто таблеточки какие-то, для поднятия либидо, — сказала она и замолкла, а потом взяла и разревелась, — я не должна была вам этого говорить. Я плохая подруга.
— Зато честный человек. Спасибо вам.
Она, не прощаясь, отключилась, а я так и осталась сидеть, прижимая телефон к уху и слепо таращась перед собой.
Глава 18
После Олесиного звонка мне не дышалось нормально. Легкие будто перетянули железными шипастыми скобами, и с каждым движением они все сильнее впивались в измученную плоть.
Разве так можно?
Этот вопрос пульсировал в голове, выжигал сетчатку и набатом долбился в ушах.
Разве, мать вашу, так можно?!
Влезть в семью, сломать все там. Растоптать чужую веру в людей, чужую самооценку, ценности? Причинить боль, не жалея ни взрослых, ни детей. Насрать везде, намусорить. И все, потому что взяла и решила, что хочет. Хочет чужого мужа, чужое место, чужие вещи, деньги, жизнь. Все хочет. Сразу, на халяву, расплачиваясь за это исключительно технологическими отверстиями между ног. Решила, что ей нужнее, чем какой-то там незнакомой тетке и ее выводку. Она же ведь моложе, красивее, лучше!
Только чем?
Мне кто-нибудь может объяснить, почему вот эти охотницы за сладкой жизнью уверены, что они лучше тех, кто бережет семью, рожает детей не ради выгоды, а по любви. Тех, кто с самого начала рядом? Кто помогает становлению мужчины, обеспечивает надежный тыл, уют, ласку? Лучше тех, кто строил кирпичик за кирпичиком, а не прискакал с открытым, перекошенным от жадности ртом на все готовое?
Я не буду обесценивать ни себя, ни других женщин и говорить, что мужчины всего всегда достигают сами, и только благодаря своему собственному таланту, хватке и харизме. Есть такие, да, не спорю. Но гораздо больше тех, кто это делал ради семьи и вместе с семьей. Шел вперед, зная, что за спиной человек, который всегда будет подавать патроны и поддерживать, даже если весь мир повернется одним местом. Приходил домой после провалов и неприятностей, и его встречали с распростертыми объятиями, утешали, снимали боль, дарили новые крылья и уверенность, что нельзя сдаваться, и все получится.
А потом появляется ЭТО. С крашеными волосами, накачанной жопой и уверенностью, что ее физических данных достаточно для того, чтобы перечеркнуть годы чужой жизни.
И что самое жуткое, порой этого и правда хватает, чтобы поймать бывшего хорошего семьянина на крючок, ввести его в состояние «седина в бороду, бес в ребро». А если не хватает, то можно, как Оленька, сыпануть чего-то в бокальчик и, воспользовавшись моментом, подставить задницу.